Алан Черчесов - Дон Иван
Он ушел. Я посмотрел на альфонса, что гляделся в мое отражение. Салют, нетопырь. Скоро с тебя наемные члены Москвы будут взимать профсоюзные членские взносы.
Очень хотелось подраться. Футболист, как назло, все запаздывал. Решив навести о нем справки, я проследовал в зал, где наткнулся на Жанну. Она ликовала. С ее рук свисал шмат пиджачной подкладки.
– Сорву куш с фанатов.
– У подруги твоей, как я погляжу, когти крепкие.
– Не крепче, чем кулаки. Завтра в газетах напишут, что нападающий сборной получил травму на тренировке. Фингал у него на полхари.
– Выгодный оказался проект – любовник любовницы лесбиянки. За меня впервые в жизни подрались. Плюс разок предложили подраться вместо меня.
– Пожалуйста, увезите меня. Ну пожалуйста же! Я даже минуты не выдержу, – застонала Мария и задышала мне пеплом на воротник.
– Не дури, – погрозила ей Жанна. – И без тебя Матвей весь на взводе. Бермудского не расколол.
– А на что? – спросил я.
– На киношку. Фортунатов придумал сценарий и даже нашел режиссера, какого-то немца, говорят, семи пядей во лбу, и теперь, как всегда, все упирается в филки. – Жанна надела тряпку панамкой на фикус. – На фига она мне, правда, Дон?
– Ты пьяна, – сказал я.
– Причем в жопу. Я себе так противна, что и трахаться не хочу. Могу дать любому и не заметить. А могу не дать Брэду Питту. Еще пара таблеток – и я тебя, пупсик, забуду.
– А у вас бывает когда-нибудь так, что…
Жанна ее оборвала:
– Бывает. А иногда так бывает, что – уууу… – Изобразив истребитель, она вышла в пике и приземлилась на джентльмена в полоску. – Пардон, ради Бога, Олег Николаич!
– Пустое, – сказал джентльмен, подтянув себя ловко за брючные складки. – Ваш приятель?
– Мой друг, Дон Иван.
– Окантовский. Очень приятно. Вы здесь новенький?
– А вы олигарх?
Он заливисто расхохотался.
– Ну зачем же вы так! Всего лишь удачливый коммерсант. Нам надо как-нибудь с вами поговорить. Не возражаете?
– Разумеется, нет, – заверила Жанна. – Собеседник Иван замечательный. Еще раз простите, пожалуйста.
Вмиг протрезвев и ругаясь сквозь зубы, она поволокла меня в сторону.
– Вот пидор! Теперь не отвяжется.
Мария тащилась за нами и ныла:
– А у вас не бывает такого, что вы ни с того ни с сего понимаете вдруг, что кого-то убили? Просто на время как будто про это забыли, а тут раз – и как вспышка…
– Бывает немного не так, – сказал я. – Бывает, что я не убил и забыть про то не могу. Вот как бывает. Но про вспышку – все верно.
– Ишь, в дублеры тебя записал! – сердилась Жанна, и я уже чувствовал, что – на меня. – Собирает табун жеребцов для своей полудохлой кобылы. Не вздумай к нему подгребать. Ты ж не какой-нибудь там содержанец!
– Ты это серьезно?
Она впилась в меня мутным взглядом.
– Мне кажется, вас постигла недавно душевная травма, – сказала Мария.
– Эй, немощь, а ну отвяжись от него! – окрысилась Клопрот-Мирон.
– Перестань, – сказал я. – Ты пьяна.
– Сам ты пьян, чертов бомж.
Она обняла меня и заплакала.
– Ой, – сказала Мария.
– Чего “ой”? – заворчал ее муж, дополняя нашу компанию. – Не “ой”, а “ах”. Полный ахтунг. Я ему и в кишки уж пролез, а он ни в какую. Только бледнеет и лыбится, как жвачка на зубы. Вечность бы делать из этих людей, сносу б не было! Скряга. Карикатура! Ты чего тут скулишь? Домой агитируешь? Рано! Хочу с патриотом за родину выпить.
Мы насели на водку, а Жанна, окатив нас презрением, поплелась рисовать по паркету восьмерки и справляться у встречных, где Клара.
– А еще бывает до ужаса страшно, как представлю себе, что не быть никогда мне Шекспиром, Чеховым, Моцартом, Гауди… И зачем тогда жить?
– Ты для начала пипиську себе отрасти, а потом сокрушайся, родная, – посоветовал Фортунатов.
– А Жанной д'Арк? – спросила Мария. – Мне тридцать лет, и я никогда не стану уже Жанной д'Арк!
– Зато не взойдешь на костер. И потом, Жанна д'Арк – это только до свадьбы. Иди потанцуй. Вон тебе и напарник поспел: волосатая сволочь гусар Колотовкин. Отправляйся на перехват. Я, солдат, от него устаю. Абсолютно ничтожная личность. И, как любая ничтожная личность, норовит стать поэтом. Сам же примат, да и пьет, как свинья. На днях посетил Лужники, где вылез на лед обнаженным. Пришлось брить каток… Пока эти двое вальсируют, поделюсь с тобой, если хочешь, идеей блокбастера. Только признайся сначала, ты одностаночник или и нашим и вашим пуляешь? Не обижайся. Просто будь ты немножко и гомиком, я бы взял тебя в долю. Здесь есть пара фруктов, которые можно крутить на хорошие бабки. За дело святое не стыдно подставить очко – если, конечно, очко не твое, а чужое… Кино-то ты любишь?
– Не дергай руками, Матвей! Я кофе разлила на бюст, – пожаловалась симпатичная старушенция, вот уже минут пять караулившая в наших широтах возможность приткнуть свое ухо к какой-нибудь сплетне.
– Надеюсь, мрамор не попортила? – осведомился Фортунатов, отирая салфеткой пятно на запавшей груди. – Познакомься: Аглая Трофимовна Штучкина.
– Стычкина, – поправила бабка. – А вас как величать, юный принц?
– Фон Мирон он. Герой чеченской войны, – представил меня Фортунатов и грозно нахмурился: – Опять сквозь кордон проскользнула? Эта старая шельма, солдат, проникает повсюду, как вирус. Посетила две тыщи приемов – ровно столько, на сколько ее не позвали. А начинала свое прохиндейство с именин товарища Ленина.
Старушка хихикнула и проглотила эклер.
– В юности мир вращается вокруг тебя, в зрелости – мимо тебя, в старости – без тебя. Вот и приходится мне, молодой человек, цепляться за праздники, чтоб не удариться в траур. А вообще я литкритик. О книжках пишу.
– Иногда и читает крест-накрест, – похвалил Фортунатов.
– А он со мной спал. Лет тридцать назад, – доложила мне критикесса.
– Да ну! – изумился Матвей. – А не врешь? Хотя… – Он почесался под мышкой, подергал за мозглые патлы и недовольно насупился: – Тогда ты была ничего. Ходила в правление союза обольщать старперов коленками. Все может быть. Прошлое – подлая сука. Соврет – не заметишь… – Он загрустил, потом спохватился: – Блокбастер!.. Хочу предложить толстосумам идею сценария. Вот послушайте. По-моему, весело. Предположим, что там, наверху, – Фортунатов ткнул пальцем в сферический свод потолка, – совсем наверху. Выше нас ровно на небо… Предположим, что там, у богов, водворился демократический строй – на свой господский манер. Сидят себе небожители за столом, вроде нашего, и обсуждают, кому снаряжаться на Землю. Служить по данному ведомству никто особливо не жаждет: не прельщает сырой человеческий материал. После службы на этом участке страдает здоровье, да и характеры портятся. Приходится отправлять небесных посланцев, надорвавшихся в наземной спецоперации, за казенный счет в заграничные санатории, то бишь в другую галактику, а вояж-то не из дешевых! Тут самое время обрисовать пару-тройку богов, тщившихся совладать с человечеством: мрачного боженьку-психопата, погрузившего мир в эпоху средневековья; мечтательного эстета, поощрявшего Ренессанс и всяких его леонардо с джокондами… В общем, дать пунктиром, что называется, предысторию. Тут вам и библиотечный зануда с перхотью на воротничке, безуспешно внедрявший на практике Век Просвещения. И нервический параноик, взбудораживший романтизм с его хромоногими лордами, улепетывающими от климакса под греческие пули. И, конечно, картавый бухгалтер, нащелкавший нам на счетах перебор революций и заработавший тем нервный тик. Плечо к плечу с ним – злобный карлик, страдающий метеоризмом, именно этот пердун и наслал на нас две мировые войны. Последним же в списке – сонный обжора, что пришел лилипуту на смену, чтобы укоренить на планете общество потребления. Устроив нам эту прелесть, он погрузился в депрессию и запросился домой, на небесный постой. Пузан только что прибыл из командировки. Ему нужен сменщик. Улавливаете?
– Гениально! – сказала старушка, закусив зефир марципаном.
– Отсюда и пляшем, – продолжил рассказ Фортунатов. – Здесь и зарыта интрига. Завязка ясна: боги сидят и ломают башки, кого б отрядить им на Землю. Оставлять бесхозной ее им нельзя: не положено по конституции мироздания, утвержденной на референдуме вечность-другую назад. Небожители спорят, серчают, пьют сердечные капли и берут поголовно самоотводы, пока кого-то из них не озаряет счастливая мысль: а давайте пошлем, мол, на Землю Добряка из всевышнего министерства коммунальных услуг! А Добряк – это бог-волонтер, так давно находящийся на добровольном дежурстве, что о нем почти уж забыли. Он у них вроде уборщика-гастарбайтера: пылесосит звездную пыль, моет им Млечный Путь, подметает космический мусор, дезодорирует черные дыры и чешет кометам хвосты. Парень неприхотлив: нацепит наушники с вечной божественной музыкой и пашет в режиме нон-стоп. Кое-кто зовет его богом на побегушках. Кто-то считает его имбецилом. Короче, кандидатура Добряка идеальная… Решено! Гримируют под хомо сапиенс, сажают в капсулу из органической пустоты и выстреливают – куда, как говорится, Бог пошлет. А уж этот диспетчер если кого посылает, так только куда подальше. Маршрут Добряка, таким образом, пролегает через Россию. Тут-то и начинаются приключения. Кто б ни встречался ему на пути, Добряк исполняет любое желание – от халявной чекушки до упавшего с неба особняка. Все это очень смешно и вместе с тем страшно, а потому еще больше смешно. Соображаете?
