Ван Мэн - Избранное
В это время Ни Цзао, прильнув к дырочке в оконной бумаге, следил за отцом. Приказ отца привел его в замешательство.
Цзинъи позвала старшую сестру. Она успела заметить, что лицо мужа исказилось от ярости. «Бандитская рожа», — подумала Цзинъи. Выйти наружу одна она не решалась, ей была нужна поддержка сестры.
Что до Цзинчжэнь, то та еще не успела покинуть мир героев повести о Мэн Лицзюнь и Хуанфу Чанхуа и Хуанфу Шаохуа[90]. На оклик сестры она невозмутимо ответила:
— Стоит ли обращать внимание? Плюнь на него!
Только недавно сестра прыгала и сотрясала воздух проклятьями, намереваясь расправиться с соседкой, а сейчас ее воинственность словно испарилась. Она находилась в состоянии умиротворения и расслабленности. Цзинчжэнь не хотела ссориться, потому что боевой огонь в ее груди погас. Она благодушествовала. Цзинъи сразу же это поняла.
Этого еще не хватало! Планы, которые они втроем разрабатывали, рухнули. Сведения об отце, только что принесенные Ни Цзао, оказались никому не нужными.
И снова короткий угрожающий окрик: «Откройте дверь!» Цзинчжэнь оторвалась от книги и поежилась, на ее губах появилась слабая улыбка.
Цзинъи сидела как на иголках. Сердце Ни Цзао бешено колотилось в груди. Лицо госпожи Чжао покраснело и напряглось. В комнате появилась Ни Пин. Она, как мышка, проскользнула во двор, а оттуда в дом, никем не замеченная. Наверное, только что кончила дежурство в школе. Увидев, что происходит в доме, девочка горько заплакала.
— Откройте дверь!.. Откройте… дверь!
Пронзительные звуки хуциня раздирают барабанную перепонку. Откуда они доносятся? «Помост воздвигнем… приимем восточный ветер…» — послышались слова песни, но голос быстро исчез, заглушенный криками, доносившимися из переулка: «Покупаю иностранные бутылки… Покупаю!..» В этих звуках, которые неслись со всех сторон, слышался вызов.
Ни Учэн несколько раз с усилием дернул за цепь, но замок не поддавался. Его охватила ярость. Проклятая цепь сковывала вовсе не замок, а его самого, его душу и плоть. Ни Учэн походил сейчас на дикого взбесившегося зверя, который, вцепившись в запор, тянул и дергал его из стороны в сторону, пытаясь сорвать. Обе половинки двери под яростным напором ходили ходуном и жалобно скрипели. Эти звуки воодушевляли Ни Учэна. Он напряг все силы. Раз, два!.. Обе створки, вырванные из дверных проемов, с грохотом упали на землю. Раздался треск ломающихся досок и звон разбитого стекла.
Ни Учэн пошатнулся и едва не упал. Задыхаясь от ярости, он переступил порог, словно перешагнул через лежащий на земле труп. С гневно насупленными бровями он вошел в комнату и, подойдя к небольшому столу, опустился на стул.
Цзинъи металась в западном флигеле, не зная, что ей делать. Мать, кипя от злости, собиралась ринуться на супостата, но Цзинчжэнь ее остановила. Она посмотрела в окно, туда, где сейчас лежала разломанная дверь, с шумом выпустила через ноздри воздух и вдруг захохотала.
Ни Цзао в эти мгновения думал: «А все-таки мой отец молодец!» В его детском сознании дверь и замок представлялись неодолимой преградой, которую человек не в состоянии преодолеть, словно пламя огня или высокую стену. А вот отец — бац-бац — трахнул по двери и опрокинул ее наземь. Ну и силища у него, может горы свернуть! Такой смелостью и силой обладают, пожалуй, далеко не все отцы его соучеников из второго класса. Ребята, с которыми он учился, часто собирались вместе и обсуждали достоинства своих родителей. Сегодня его отец заткнул бы всех за пояс. Когда в следующий раз Ни Цзао встретится с ребятами, он непременно похвастает отвагой своего отца и его силой. Только поверят ли они?..
Ни Учэн чувствовал себя в родном доме как в погребе, набитом льдом. Ему казалось, что он опустился в какое-то мертвое царство. Его гнев постепенно утих. Он прислушивался. Во дворике стояла тишина — ни единого звука. Интересно, что они изобретут еще? Неужели снова не пустят в дом?… Амито́фо! Какие низкие, дешевые приемы!.. В чашках, стоящих на столе, он увидел остатки засохшего бог весть когда чая. Пол уже много дней не метен, на кровати лежит слой пыли. Он ощутил прикосновение смерти и невольно вздрогнул. Дрожащей рукой он достал из коробки сигарету «Большой мальчик», попытался ее зажечь, истратив при этом несколько спичек. Комната наполнилась запахом серы. Наконец сигарета загорелась. До него снова донеслись звуки хуциня и пение, но они вскоре снова стихли, а затем послышалось чириканье. Он увидел воробья, вспорхнувшего с опрокинутой двери и пролетевшего мимо окна вверх. За ним вдогонку устремился еще один воробей, наверное любимый друг или подруга. Какие они счастливые! Они не обращают внимания на несчастных людей. Летят себе вверх, к вечерней заре, и не оглянутся назад — на человека, одиноко сидящего в этой дыре, словно в глубокой черной норе.
Ни Учэн почувствовал странную ломоту в теле. Он снял пиджак, повесил его на стул, накинул короткую стеганую куртку и переместился на плетеное кресло с небольшой подстилкой на сиденье — единственная оставшаяся в доме приличная вещь из разряда «дорогих». В минуты одиночества или усталости он садился в кресло, пил чай или закуривал сигарету, погруженный в раздумья. Он размышлял о своей неудавшейся жизни или, наоборот, упивался радужными планами. Единственное удовольствие, почти роскошь, которую он позволял себе, когда приходил домой.
Ему захотелось чаю. Он поднялся с кресла, хотя только что расположился в нем, сделал круг по комнате, пытаясь отыскать японскую чайницу, которой очень дорожил, однако не нашел ее, хотя прошел еще несколько шагов по кругу. Эту чайницу подарил ему японский друг. Где же она? Вдруг он вздрогнул. В мозгу соединилось несколько картин. Теперь он вспомнил. Ну конечно, японская коробочка лежала на витрине лавки, куда он пришел заложить свои часы. Он тогда не сообразил, так как был в дурном настроении, но потом что-то заставило его встрепенуться, однако волнение он почувствовал не сразу, а спустя некоторое время, когда уже купил рыбий жир, хотя причину волнения так и не понял. Теперь все стало ясно: японская чайница! Они заложили ее — его вещь! Господи, какая глупость! За нее дадут сущие гроши! На эти деньги в лучшем случае купишь штук двадцать лепешек — и все! Подарок друга!.. Но разве он сам не заботится о семье? Ведь он отдал в заклад даже свои швейцарские часы, собираясь дать небольшую сумму домашним!
Чудовищно! Солидный преподаватель университета вынужден закладывать часы, чтобы как-то прокормить семью. А женщины, оказывается, уже побывали в ломбарде до него. Почему приказчик ему ничего не сказал? Он же их всех знает!
Охота пить чай пропала. Ни Учэн придвинул к себе кресло и, повернув его к зиявшему проему двери спинкой, сел, продолжая курить сигарету, набитую грубой табачной крошкой. Дым сигареты горчил и отдавал плесенью. Он поднял глаза: его взгляд остановился на таблице с поперечной надписью, которая висела высоко на стене: «С трудом обретенная глупость». Мелкими знаками написано: «Обрести мудрость трудно, так же трудно обрести глупость. Но еще труднее превратить мудрость в глупость. Отложи писание, отступи на шаг, и сердце твое обретет покой. Не помышляй о грядущем вознаграждении». Это был эстамп с изречением самого Чжэн Баньцяо, который Ни Учэн приобрел совсем недавно. С большим трудом он постиг сущность философии «глупости». В минуты доброго расположения духа Ни Учэн не раз приходил к выводу, что в этой философии содержится свое рациональное зерно, что она полезна, в ней есть своя прелесть. Наверное, потому, что человек в ней черпает уверенность. Несколько раз он повторил эти слова вслух, стараясь проникнуть в их смысл, и почувствовал, что его душа обрела состояние покоя и некой гармонии, при которых все вокруг как бы существует и в то же время не существует. Он проникся уважением к этой простой, но необыкновенно глубокой истине. Отрешенность от всего и самоудовлетворенность, в которой чувствуется ироническое отношение к жизни, некая насмешка над ней. Он попытался сравнить себя с Чжэн Баньцяо, но скоро пришел к выводу, что он, Ни Учэн, несколько более легковесный и поверхностный человек.
Находясь в дурном расположении духа, как сейчас, Ни Учэн не воспринимал смысл изречения, оно просто не укладывалось в его мозгу. Развалившись в кресле, он поднял голову и созерцал слова мудреца. Ему хотелось с помощью слов Чжэн Баньцяо успокоить свои расстроенные вконец мысли. Увы, чем больше он смотрел на изречение, тем большее несогласие ощущал. В его груди поднялась волна раздражения. Что означает это состояние глупости, которое «трудно обрести»? Может быть, под глупостью понимается здесь глупость жизни, смерти, женитьбы, рождения детей. Может быть, здесь имеется в виду то, что глупо любить, ненавидеть, вредить людям или терпеть и сносить их злость?.. Что же это за жизнь, что за философия? Какая здесь может быть культура, история? Почему так нелепо я прихожу в эту жизнь, бестолково иду по ней и так же глупо из нее исчезаю?! Если бы я заранее знал, что все произойдет так глупо, разве стремился бы я родиться в образе человека, чтобы вот так бессмысленно прожить свою жизнь?
