Нора Шарифф - Тайны Норы
В условленный час мы снова предстали перед судьей. Тот вызвал мальчиков. Они вошли в зал гуськом. Зах завершал шествие. Их попросили назвать имена и возраст. Близнецы за словом в карман не лезли. Элиас вдруг подошел к судье, и тот, несколько растроганный, посадил его к себе на колени и принялся спрашивать о нехороших алжирских бородачах. О Боже, это была катастрофа! Сначала Элиас придерживался правды, но после, я не знаю почему, стал все больше преувеличивать, не в силах совладать с разыгравшейся фантазией. Я была совершенно сбита с толку! А ведь Элиас, бедняжка, думал, что помогает нам!
— А потом мой отец стал бросать гранаты в господина бородача! Одну, вторую, третью! Пока не убил! — заключил он к большому удивлению судьи.
Я вместе с Мелиссой и Каролиной расплакалась. В зале стало шумно, и судья попросил Каролину вывести детей.
Ну, вот и все, мы пропали…
Как только возобновился порядок, судья продолжил допрос. Мать отвечала как всегда, вкладывая в ответы всю свою душу. Когда эстафету приняла ассистентка, ее вопросы стали более резкими и колкими.
— Почему вы не обращались за помощью во французскую полицию?
— Они не смогли бы нам помочь, ведь не было конкретного подозреваемого, чтобы предъявить обвинения, — ответила мать тоном отчаявшегося человека.
— Почему вы не потребовали убежища во Франции?
Разве это было логичным — просить убежища в собственной стране, которая не в состоянии вас защитить? Я была в бешенстве. Мне хотелось наброситься на нее за то, что она ставила под сомнение каждое слово матери. Но я взяла себя в руки.
— Я пыталась попросить убежища, но мне отказали, поскольку я родилась во Франции.
— Знаете ли вы, что активность террористов в Алжире пошла на спад? — Ассистентка нанесла удар с другой стороны.
— Террор продолжается, просто эти факты пытаются скрыть, чтобы не будоражить общественность на западе. Но зайдите в Интернет или почитайте арабские газеты. Вы увидите, что все еще не кончено.
Мать нервничала, но я была довольна, что ей удалось сдержаться и не закричать.
— Скажу вам одну вещь: все, что я здесь говорила, — это правда. Я не выбирала такую жизнь, ни для себя, ни для своих детей. Мне приходилось принимать решения, потому что я была в отчаянии, в панике. Возможно, вам это кажется неразумным и глупым, но могу заверить вас, я всегда действовала во благо детей. Все, что сделала, я бы сотню раз сделала снова, если бы это потребовалось. Ассистентка судьи слушала с удивлением. Судья посмотрел в сторону Мелиссы.
— Мадемуазель, вы можете сказать что-то в поддержку вашей просьбы?
— Да, я могу заверить вас, что моя мама говорит правду. То, что мы пережили, может показаться невероятным, но именно так все и было.
— А вы, мадемуазель, что скажете? — спросил судья, поворачиваясь ко мне.
Мои руки тряслись. Глубоко вдохнув, чтобы прочистить горло, я произнесла:
— Обычно просят Бога сжалиться над живущими на земле людьми, потому что наши жизни в его руках. Однако сегодня наша судьба зависит от вашего решения… — Я говорила, не обращая внимания на слезы, которые текли по щекам: — Я не прошу вас сжалиться над матерью, над сестрой или мной, пожалейте моих братьев. Они еще маленькие, а столько пережили. Они заслуживают права на лучшую жизнь — такую, какую они узнали здесь.
Мы больше не могли сдерживать слез! Судья размышлял, уставившись на наши бумаги. Постепенно нам удалось успокоиться. В зале установилась тишина, которая казалась гнетущей, но никто не осмеливался нарушить ее. Прочистив горло, судья заговорил:
— Мадам, большая часть вашего рассказа кажется мне правдивой…
Я уже подумала, что мы выиграли, но он продолжил:
— …но некоторые аспекты заставляют меня сомневаться…
Теперь я решила, что мы проиграли. Я уже перебирала в голове другие варианты выхода из ситуации, но тут снова услышала.
— Тем не менее, я верю, что ваша жизнь была полна трудностей…
Я больше не слушала. Он говорил слишком долго, слишком! Мне не терпелось услышать его решение. «Пусть скажет, что нам отказано, и покончим с этим!»
— Принимая во внимание перенесенные вами страдания, я даю вам право остаться в нашей стране. Добро пожаловать в Канаду, мадам!
Я не верила своим ушам! Боже, неужели это возможно? Вихрь эмоций подхватил меня. Хотелось кричать, плакать, прыгать от радости! Мы бросились друг другу в объятия. Теперь помощница судьи не казалась мне такой суровой, она тоже плакала от переполнявших ее эмоций. Она ведь просто выполняла свою работу.
Таким был один из самых волнующих моментов моей жизни, о котором я до сих пор вспоминаю со слезами радости. Наконец-то в нашу семью пришел мир. Нам не нужно больше убегать, скрываться. Мы могли строить новую жизнь. Я была счастлива. Мне было двадцать два года, и передо мной открывались новые волнующие перспективы.
21. Адаптация
Наша история закончилась благополучно! Конец неопределенностям, да здравствует стабильность! Я стала свободной. Странное это чувство — знать, что ничто не изменит нашего существования. Довольно долго я жила, не загадывая далеко вперед, всегда начеку, в поисках решений, как выкарабкаться из плачевной ситуации. Собственно, ничем другим я больше и не занималась.
Но если взрослой птице вернуть крылья, станет ли она снова летать, когда ее выпустят на волю?
Некоторое время я по привычке не думала о завтрашнем дне, не строила долгосрочных планов. У меня были только мечты, которые я старалась спрятать поглубже, потому что не верила в их осуществление. Я довольствовалась работой, чтобы жить, и ждала, когда же судьба подаст знак, все еще опасаясь, не свалится ли нам на голову новое несчастье. Просто потому, что так было всегда! Время шло, но ничего плохого не происходило. Чистое голубое небо без единого облачка до горизонта. Жизнь становилась монотонной. Неужели мне не хватало треволнений, постоянных грозовых туч над головой? Это казалось странным и волнительным одновременно.
Однако время брало свое: постепенно я стала привыкать к новой жизни, осознавать, что пора выбираться из укрытия на свободу, к солнцу и людям, чтобы самой строить свою судьбу и превращать мечты в реальность, а не грезить понапрасну. Теперь, когда у меня появилась свобода выбора, мое отношение к жизни круто изменилось.
Как-то раз, возвращаясь из бутика, в котором работала, я заметила на здании в соседнем квартале объявление «Сдается квартира». Я поднялась, чтобы расспросить подробнее консьержку, но ее ответ остудил мой пыл.
— Знаете, три человека интересовались этой жилплощадью.
Услышав это, я решила махнуть на объявление рукой. Однако, проходя там же спустя три месяца, я увидела то же объявление на прежнем месте. Теперь я решила выяснить все до конца. Положительно, эта квартира ждала именно нас! Я снова поднялась к консьержке, и та выдала мне заготовленную фразу, как и в прошлый раз.
— Знаете что, мадам, вы мне рассказывали эти сказки еще три месяца назад. Я все равно хочу увидеть это жилье, и если оно меня устроит, я его найму. Консьержка не нашла, что возразить. Я посмотрела квартиру. Она мне понравилась, и я сразу подписала бумаги. Это произошло как раз вовремя: период пребывания в «Хризалиде» подходил к концу. Я была очень довольна собой. В тот день я почувствовала себя по-настоящему взрослой! После переезда я по очереди обошла всех соседей, представилась и выразила уверенность, что все мы будем очень дружны. Всем это понравилось. В этой квартире мы прожили три года. И пусть она не была очень большой, все равно она мне очень нравилась. Там я чувствовала себя уютно, она подходила для нашей семьи, и мы украсили ее на свой вкус и по средствам, которыми располагали. Мы оставались в том же самом квартале, поэтому братьям не пришлось менять школу и расставаться с друзьями. А я организовала хор из соседских детей, что позволило мне еще лучше узнать большинство живущих рядом людей. Ведь когда ты хорошо знаешь, кто именно тебя окружает, еще больше чувствуешь себя дома!
Сегодня мы по-прежнему живем в этом городе и в этом же квартале, разве что сменили улицу.
Дети счастливы, что живут спокойной жизнью, а значит, мы тоже счастливы.
* * *Само собой разумеется, что все прошлые волнения и тревоги не прошли бесследно. Сегодня я хорошо это понимаю. Долгое время и мать, и меня не покидало чувство опасности, неуверенность по отношению к нашей алжирской родне. Мы столько пережили, чтобы выйти из сферы их влияния. Мы научились доверять, научились жить на расстоянии, и позволять кому-то снова распоряжаться нашей жизнью и принимать решения за нас больше не собирались.
Однако не обходилось и без перегибов. Например, и я, и мать не могли совладать с чрезмерным желанием защитить малышей. Даже если они играли в здании, мы никогда не разрешали им выходить за двери без сопровождения взрослых. А если мы уходили по делам, они оставались в квартире целыми днями. Они задыхались от нашей опеки! Один из близнецов, сейчас я не могу вспомнить, кто именно, как-то сказал:
