Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме
— Значит, даже после смерти я смогу выполнять твои поручения!
Я хорошо помню эти слова. Не обижайся, тетя. Я много думала об этом, но сказала так вовсе не со зла. Я просто хочу отправиться домой. Пришла пора отдохнуть.
Дверь в сарай распахнута.
Ветер кидается на нее, словно хочет сорвать с петель. Тонкая корочка льда покрывает деревянный лежак, на котором я когда-то любила сидеть. Если бы кто-то уселся сюда, не заметив лед, то сразу бы соскользнул на пол. Чи Хон часто пряталась с книгой в уголке сарая, между свинарником и чуланчиком с золой, терпя укусы блох. Я никогда не искала ее. Когда Хун Чол спрашивал, где сестра, я отвечала, что не знаю. Потому что мне нравилось, что она читает книги. И я не хотела ее беспокоить. На дощатом полу свинарника была навалена солома. В углу разместились куры, сидящие на яйцах. Никто бы не нашел девочку, притаившуюся на куче соломы, которая смачивала слюной кожу, зудящую от укусов блох, и увлеченно читала книгу. Как, должно быть, ей было весело прятаться здесь, читая и краем уха прислушиваясь к шагам брата, который рыскал по дому, пытаясь ее отыскать. А как вели себя куры? Сидя на яйцах на куче соломы, они сердито кудахтали, недовольные шуршанием переворачиваемых страниц. Эти привередливые куры, которые не откладывали яйца до тех пор, пока мы не устраивали им удобные гнезда, чересчур щепетильно относились к шуршанию книжных страниц и однажды подняли такой гвалт, что брат нашел Чи Хон. Что же она читала, притаившись в сарае рядом с ворчливо похрюкивавшей свиньей и курами, чье недовольное кудахтанье постоянно раздавалось над ее головой, в сарае, битком набитом соломой, а также мотыгами, граблями, лопатами и прочим сельскохозяйственным инвентарем?
Весной собака, рыча, лежала со своим новым выводком под крыльцом, где хранилась зимняя обувь. Слышно, как вода капает с крыши. Эта всегда доброжелательная собака после появления щенков почему-то становилась злой и агрессивной. Никому, кроме членов семьи, она и близко не позволяла подойти к дому. Когда у нее появлялись щенки, Хун Чол вешал на воротах знак, который предупреждал: «Осторожно, злая собака». Как-то раз, когда собака, наевшись, уснула, я вытащила из-под крыльца одного щенка, положила в корзину, прикрыла ее тряпкой и, закрыв ему рукой мордочку, понесла к тете.
— Мама, зачем ты закрываешь ему глаза, ведь на улице и так темно? — спросила младшая дочь, идя следом за мной. Она казалась озадаченной даже после того, как я объяснила, что, если не закрыть глаза, щенок непременно найдет дорогу обратно.
— Даже в темноте?
— Даже в темноте!
Когда собака обнаружила пропажу, то отказалась от еды и лежала пластом. Она должна была хорошо питаться, чтобы выкормить других щенков. Я поняла, что, если оставлю ее в таком состоянии, собака, скорее всего, умрет, поэтому принесла щенка обратно и подсунула ей. И тогда она снова начала есть. Та собака долго прожила у нас под крыльцом.
О, я не знаю, где поставить точку в этих воспоминаниях, которые заполоняют все вокруг, словно буйная весенняя зелень. Все, о чем я, казалось, давно позабыла, стремительно возвращается назад. От мисок с рисом на кухонной полке до разнообразных глиняных горшочков на полочке для хранения приправ; от узких деревянных ступенек, ведущих на чердак, до тыквенных плетей, раскинувших свои толстые усы по земле и постепенно заползающих на стену во дворе.
Не допускай, чтобы дом промерзал насквозь.
Если тебе самому не справиться, попроси младшую невестку помочь тебе. Она всегда содержала жилище в порядке, хотя собственного дома они с мужем не нажили и им приходилось его снимать. К тому же она аккуратна и доброжелательна. И хотя она работает, ее дом всегда сияет чистотой, а ведь у нее нет помощников. Если тебе трудно содержать дом в порядке, попробуй поговорить с ней. Уверяю тебя, если в ее руки попадает старая вещь, она дает ей вторую молодость. Помнишь, как они снимали жилье в районе новостроек, и им достался кирпичный дом, абсолютно запущенный хозяевами? Она сама замешивала цемент и укладывала кирпичи. Дом приобретает качества, которыми его наделяют владельцы, и, в зависимости от того, кто в нем живет, это может быть очень хороший или же очень странный дом. Когда придет весна, непременно посади новые цветы во дворе и протри полы, а еще почини крышу, просевшую от снега.
Как-то несколько лет назад ты крепко выпил и, когда кто-то спросил тебя, где ты живешь, ты сказал — на Юкчон-дун. Хотя с тех пор, как Хун Чол переехал с Юкчон-дун, прошло уже двадцать лет. Даже у меня остались лишь слабые воспоминания о Юкчон-дун. Ты никогда не показывал своих чувств, скрывал и радость, и печаль. Когда Хун Чол купил свой первый дом на Юкчон-дун, в Сеуле, ты почти ничего не сказал, но, думаю, в глубине души гордился сыном. Именно поэтому, выпив лишнего, ты забыл о нашем доме и назвал тот дом, куда мы приезжали в гости три-четыре раза в год и оставались на одну-две ночи. Мне жаль, что ты так невнимательно относился к родному дому. Крошечные цветы, которые мне даже не приходилось сажать, каждый год расцветали во дворе и радовали глаз своими незатейливыми, но такими прелестными бутончиками. Во дворе, под крыльцом и на заднем дворике всегда что-то зарождалось, росло и постепенно уходило в мир иной. Птицы рассаживались на бельевой веревке, словно обсуждая предстоящую стирку, и двор наполнялся их звонким щебетанием. Я уверена, что дом со временем начинает напоминать своих обитателей. А иначе стали бы утки, живущие в сарае, свободно бродить по двору и откладывать яйца в самых укромных уголках? Смогла бы я так четко запомнить, как ясным солнечным днем я высыпала тонко порезанные кусочки сушеной редьки или вареных стеблей таро на плетеный поднос и водружала на земляную стену? Запечатлелись бы в моей памяти чисто вымытые, белоснежные теннисные туфли дочери, которые она выставляла сушиться на солнышке? Чи Хон любила заглядывать в колодец и любоваться отражавшимся в воде небом. Я ясно вижу, как она, забыв о ведрах, склоняется над колодцем, задумчиво положив голову на руки.
Что ж… теперь я навсегда покидаю этот дом.
Прошлым летом, когда я осталась совсем одна на станции метро в Сеуле, я могла вспомнить лишь то, что происходило, когда мне было три года. Не в силах вспомнить ничего из своей настоящей жизни, не осознавая себя, я могла лишь бесцельно идти вперед. Я все шла и шла. Все вокруг казалось расплывчатым, как в тумане. Неожиданно в моей памяти возникло воспоминание о дворике, где я играла, когда мне было три года. Тогда мой отец, который добывал золото и уголь, как раз вернулся домой. Я продолжала медленно брести между высотными домами, вдоль покрытых травой холмов и футбольных площадок. Я все шла и шла. Куда я так стремилась попасть, продолжая свое бесконечное движение? Возможно, в тот дворик из моего раннего детства? В десяти ри от нашего дома велось строительство новой железнодорожной станции, и после возвращения отец устроился туда рабочим. Каждое утро он уходил на работу. Что за несчастный случай произошел с ним вскоре после этого? Несчастный случай, который стоил ему жизни? Говорили, что, когда люди пришли рассказать маме о гибели отца, я весело носилась по двору. Я играла, глядя, как соседи поддерживают маму под руки и она, с побелевшим лицом, пошатываясь, направляется к станции. Кто-то, проходя мимо меня, тихо сказал: «Ты все смеешься и даже не знаешь, что твой отец умер, глупая ты девочка» — и шлепнул меня по спине. Это воспоминание неотступно преследовало меня, а я все шла и шла, пока силы не покинули меня.
За гранью.
Мама сидит на крыльце полутемного дома, в котором я родилась.
Мама поднимает голову и смотрит на меня. Перед моим рождением бабушке приснился сон. Корова с блестящей бурой шкурой потягивается, только что пробудившись ото сна, вскидывая колени. Бабушка сказала, что я буду очень активной, поскольку родилась в тот момент, когда корова набралась сил, чтобы подняться на ноги. Она сказала, что обо мне следует хорошо заботиться, потому что я пришла в этот мир, чтобы стать источником радости и света. Мама смотрит на мои ноги, перепонка от голубой пластмассовой сандалии глубоко впилась в мою ступню. Рана настолько глубока, что видна кость. Страдание искажает родное мамино лицо. Это лицо я видела, когда посмотрела в зеркало стенного шкафа после рождения моего мертвого ребенка. «Моя девочка», — говорит мама и распахивает мне навстречу объятия. Она подхватывает меня под руки, словно умершего ребенка. Снимает с меня голубые пластмассовые сандалии и кладет мои ноги себе на колени. Мама не улыбается и не плачет. Знает ли мама? Знает ли она, как сильно нужна была мне всю мою долгую жизнь?
Эпилог
Четки из розового дерева
Прошло девять месяцев с момента исчезновения мамы.
Ты сейчас в Италии. Примостившись на ступенях мраморной лестницы, откуда открывается вид на площадь Святого Петра в Ватикане, ты разглядываешь обелиск из Египта. Гид, чей лоб усеян бисеринками пота, кричит: «Сюда, пожалуйста!» — и указывает людям из твоей группы на нижнюю часть лестницы, рядом с огромными деревьями, куда не проникают палящие лучи солнца.
