Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна
Она перестала подпрыгивать и заплакала, да так горько, что омыла слезами всех своих детей. И столько от нее отошло несчастной жизни, что тела братьев и сестры покрылись мурашками и наполнились нервической энергией. Сначала Верка стала подпрыгивать, затем мать за старое принялась, а потом и Птичик с Соевым Батончиком не выдержали. Так они и подпрыгивали где-то с час, объединенные общим духом одной турецко-русской семьи.
А когда все успокоилось, она, вспотевшая и обессиленная, рухнула в кресло и вынесла приговор:
— Хабиб во всем виноват! Он меня с пути истинного сбил!
— Турок, одно слово! — горько вздохнула Верка. — И вот ведь — ни одного подарка за всю жизнь не сделал!
— Папа!.. — пролепетал Иван Хабибович Оздем.
— Ну ладно! — определился Птичик и пошел из комнаты. Вся семья двинулась за ним.
Обнаружили Хабиба запертым в туалете.
— Выходи, друг! — попросил Анцифер. — Выходи!..
— Эй! — поддержала Верка. — Твой, что ли, туалет?
Грозно рычал Антип, поддаваясь всеобщему агрессивному настроению.
Мать хлюпала носом, а Соевый Батончик поскребся в дверь, неустанно повторяя: «Папа, папа!»
На зов сына Хабиб покинул убежище и предстал перед семьей пленным.
— Все, — определил Птичик. — Все! — Хабиб поднял на него испуганные глаза, давно уже не похожие на спелые маслины, и ожидал от этого огромного подростка насилия. — Все, ты больше здесь не живешь!
— А где? — спросил Хабиб.
— Ну как где? — удивился Анцифер и уточнил: — У каждого человека есть своя родина. Там ему лучше жить! Где родился, там и пригодился!.. Давай, дорогой, собирай вещи!
Хабиб было к матери оборотился, протянув к ней худые руки, но та виновато отвернулась, совершая в очередной раз предательство.
Всей семьей собирали Хабибовы вещи, оставили только кальян на память о нем, а он сидел в кухне на табуреточке и глядел в окно на осень. В этой стране всегда осень, думал он, даже когда лето и зима.
Мать его ребенка достала с полочки турецкий паспорт и протянула мужу.
— Я провожу его! — вызвался Птичик.
Он взял чемодан с вещами отчима и пошел на выход. Как бычок на заклание, поплелся за ним Хабиб. Уже в дверях он вскинулся и спросил:
— А сын?.. Сын мой как?
— Как-как! — отшила Хабиба Верка. — Ребенок с матерью должен жить!
Анцифер шел по улице чуть впереди Хабиба и думал о том, что не всегда мальчик должен оставаться жить с матерью. Сам бы он предпочел остаться с отцом, но Нестор умер, не оставив вариантов.
— У меня нет денег на самолет! — признался Хабиб.
Анцифер оборотился и, немного подумав, решил:
— У тебя вид на жительство российский есть! Быстро найдешь работу, недели за две заработаешь на билет.
Хабиб кивнул, а потом неожиданно заплакал. Его густые, похожие на оливковое масло слезы капали на асфальт.
Птичик подошел к нему и сказал:
— Обними меня, я дам тебе силы!
И Хабиб обнял этого странного подростка и действительно ощутил прилив сил, он больше не плакал, а успокоенно дышал на плече пасынка.
Через минуту Анцифер осторожно отстранил от себя Хабиба и добавил на прощание:
— А теперь уходи!.. Зверь!..
Возле подъезда Анцифера поджидал учитель.
— Ты где был?! — заорал. — Я в тебя вкладываюсь, а ты не ценишь!.. Где прячешься?! Я стараюсь, а ты!..
— Не надо кричать! — попросил Птичик. — Я же не раб ваш. У меня своих дел много!
— Почему ты не ходишь в институт?
— Я влюбился.
Учитель был обескуражен. Он знал, что такое быть влюбленным. Вспомнил рыжую Джоан и поинтересовался:
— А как же Нобелевская премия?
— Отложим.
— Надолго?
Анцифер пожал плечами: мол, кто знает, сколько любовь продлится.
Учитель сел на тротуар, обхватив руками голову. Он понял, что появившаяся надежда стать великим педагогом, чей ученик прославит Россию, канула в Лету. Перспектива возвращения в обычную школу на должность учителя физики навевала мысль о самоубийстве.
— Да не переживай ты так, учитель! Все еще будет!
— Тебе не понять! Когда перед тобой открыты все двери мира, когда ты обласкан планетой и любимой женщиной, вдруг тебе на голову падает горшок какой-то старухи Мейсен — и все! У тебя ничего нет! Твои мозги пусты и бездарны! Девушка твоя, солнце всей твоей жизни, отворачивается от тебя, — а зачем тогда жить?! Зачем жизнь без рыжей Джоан?..
Анцифер глядел на учителя, на его поражение от собственной жизни, и искал выход. Он нашел его быстро:
— Я тебе помогу.
— Как? — спросил учитель, в его глазах бултыхнулась надежда: — Вернешься в институт?
— Нет.
Надежда бултыхнулась и захлебнулась.
— Я решу пять самых трудных задач в истории и их решение подарю тебе! Если не будешь дураком, хватит на всю жизнь! И женщина вернется. Солнце твое! Согласен?..
Пообещав учителю вознесение на олимп славы, Птичик вернулся домой.
— Проводил? — поинтересовалась мать.
— Сука ты все-таки!
Она хотела было обидеться и запереться в своей комнате, но Анцифер удержал ее за руку.
— Ладно, — сказал. — Мне нужно у тебя спросить…
— Не хочу я с тобой разговаривать!
— Ну прости!
— Весь в отца! Тот тоже мудаком был!
— О'кей, один-один!.. Ничья! Я как раз об отце и хотел спросить…
— А чего о нем спрашивать! Чего о нем неизвестно? Лежит себе отдыхает, когда вся его семья страдает!
— Хорош, мам!.. Лучше скажи, не помнишь, что отец перед смертью сказал?
— А чего он сказал? Бред нес всякий! Тебе мозги напоследок решил покалечить. Кажется, удалось!
— Чего он сказал, мам?
— Другой левел! — крикнула из комнаты Верка, играющая с Соевым Батончиком. — Папуся сказал «другой левел», я сама слышала! Кстати, а что такое — другой левел?
Анцифер встрепенулся от Веркиных слов, будто ему стрела в сердце вонзилась, на глаза навернулись слезы, и он попятился, лишенный сил, в комнату, где упал на ковер лицом и заплакал, как в детстве.
А потом Верка гладила его по огромной мускулистой спине, успокаивала, приговаривая:
— Я тоже по папусе скучаю…
— Я могу у тебя жить? — спросил Птичик Алину.
— Если я попрошу, ты должен будешь уйти без вопросов!
— Согласен.
Они лежали в кровати, и Анцифер с удовлетворением чувствовал под собой новые простыни.
— Слишком много секса, Физик! — сказала она. — Я теряю себя!
— Ты всегда можешь отказаться.
— Не могу.
— Парадокс?
— Да.
— Женщине не нужно столько думать. Мыслительный процесс в конце концов делает человека несчастным, особенно женщину.
— Наверное.
Она кормила Анцифера непрожаренным мясом, стирая с его подбородка кровавые капли…
А потом они смотрели в черную дыру. По очереди. Он видел созвездие Лебедя, а она — гибнущего в океане Нестора.
Он постоянно спрашивал, что она наблюдает, и Алина начала врать, что ей представляется звездное небо. Она не хотела злить его.
— Ты больше не видишь отца?
— Нет.
— Знаешь, что он мне сказал перед смертью?
— Что?
— Его последними словами были — «другой левел». Мне кажется, перед смертью он что-то понял, что-то очень важное.
— Хорошо для него.
— Он смеялся, перед тем как умереть.
Она помнила Нестора совсем другим, с истерикой в душе, которую он с трудом сдерживал, помнила, как он пытался любить ее, но был совсем немощным. Вспоминала, как он смотрел на нее обреченно, когда она уходила от него в последний раз… А потом ее нашел его друг, чтобы передать деньги… Она целый год прожила с ним, называя Другом. Ему это очень не нравилось, он просил звать его по имени, но она продолжала мучить любовника, пока не замучила до нервной болезни. Друг улетел в Италию и совершил на своей лодке «Светлана» кругосветное путешествие. Через год он позвонил Алине и сказал, что вылечился от нее. Почему-то в ответ она сказала «спасибо» и представила себя бородавкой, которую выжгли кислотой…
По ночам Анцифер запирался в кухне и решал дифференциальное уравнение Ван дер Поля. Ему понадобилась неделя, чтобы найти ответы, для чего он создал некую свою математику с принципиально новой системой отсчета.
Всю эту неделю Анцифер не дотрагивался до Алининого тела, был отстранен от всего мирского, а она не мешала ему, только мясо жарила с кровью.
Чтобы доказать гипотезу о дружественных числах, Птичику понадобилась леска с крючком. Он забросил снасть в черную дыру и выловил со дна души своей лишь каплю… Решение пришло через три дня.
Ко всем задачам «Коуровской тетради» им было найдено три последовательных математических ключа, которые он про себя назвал «сафроновские ключи», понимая, что в историю они войдут под именем учителя.
Затем была обратная теорема теории Галуа…
Последней аксиоматическая теория множеств ZFC — теория Цермело-Френкеля с аксиомой выбора. Он нашел три непротиворечивости этой теории и создал модель для нее, введя в математический анализ понятие «горшок старухи Мейсен» как синоним Провидения, как поправку Вселенной.
