Дмитрий Липскеров - Осени не будет никогда
Прикосновения его языка были ей приятны. Куда больше, чем секс. Это было похоже на нежность, хотя Билл, вероятно, совершенно не понимал, что сие значит. Она попискивала от удовольствия, пока вновь не услышала:
— Давай за колбасой!
— А если меня убьют? — поинтересовалась Лиля.
— Будет жаль, — ответил Билл без особых эмоций. — Таких больших, как ты, да еще с кем поговорить можно, в России нет.
— Только в Америке?
— Ага.
— Колбасы не обещаю, но хлеба раздобуду!
— Все-таки мясное лучше, чем злаковые…
— Жди, — согласилась Мятникова и скользнула в дыру.
Она бежала неутомимо, абсолютно уверенная, что отыщет дорогу назад. Ей было необходимо попасть наверх, иначе никакой пищи она не раздобудет. Выбежала на станцию «Каширская», которая в этот час была совершенно пуста. Мятникова глянула на электронное табло и поняла, что сейчас раннее утро. Гудела уборочная машина, которую толкала тетка в желтой робе.
Моему мясо нужно, напомнила себе Мятникова и по ступенькам выбралась на платформу. Отсиделась за колонной, а когда тетка двинулась в обратную сторону, оставляя за машиной мокрую полосу, побежала к эскалатору, цокая коготками по мраморному полу.
Глядя ввысь, Лиля поняла, что самоходом наверх не долезет, набралась наглости, напружинилась и прыгнула к рычагам управления.
Я ему достану мясо, думала она со злостью, толкая мускулистым боком тумблер. Ишь, маленький, без мяса он не может!..
Наконец тумблер поддался, под ступенями глухо загудело, Мятникова прыгнула на поручень и поехала на свет Божий…
Навстречу спускались две молоденькие обходчицы, которые над чем-то задорно смеялись. Их лица были в густом макияже, глаза — с накладными ресницами, как буд-то девочки не прочность рельсов проверять направлялись, а на Венский бал.
Одна из них увидела плывущую на поручне Мятникову и застыла от ужаса, а другая, проследив за взглядом подруги и обнаружив причину ее ступора, остановилась и тут же села на ступеньку в глубоком обмороке.
Позже она рассказывала коллективу, что крыса была метра полтора в длину и килограммов пятьдесят весом.
— Чего только у нас в метро нету, — согласился обходчик Мышкин, единственный в бригаде мужчина. — Тысячи километров путей, дорог, проходов, ответвлений… Диггеры боятся ходить, говорят, монстры всюду!
— Ты сам — монстр, Мышкин! — заливаясь смехом, сообщила одна из девиц, розовощекая и крупнобюстная.
— Это вы по причине моего малого роста, Дарья Михайловна? — поинтересовался обходчик, пошевелив носом, из которого росло. — Издевочка, так сказать?..
— Что вы, что вы, Михал Соломоныч! — еще пуще захохотала девушка. — Мал золотник, да дорог! У Машки пузо в три обхвата, а всего лишь на пятом месяце!..
— Попрошу в личное не вмешиваться!
— Да какое же это личное! — всплеснула руками неугомонная Дарья Михайловна. — Вы до нас до всех домогались! А Машка на «Мартини» сломалась! А если бы мы вам все дали?
Вопрос был тяжелым, но обходчика спас бригадир, разоравшийся, что время рабочее идет, а они хихоньки да хаханьки!..
Бригада, включив фонари, направилась в тоннель…
Мятникова подлезла под дверь и, будто смазанная салом, выскользнула наружу.
Ранее утро было приятным, подсвечивало солнышко, и воздух еще был чист и свеж. Но Лиле было не до красот природы, она галопировала вдоль стен домов, напрягши зрение и слух до предела.
Неожиданно сзади загавкала какая-то собачонка, и крыса, еще больше припадая к земле, ускорила бег до предела.
Собачонка не отставала. В ее лае уже чувствовался охотничий азарт, и Мятникова подумала, что дело плохо.
Ах ты, друг человека! Ах ты, псина вонючая!
Собака уже догоняла петляющую крысу, а сзади слышался женский голос, который подбадривал собственность:
— Ату ее! Ату!
Собака щелкнула челюстью, и лишь чудом кончик крысиного хвоста проскочил между ее зубов. Оставшись, таким образом, целым.
И здесь Мятникова решила принять бой. Нет погибать же так просто!.. Она обернулась, подскочив при этом на метр, увидела старого облезлого пуделя и вонзила идиоту в горло свои резцы. Артерия у собаки лопнула тотчас, и она, продолжая еще радостно тявкать, была уже обречена.
— Пинцет! Пинцет! — кричала Алия Марковна.
Лиля увидела открытый посреди дороги канализационный люк, подхватила дохлого пуделя, подумав: «Вот и мясо», — и утащила тело в недра городских коммуникаций.
Напоследок она услышала истошное «А-а-а!», наплевала на него и постаралась передвигаться под землей как можно быстрее, дабы уйти от возможной погони.
Мятникова чувствовала, что канализация непременно связана с метрополитеном. Так оно и оказалось. Лиля услышала за стенкой гул, проходящего поезда и принялась судорожно искать какую-нибудь дыру.
Мертвая псина мешала передвигаться, но, являясь мясной добычей, согревала душу и давала уверенность, что толстый Билл будет доволен.
Наконец, крыса Мятникова отыскала прогнившую трубу, через которую попала в тоннель. Она выбиралась задом, напрягая последние силы, чтобы вытащить за собой пуделя Пинцета. Ей это удалось, когда, казалось, силы кончились: она пробкой вылетела из трубы, а сверху на нее плюхнулась жертва.
Всю эту картину наблюдал обходчик Мышкин. Он подумал, что все это достоевщина какая-то, затем испугался до спазмов в животе и бежал, пуская газы, до самой станции, чуть не попав под шурующую на полной скорости дрезину.
Мятникова минут пять полежала, восстанавливая силы, затем, вспомнив о Билле, взяла пуделя за загривок и потащила его в темноту…
Через два часа она нашла своего друга. Тот безмятежно спал в окружении огромного количества обглоданных костей.
— Я пришла! — сообщила Лиля.
Не открывая глаз, он ответил:
— Хорошо.
— Я принесла мясо.
Билл открыл один глаз и оглядел тушку мертвого пуделя.
— Собака?
— Пудель.
— Я собак не ем. Я с ними работал бок о бок. К тому же я сыт.
Она, едва не погибшая, от таких слов рухнула на землю. Спросила лишь:
— Чего ел?
— Тех, кто поджарился на газовом взрыве, — ответил Билл лениво.
— Крыс?
— Нажрался до отвала. Там еще есть. Хочешь?
— Ты — каннибал.
— Чего?
— Я лучше пуделя съем.
— Как-то не гуманно это… Но дело твое…
Мятникова есть крысятину совсем не хотела. Знала, что в других странах едят собак, что многие даже считают их мясо деликатесом, а потому, истощенная за последние дни, решила отобедать пуделем Пинцетом.
Острыми резцами она легко раскроила собачью шкуру, словно опасной бритвой. Сделала надрез возле шеи, повела его по животу, к паху, ту же самую процедуру проделала на спине собаки, где-то рванула, где-то перекусила и через полчаса работы получила чистенькую мясную тушку.
Вот только голову она разделывать не стала. У дохлого Пинцета были открыты глаза, в мертвом взгляде до сих пор держался тусклый свет идиотской радости. Мятникова просто отгрызла псу голову, а затем принялась насыщаться, разрывая тушку на куски.
Набив брюхо, она решила оттащить куда-нибудь подальше собачьи голову и шкуру. Поволокла, но вдруг что-то блеснуло в голубоватой шерстке. Это заставило Лилю прерваться и порыться в кудерьках. Она выудила на свет Божий обыкновенную собачью медаль, на которой было написано: «Отличнику породы». Осталась к находке равнодушна и вновь уцепилась за шкуру, чтобы тащить.
— Ну-ка, ну-ка! — услышала она Билла. — Что там?
— Я думала, что ты спишь…
— Я никогда не сплю, чтобы совсем! Чего это блестело?
— Собачья медаль, — равнодушно ответила Мятникова, продолжая волочить ненужное.
— Постой, я сказал! — рыкнул американец.
Она вздрогнула и остановилась.
— Собака была заслуженная! — резюмировал крыс, поднявшись на лапы. — В нашем деле просто так медали не дают!
— Да это побрякушка за отличную породу!
— А у меня, по-твоему, что, порода плохая?! Я — американец! А после взрыва мины все погибли, и меня некому было отметить! Так что я заслужил награду! Тащи медаль!
Лиля усмехнулась, но подчинилась. Взяла тоненький ошейник с медалькой и принесла Биллу. Тот продел голову в ремешок и сделал гордый вид.
— За службу Родине! — проговорил он с пафосом.
— Какой? — поинтересовалась Мятникова, поставив крыса, в неловкое положение.
— В самом деле, — задумался он.
Думал Билл долго и, наверное, его вживленный чип работал бы еще дольше, а мог и совсем зависнуть, если бы на помощь не пришла Мятникова.
— У тебя мать — русская, так?
— Да.
— Мать русская, отец американец, значит, у тебя две Родины.
— Это очень мудро! — похвалил Билл подружку после некоторых размышлений. — За службу русской Родине!
— Ура! — поздравила Лиля.
Неожиданно ее затошнило, она отвернулась и принялась извергать недавно съеденную собачатину.
«Несвежая, что ли? — подумала она. — Хотя, как может быть пудель несвежим, если я его сама убила…»
