Клер Дедерер - Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги
Потом лес вдруг резко заканчивался, и взору открывались се-ро-зеленые быстрые воды пролива Джонса. Лес здесь был редким — пара земляничных деревьев, корявых и одиноких в клочковатой траве. Тропинки не было — просто сплошной травянистый склон, спускавшийся к скалистому пляжу и проливу. Мы прошли остров насквозь, от одного берега к другому, и всё это было нашей собственностью. Между берегами раскинулись леса, гигантские скалы и старые фруктовые сады. Мы видели узкие оленьи тропы, вьющиеся меж мшистых камней. Крошечные луга, уставленные камнями, как мебелью. Мне было десять лет. Я как будто вернулась домой.
Мама, Ларри и Дейв пошли обратно, на другой конец острова.
— Могу я сама погулять? — спросила я.
— Дорогая, ты заблудишься, — ответила мама.
— И что? — возразил Ларри. — Это же остров. Рано или поздно найдет обратную дорогу. Надо просто идти, пока не выйдешь к берегу.
И они ушли, фантазируя вслух о том, где построят дом и когда можно будет начать строительство. Я же осталась на пляже. Этот пляж не был моим на сто процентов. Он принадлежал Ларри. Но я на нем чувствовала себя королем. Не королевой с ее половинчатой властью, которой можно пользоваться лишь время от времени. Нет, полноправным королем, владыкой.
Я прогулялась по лесу. Вышла на узкую оленью тропку, вьющуюся меж деревьев. Ветки цеплялись за волосы, но я всё шла. Одна опушка, потом другая. На каждой из этих опушек творились какие-то сказочные дела, я была уверена, — здесь не могли жить просто люди. Так я и брела от пролеска к пролеску, словно зачарованная. Я заблудилась, но мне не было страшно. Я словно очутилась в том месте, где время замерло и страха не существовало. Меня всё дальше увлекал таинственный рисунок острова. Лес, опушка, лес, опушка. Я могла бы идти так вечно. Одна, блуждая.
Я вышла к гавани и вдалеке увидела нашу лодку. Мне оставалось лишь пройти вдоль утеса и отыскать ту бухту, где мы причалили. Я петляла по тропинкам, взбираясь на камни и перепрыгивая через поваленные деревья, пока наконец не спустилась к галечному пляжу. Ялика не было. Я покричала, и Ларри приплыл за мной. Мы вместе погребли назад, молча и слаженно.
Мы переехали в заброшенный сарай на берегу наших новых владений. Маме с Ларри досталась кровать в углу, где мыши устроили гнездо. Мы с Дейвом жили в большой палатке на улице, где валялись в спальниках всё утро и читали. Свет, проникавший сквозь тканевые стенки, был оливково-зеленым и болотным даже в самые солнечные дни.
Следующие несколько лет прошли в заботах. Ларри основал свою компанию по буксировке судов. Построил дом. Однажды посреди ночи, в прилив, мы переправляли доски для нашего будущего дома с буксира на берег — на отрезанном от всего мира острове не было ни склада, ни лесопилки. Были лишь домики и маленькая школа, где преподавала Луиза Брайант, подружка коммуниста Джона Рида, до того как стать революционеркой. Это ее в фильме «Красные» играла Дайан Китон.
Я стояла по пояс в ледяной воде залива и толкала к берегу громадные брусья двенадцать на двенадцать. Стоя в воде и делая полезное дело, я чувствовала себя свободной, храброй, особенной. Ларри говорил, что будет весело, и не обманул.
Нас затянула островная жизнь. Вскоре после нашего приезда Стэн и Мими тоже решили переехать туда со своим прекрасным тихоней малышом, которому к тому времени исполнилось два. Они арендовали у нас часть пляжа и построили там вигвам. Весь остров был музеем излюбленных сооружений хиппи: вигвамы, сараи, башни, шалаши, жилые лодки, лесные хижины, шатры на деревянных платформах. И жили на нем парочки вроде Стэна и Мими. Разумеется, в точности таких, как Стэна и Мими, не было, в том-то и весь интерес: все местные пары были со странностями, но каждая уникальна в своем роде, со своими тараканами и причудами. Для меня они были как коллекционные куклы. Я их обожала. Салли и Билли — у них были золотые руки, и они мастерили прекрасные вещи. Салли сажала тимьян в трещинах плит дорожки и вязала свитера с головокружительными орнаментами. Марк и Джен были злые и сидели на наркоте, это сразу было ясно. Эрик с Анникой — добродушные, но чопорные, как квакеры, — жили на другой стороне острова и потому были для нас загадкой. Конни и Джим — приличные, нормальные люди, и как их сюда занесло? Адам с Гасом жили бобылями в лесу, каждый в отдельном доме, и оба пребывали в депрессии, только Адам был по-доброму грустным, а Гас обозлился на весь мир.
Местными патриархами были Туте и Норм, бывалая старая пара. Им принадлежал самый красивый участок земли на островах Сан-Хуан, по крайней мере, все так говорили: острый длинный мыс, на котором были и луга, и пастбища, и леса, и пляж. На участке Туте и Норма всё было по высшему разряду. Туте была наполовину индианкой из прославленной семьи Шевалье с острова Спиден, и Норм всегда обращался с ней как с невестой в день свадьбы. Уверена, что на самом деле они наверняка не были идеально счастливой парой, но мне всегда такими казались. Они еще помнили годы в начале XX века, когда индейцы хайда приплывали из Канады и разбивали лагерь на островах Сан-Хуан.
Я целыми днями бегала по гостям, никогда не задумываясь о том, ждут меня или нет. Бродила от одного маленького домика к другому. Все другие мамы были моложе моей — примерно одного возраста с Ларри. Они были хорошенькие и пекли пироги. Их малыши ползали у меня на коленях, а дом тем временем пропитывался запахом выпечки. Эти маленькие семьи были моим убежищем. Я влюблялась в них, в каждую без исключения. Семейная жизнь в лесу, на пляже: она казалась экзотичной и прекрасной.
На острове не было водопровода. Раз в неделю мы ездили на лодке в марину в Фрайдей-Харбор, где принимали душ, опустив монетку в автомат. Весь спектр запахов, источаемых давно немытыми хиппи, был знаком мне наизусть. Пачули, пивные дрожжи, марихуановый дым, на несколько дней засевший в длинных спутанных волосах. Я научилась различать разные виды пота: пот, смешанный с дизельным топливом, нервный пот, пот плотника, алкогольный.
Наш дом был открытым и солнечным. Мы спали на маленьких чердачках. Стены были обиты досками, но, несмотря на вес материалов, дом казался легким; в нем было много окон и повсюду — необработанное дерево. У нас были дровяная печь и шкафы со шторками вместо дверок. А вот какие книги стояли у нас на полках:
«Сага о Форсайтах»;
«Искусство владения бензопилой»;
«Великие кораблекрушения»;
«Права индейского населения»;
«Сёгун»;
«Диета для маленькой планеты»;
«Как построить каноэ из древесной коры»;
«Профессор страсти»[30];
«Словарь скрэббла»;
«Альманах 1975 года»;
«Элмер Гэнтри»[31].
Однажды воскресным вечером Стэн и Мими устроили вечеринку. Мы сидели у костра и ждали, пока соберутся гости (я считала себя членом семьи, хоть и догадывалась, что уже изрядно поднадоела Стэну и Мими), а Стэн тем временем решил рассказать мне, почему больше не принимает наркотики. Он вытянул к огню свои длинные ноги, характерным жестом отбросил назад копну волос и мирно сложил руки на небольшом брюшке, которое едва ли было заметно при таком высоком росте. Ларри сидел рядом со мной и молча пил пиво.
— Однажды мы приняли ЛСД. Ты, детка, не знаешь, что это такое, вот и хорошо. Нереальная штука. Говорю тебе, нереальная.
Стэн расчесал пальцами волосы и уставился в пространство поверх пылающих языков пламени. Он пил пиво лишь изредка, а Мими не притрагивалась даже к кофе — так напугали ее опыты с наркотическими веществами. Печенье, говорила она, отныне для нее есть лишь один наркотик — печенье.
— Мне вдруг показалось, что я весь какой-то… красный. И бугристый. И тут я понял, что я клубника. Мне захотелось в холод. Захотелось в холодильник. И вот я открыл холодильник, вынул все полки и залез туда. Каким-то образом мне удалось закрыть за собой дверь, а потом я там и вырубился.
Ларри рассмеялся, ну а я завороженно слушала.
Солнце клонилось к закату, и костер принял более четкие очертания на фоне потемневших деревьев.
— Мими нашла меня буквально за минуту до того, как началась гипотермия. Больше наркотики я никогда не принимал.
Наркотики в то время были везде. Обычно это была травка, к которой относились как к невинному маленькому и почти универсальному удовольствию для взрослых. Ее запах пропитывал всё — до сих пор густой травяной дым горящей анаши у меня ассоциируется с детством. Матрос Ларри как-то обкурился, скинул с баржи подъемный кран стоимостью сто тысяч долларов и попытался забраться ко мне в спальный мешок (мне было двенадцать). Марк и Джен из коммуны в гавани Рейд постоянно сваливали с острова под какими-то туманными предлогами. А еще был Флэг-лер, старый приятель Стэна, который тоже был на вечеринке. Может, он и напомнил ему о старых угарных деньках. За Флэглером на вечеринках было забавно наблюдать, потому что он не ел. Когда все садились за стол, он раскладывал на своей тарелке кучу таблеток и глотал их, пока остальные наворачивали. Еды за столом всегда было навалом: лосось, хлеб с цукини, пироги с ежевикой, кукуруза в початках и «запеканка моряка» — рагу из кукурузы с говяжьим фаршем, изобретенное нашими друзьями из марины, когда те жили на яхте.
