Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна
Тетка вытащила из передника конфету и протянула малышу:
— На-ка, скушай соевый батончик! И вкусно, и полезно! Я сама с чаем люблю скушать пару соевых батончиков.
Ванька отшатнулся, уверенный, что эта улыбчивая, вкусно пахнущая тетя собирается его съесть. Он задрожал, и слезы покатились из его грустных турецких глаз.
Удивленной Рае объяснили, что у мальчишки прозвище такое — Соевый Батончик!..
Посмеялись по-семейному.
За всей суетой забыли про мать.
Она тем временем судорожно собиралась, запихивая в чемоданы лучшие вещи. Все они, когда-то модные, теперь не смотрелись богато, и она подумала, что много лет не покупала для себя ничего симпатичного, на выход… «Куплю в Анталье несколько платков и наделаю из них платьев…» Достала из-под паркетины долларовую заначку и спрятала ее на груди, в лифчик. До самолета осталось всего два часа…
Она потащилась с чемоданами к выходу, так и не сказав детям прощальных слов. Они почуяли ее уход и вышли в прихожую. Мать коротко обернулась, взглянула на них лошадиными глазами, показала зубы, а потом исчезла…
Верка шмыгнула носом, но тотчас была захвачена в объятия тетки и вновь зацелована.
— Теть Рай, — спросила Верка, — а мама вернется?
— Не тетя я вам…
— А кто?
— Бабушка, наверное…
— Бабушка? — Птичик распробовал непривычное слово, которое так приятно выговаривать.
— Ба-буш-ка…
— Так вернется мама?
— Конечно, вернется! — убедительно обещала тетка, а по-новому — бабушка…
Птичику казалось, что отъезд матери никак его не тронул, но скорее он запрятал любовь к ней, к странной и непутевой, главной женщине его жизни, куда-то глубоко в подсознание, а потому выглядел безразличным.
Верка также старалась не показывать истинных чувств, но маленький Ванька, еще совсем беззащитный, плакал несколько следующих ночей, а днем искал мать по всей квартире, заглядывая даже под кровати…
Через пару недель все попривыкли без нее, прибранные и обласканные бабушкой.
Ночами Птичик запирался в кухне и все смотрел себе в подмышку, удивляясь неменяющейся картинке звездного неба. Там, высоко-высоко, в бездне мироздания изменений нет… Покой и вечность… В ногах у него обычно спал Антип, и снился псу странный сон, как плывет он на какой-то лодке по большой воде с хозяином своим Нестором. Тогда Антип во сне скулил, а Анцифер гладил его по пузу большим пальцем правой ноги… А потом подросток засыпал, и каждую ночь ему тоже снился один и тот же сон, будто он слышит голос отца, который зачем-то называет ему странный незнакомый адрес:
— Поезжай, сынок, в Башкортостан. Там от Уфы пойдешь в юго-западном направлении. Дойдешь до Учалинского района, отыщешь Мансуровское месторождение… Далее инстинкт подскажет!..
После произнесения адреса отец сразу исчезал, растворялся миражом, а Анцифер просыпался встревоженный и дни напролет думал, что бы мог значить этот беспокоящий его сон. С течением дней Птичик озаботился этими снами настолько, что почти перестал замечать окружающих. Он похудел, жил почти по привычке и замкнуто, чем беспокоил доброе сердце бабушки Раи. По ночам он автоматически продолжал заглядывать в дыру, которая становилась почему-то меньше размером, да так быстро, что теряла эластичность, а в одну из ночей Птичик и вовсе не обнаружил входа в свою душу. Черная дыра исчезла, даже шрама не осталось.
А как-то ночью, когда он спал и в очередной раз прослушивал установку отца, его разбудил звук пришедшего на мобильный телефон сообщения.
Она писала ему, что стоит внизу возле его подъезда, и просила выйти.
Он вышел.
Она стояла в легком плащике и тряслась от холода. Белые волосы старался унести с собой ночной ветер.
Анцифер подумал о том, как это странно — одеваться не по погоде. Потом люди болеют и теряют иммунитет.
Она сначала бросилась к нему, но через два шага остановилась, будто сама себя осадила.
Он смотрел на нее и был удивлен, как может постареть и поникнуть женщина за такой короткий срок…
«Интересно, — подумал Птичик, — чего она хочет?..»
На самом деле ему было все равно, чего она хочет, его тянуло обратно домой, в постель, вновь и вновь смотреть сон про отца.
— Здравствуй! — Ее голос был больным.
— Здравствуй…
Она продолжала дрожать. Платочком вытирала заострившийся носик.
— Ты хотела меня видеть?
— Я тебя вижу, — ответила.
— Это все?
— Ты хотел на мне жениться… — Она попыталась улыбнуться.
— Да?.. Кажется, это было во сне.
— Какая разница… Я согласилась…
— Прошло время. Ты меня разлюбила.
Анцифер смотрел на нее и не понимал, чего хочет от него женщина отца.
— Прости меня за глупости, которые я наделала!
— Хорошо.
Неожиданно она бросилась к нему, обняла за шею крепко, вытянувшись на мысочках. Стояла так долго, упершись ему в горячую шею, чувствуя и его пульс, и биение своего сердца.
Он так и не обнял ее.
— Ты наказываешь меня!
— Нет.
— Ты не любишь меня!
— Мне всего шестнадцать.
Он осторожно отодвинул ее от себя и улыбнулся.
— Знаешь, — стащил через голову свитер вместе с майкой, поднял руку, — знаешь, а дыра заросла! Когда-то она внезапно появилась, а сейчас так же незаметно исчезла… Вот ведь…
— Я умру! — Она села на мокрый асфальт.
— Почему? — искренне удивился он. — Ты заболела?
— Мама моя!!! — завыла она от бессилия, понимая что перед ней стоит совершенно другой человек. Обычный шестнадцатилетний мальчишка, который еще несколько недель назад казался ей могучим мужчиной. Предмет любви исчез, а фантомная боль столь сильна!
— Ну, я пойду?
Она молчала в ответ и сидела, опершись руками о бордюр.
Он пошел — и ушел.
Алина вернулась в квартиру, подаренную ей Нестором, и остаток ночи лежала в горячей ванне, а бородатый Мебельщик поил ее сладким шампанским. Она развратно смеялась, соглашаясь на пограничные сексуальные эксперименты, о которых он не смел мечтать, а потом попыталась наглотаться воды из ванны. Ей почти удалось захлебнуться, но Мебельщик вытянул ее на ковер, откачал и еще долго припоминал Алине, что когда-то спас ей жизнь.
В ту ночь в ее сердце попала острая и ледяная игла. Она прожила всю жизнь с Мебельщиком, а он называл ее всю жизнь Каем. Так они и называли друг друга: она его — Мебельщиком, он ее — Каем…
Мебельщик никогда не просил сменить постельное белье…
Через неделю, в пятницу утром, Анцифер, стараясь, как мать, исчезнуть тихо, тайком покинул квартиру. Перед этим с величайшей осторожностью он засунул под кровать Ивана Хабибовича Оздема свой самодельный телескоп. Анцифер подумал, что брат есть брат, хоть и не сафроновских кровей! А вдруг?.. В аэропорту он купил билет до столицы Башкортостана и уже к вечеру вышел из здания уфимского аэровокзала. Ему пришлось пообщаться с милиционерами и отдать башкирам последние две тысячи рублей. Сержанты, спрятав деньги, в унисон подумали: какой странный русский парень. С отрешенным взглядом, он казался нездоровым психически и опасным… Ну да хер с ним!.. Видали они всяких опасных!..
А потом Птичик пошел на юго-запад.
Одетый в легкую спортивную куртку, потертые джинсы, без головного убора, он рисковал замерзнуть уже через пятнадцать минут, так как время было осеннее и на дороге лежал снег. Но ноги юноши, обутые в кеды, шагали скоро, и он быстро удалялся от аэровокзала.
Анцифер впервые находился на Урале, но, казалось, он точно знал направление, в котором шел. По его прикидкам, расстояние до цели составляло что-то около пятисот километров, и преодолеть маршрут он рассчитывал за десять дней.
Если бы его спросили, куда он идет, молодой человек затруднился бы с ответом. Юноша ответил бы, указав пальцем, просто: «Туда, так мне отец объяснил!» Но скорее всего он вообще ничего бы не ответил.
Во время похода все мысли Анцифера были короткими и ненужными, будто смерзлись кирпичиками. Он не мог ни о чем думать сложно, лишь время от времени слышал наставления отца:
— Учалинский район!
На третий день перехода в него стреляли. Оказалось, что местный охотник, башкир на лыжах, спутал его с лосем.
— Я чуть было тебя не убил! — признался местный промысловик и, оглядев встречного путешественника, поинтересовался: — Ты откуда такой взялся?
Птичик молчал, взгляд его был рассеянным, и охотник подумал, что встречный отморозил себе голову. Как-никак минус тридцать.
— Есть хочешь?.. У меня заяц в рюкзаке. Разведем костер и сварим!
Анцифер скользнул мутным взглядом по фигуре охотника да и пошел себе дальше.
Охотник в сердцах выстрелил из обоих стволов в лесную чащу, а неблагодарный юноша даже не вздрогнул.
«Мутант, — подумал охотник. — С Чернобыля… Будет что рассказать жене…»
