Алексей Санаев - Уругуру
– Он чертит ваши просьбы, – пояснил Малик. – Абдаллах хороший предсказатель, несколько раз он мне серьезно помог.
– Каким образом? – спросил Оливье.
– У меня была девушка. Однажды я пришел сюда и спросил Абдаллаха об ее верности. Он сказал, что она мне изменяет, и я бросил ее.
– А если Абдаллах ошибся?
Малик несколько раз утвердительно качнул головой:
– Вот и она мне твердила то же самое. Но уже одно то, что она не верит Абдаллаху, повод порвать с нею. Больше я ее не видел. А ты, Оливье, не хочешь узнать, верна ли тебе жена?
– Нет, – быстро ответил Лабесс.
– А в чем технология? – подозрительно поинтересовался я, глядя, как ветки и камни складываются в незамысловатый узор. – Как он узнаёт правду?
Малик перевел мой вопрос.
– Я не знаю правды, – пожал плечами Абдаллах. – Мне скажет ее Уругуру.
– Уругуру – это Лис?
– Да. Ночью, после заката, когда здесь не будет ни единого человека, если взойдет луна, сюда приходит Бледный Лис Уругуру, который знает прошлое и будущее каждого человека. Он умнее догонов, он мудрее белых людей-тубабов. Бледный Лис ответит на ваши просьбы, и завтра утром вы будете знать судьбу.
Я содрогнулся, представив, что с утра снова придется карабкаться из Тирели на вершину стометрового плато.
– Как мы узнаем, что Бледный Лис был здесь?
– Так же, как об этом узнаю я, – был ответ.
– Все ли знает Лис?
– Да, Уругуру знает все.
– А можно нам увидеть его?
– Ты можешь прийти сюда ночью, притаиться за этим баобабом и увидеть Лиса. Но если Лис увидит тебя, я не ручаюсь за твою жизнь.
– Он убьет меня?
– Я не знаю, что с тобой может случиться. Это знают только боги и Бледный Лис, – ответил мне правоверный мусульманин Абдаллах.
Мы снабдили его дополнительной порцией орехов колы за такую потрясающую откровенность. С одной стороны, слова предсказателя могут показаться полной чушью, особенно когда читаешь эти строки, сидя на кожаном диване где-нибудь в Европе. Но здесь, в Стране догонов, где на каждом шагу вокруг тебя по неизвестным причинам умирают или падают сраженные параличом люди, где каждую минуту ты слышишь малопонятные, глухие угрозы, произносимые столь спокойным тоном, что становится ясно, почему жизнь и смерть стоит здесь не дороже горсти орехов колы. И от всей этой мистики тебе становится не по себе...
Когда мы еще жили в Номбори, со мной случилось происшествие, которое мне до сих пор неприятно и страшновато вспоминать. Мы втроем – я, Амани и Малик, – шли по узенькой тропинке позади деревни в поисках пещеры с наскальными рисунками. Мы взяли проводника из жителей деревни, знавшего, где эта пещера находится, но первым в цепочке шел именно я. Возле старого заброшенного амбара тропинка разветвлялась направо и налево, и я смело взял левую. Но не успел я ступить на нее, как сопровождавший нас догон резко схватил меня за плечи:
– Стой!
– Это почему? – огрызнулся я, освобождаясь от его длинных цепких пальцев.
– Запрещено. По этой тропинке нельзя идти.
– А что с ней такое? – озабоченно поинтересовался я, глянув вперед: тропинка как тропинка, никаких капканов, змей, скорпионов, следов крови или чего-то другого необычного заметно не было.
– Она священная, она ведет к святому месту. Только хогон может ходить здесь.
– А что будет, если я пройдусь по ней? – с интересом спросил я.
– Если ты сделаешь шаг, ты умрешь.
Я посмотрел вперед. Передо мной была обычная, поросшая травой дорожка, ничего подозрительного.
И если бы дело происходило в Москве, я бы, не задумываясь, шагнул вперед и рассмеялся бы в лицо жрецу любой конфессии. Но в глубине Африки настроение становится не таким уж боевым, и постоянное давление необъяснимых, сверхъестественных фактов оказывает свое действие на психику. Я оглянулся: позади нас остановилось несколько местных женщин с огромными мешками сена на головах. Они опустили свой груз на землю и с любопытством смотрели, что будет дальше. В их глазах читались немое спокойствие и стопроцентная уверенность, что сейчас они станут свидетелями смерти белого человека. И я не знаю, что случилось со мной. Не то чтобы я испугался, что бредовые предрассудки догонов подействуют на меня. Но мне показалось, что развенчивать мифы, доказывать этим людям, что их вера не стоит и гроша, просто незачем. И я отступил. Женщины, как ни в чем не бывало, погрузили мешки обратно себе на головы и отправились дальше...
Друг Бледного Лиса нарисовал на песке свой очередной шедевр и попросил нас прийти после рассвета.
– Результат, – сообщил он нам, – гарантирован, если только зверь соизволит явиться.
И хотя я ни на секунду не верил и никогда не поверю никаким предсказателям будущего, я попросил Амани и Оливье отойти чуть в сторону и, стесняясь самого себя, задал старику через Малика свой главный вопрос...
Вечером мы с Оливье сидели на крыше нашего глиняного домика, пили свежевыжатый ананасовый сок и рассуждали о мистериях догонов. Оливье, как и всегда, когда он входил в образ ученого, перемежал свои сентенции глубокомысленными междометиями:
– В Европе... э-э-э... принято демонизировать догонов. Даже многие серьезные ученые пребывают в уверенности, что догоны – самое, хм... таинственное племя Африки. Что им... ну, открыто знание о прошлом и будущем, они умеют управлять своей судьбой... И прочий бред в этом роде. На самом деле скажу вам, Алексей, что у всех народов Африки имеется космогония не менее завернутая, чем здесь. Поезжайте к ашанти или к йоруба – то же самое. Жуткие маски, жестокие легенды о Сотворении мира и ценность человеческой жизни, сравнимая с горсточкой проса. Просто никто еще не добрался до них, это... вопрос будущего, быть может, и нашего с вами.
– Почему же именно догоны стали так известны?
– Думаю, по двум причинам. Во-первых, здешний необычный ландшафт и их географическая изолированность от внешнего мира способствуют формированию особого восприятия этого народа соседями. Догонов в Западной Африке... э-э-э... побаиваются, в первую очередь из-за их нелюдимости, а еще благодаря их прекрасному знанию животного и растительного мира. Они научились использовать травы, корни, плоды деревьев в медицинских и ритуальных целях. И если кто-нибудь на ваших глазах «превращается в гиену», это значит только одно: вас опоили или обкурили каким-нибудь зельем, приготовить которое любой догон может с закрытыми глазами.
– Что-то в этом роде сделали с Жаном-Мари? – спросил я.
– Думаю, да. Какой-нибудь растительный яд... м-м-м... кольнули в голень – и в кусты, никто и не почувствует. А потом нарисовали на песке следы ящера чтобы местные жители, не дай бог, разуверились в своих многовековых бреднях. Я вам больше скажу, у меня сильное подозрение, что и с вашим приятелем – вождем Нукуру они сделали что-то подобное. И не исключаю, что через некоторое время вождь благополучно пробудится и еще побегает. А весь спектакль был срежиссирован для того, чтобы мы убрались и больше не появлялись в Номбори.
– Ну-у-у... – протянул я, отпил ананасового сока и продолжил: – Это, в конце концов, сейчас не так уж важно. Гораздо важнее то, что мы выяснили о теллемах, и то, что осталось невыясненным, а именно живут ли они в этих вот пещерах на утесе, а если нет, кто там живет и как туда вообще попадают живые существа.
Оливье осторожно повернулся и придвинулся ко мне с видом опасного заговорщика:
– Алексей, я думаю, э-э-э... вы сами прекрасно понимаете, что путь к открытию этих загадок у нас с вами только один.
– Да? – спросил я, прекрасно понимая, о чем идет речь.
– Да! – торжественно кивнул Лабесс. – Догоны полагают, что они тут самые умные, но в Европе тоже не дураки сидят, верно? Сегодня, когда мы возвращались с плато, я на минутку отлучился, а потом нагнал вас, помните? Так вот, я установил свою портативную видеокамеру в кустарнике. Сейчас, Алексей, перед самым закатом, мы пойдем прогуляемся к утесу и включим на ней запись с помощью вот этого пульта дистанционного управления!
Я схватил его за плечи:
– Вы хотите сказать, что направили камеру на утес и утром мы сможем проверить, что происходит ночью в пещерах теллемов?!
– Т-с-с... – страшно зашипел Оливье и перешел на русский: – Конечно.
– Никто не видел, как вы ее ставили?
– Нет. Вы же не видели! Малику, по моему убеждению, верить нельзя: он местный, – да и Амани незачем знать лишнего: она слишком впечатлительная натура. Если аппаратура сработает и покажет, где искать пещерных жителей, утром нам не понадобятся ни предсказатели, ни Бледный Лис, ни другие представители местной фауны. Мы будем иметь точное представление о том... э-э-э... живут ли здесь теллемы и где именно.
Я был восхищен планом, хотя и опасался, что кто-то из догонов все же заметит нашу мини-камеру на карманном штативе и раскурочит ее. Но сама по себе идея показалась мне вполне остроумной. Перед самым наступлением темноты мы прошлись по деревне, заметая следы лучше самых искусных разведчиков. Неторопливо прогулялись к утесу.
