Радек Йон - Memento
Это уж точно, подумал Михал.
И нечего тут лясы точить.
— Где он?
— Так я тебе и сказала! Мальчику даже из дома пришлось уйти, чтоб вы от него отстали. Ненавижу тебя, понял? Всех вас! Вы ему жизнь поломали. И мне тоже. Пошел вон! Глаза бы мои на тебя не смотрели! Вон, а то милицию вызову!
Михал сбежал по лестнице. Подлец, бандит и наркоман, который поломал судьбу несчастному соседскому мальчику. Как бы не так! В этом доме прекрасно знают, что Гонзик Юришта такой же негодяй, как и те, кто сюда шляется. Такой же? Нет, самая лживая скотина из всех.
Михал шарахнул за собой дверь подъезда.
— Кто?
Голос незнакомый. Михал немного опешил. Но потом все же назвался.
Минута тишины. Он мог бы поклясться, что слышит, как они совещаются. Наконец дверь открылась.
Двое верзил, оба на голову выше Михала, между ними Гонза.
Телохранители. Фирма процветает. По спине Михала пробежал легкий озноб. Что, если не повезет, и это гнездышко, эту дедушкину квартиру накроют, когда я тут…
— Скотина, — прошипел он.
Драки не выйдет. Это ясно.
— Проходи, — пригласил Гонза. Повернулся и скрылся в комнате.
Выучился, подонок, великосветским манерам. Высшее общество балдежников. А вместо болтушки гонит заплетушку! К счастью для Гонзика, не многие их различают. А остальные спокойненько колют себе в вену. Еще и платят при этом.
— Знаешь, что ты наделал?
Броситься бы на него и выбить все зубы. Плевать на телохранителей!
— Я тебя ждал. Но когда ты и через два часа не пришел…
— Знаешь, что ты наделал?! — заорал Михал.
Только теперь Гонза слегка сдрейфил. Но ничего не ответил, просто начал быстрее моргать. Обе его гориллы в момент очутились возле Михала.
За дозу что хочешь сделают, промелькнуло у него.
— У Евы выкидыш! — набросился он на Гонзу.
— У Евы? А я-то тут при чем? Я, правда, оставил дозу для тебя. Положил на стол. Вот и все.
Ну и сволочь. Ведь прекрасно знал, что она сделает! Даже слишком хорошо знал. Удавить тебя мало!
— Что это была за дрянь? — спросил Михал.
— Вовсе не дрянь. Потрясная вещь. Болтушку дополняет, закачаешься. Когда не можешь после нее заснуть и вообще. Да ты попробуй.
А, ладно. Все равно конец. Теперь уж без разницы.
— Только после тебя.
— Отравы боишься? Совсем от болтушки сдвинулся?
— Я завязал, не знаю, слышал ты или нет.
— Ах вот оно что. Разреши узнать, давно ли ты завязал и сколько до этого ширялся?
Гонза засучил рукава, набрал в шприц два кубика и, помассировав вену, демонстративно вколол.
Все же и он кой-чему научился.
— Хочешь, тебе вколю? Я это лучше всех в Праге умею. Пользую только элиту.
Элиту! Тех, кто уже совсем съехал. Безнадежных.
— Только попробуй подойти! — пригрозил Михал.
Для меня ты как был сопляком, Гонзик, так и остался.
Михал стянул жим на правой руке. Найти бы местечко без язв и нарывов. Две безуспешные попытки прорвать ороговевшую кожу. После чего Михал решительно закатал правую штанину джинсов. Пара последних мест на ноге.
Наконец-то игла проткнула вену. Михал нажал на поршень шприца.
И вдруг это пришло. Сначала тяжесть, будто потолок проклятой квартиры рухнул прямо на него. А потом знакомые позывы снизу вверх по всему телу. Стиснутые мускулы, судорога. А когда отпустило, прежний кайф.
— Это ведь опиат, ты — идиот! — набросился Михал на Гонзу, немного придя в себя.
— Домашнего производства! Никакой уголовщины, — моментально отреагировал тот. — Мне нужна твоя помощь. Ты же знаешь, как у меня с химией…
— Рецепт есть? — недоверчиво спросил Михал.
— Описание. — Гонза подает Михалу клочок бумаги. — Я сам не могу сделать.
Еще бы, скотина, куда тебе самому. Тогда пришлось бы отдать на сторону твое поганое производство заплетушки.
— А в комбинации с болтушкой, говорят, просто блеск, — соловьем заливался Гонза. — Когда ты в кайфе, этим можно притормозить или наоборот.
— Что «наоборот»? — набросился на него Михал. Он чувствовал, что заводится.
— Если совсем в дауне, болтушка его снимает. Во всяком случае, спишь — когда хочешь, и вообще, можно малость оклематься…
— Дашь мне с собой стекляшки и сырье. Здесь ни за что не буду варить, — решил Михал.
— Ладно.
— Сделаю, тогда дам знать.
Конец иллюзиям. Опять только одна забота — поскорее сварить дозу и поднять настроение.
Может, попробовать с болтушкой? Но только чистой. А не этим паршивым дерьмом, что варит Гонза. Чистейшей болтушкой собственного производства.
Когда через три дня Ева вернулась из больницы — круги под глазами и следы от ручейков слез на исхудавших бледных щеках, — она нашла Михала накайфовавшимся почти до беспамятства.
Ева молча взяла шприц и вколола себе дозу.
Новая серия прогулов. На горизонте увольнение. Мы опять заехали в тупик. Сейчас — как когда-то. И снова в игре опиаты!
Стоит один только раз попасть в зависимость, потом уже не остановишься. Принимать в меру не получается. Тут психиатры правы. Мы в таком же улете, как после того дела с аптекой.
Редкие проблески ясного сознания. Болтушка с чернухой — убийственная комбинация. Чешский вариант кокаина с героином.
Первой опомнилась Ева:
— Слушай, Гонза небось от радости прыгает, до чего ловко перевел производство к тебе на квартиру. Он теперь вообще не рискует. Приходит себе за долей, и все.
Как же я сам не допер? Неужели задвинулся до полной одури? Ведь чернуха проходит по статье об изготовлении наркотических веществ. Недозволенное производство и хранение. Опять одной ногой в тюряге. Вот почему Гонза не возражал, когда я отказался варить у него? Скотина. И в тот раз нарочно оставил дозу для Евы. А после того, как я вмазался его сучьей иглой, на правой ноге началось загноение.
Страх от каждого звонка в дверь.
— Михал, очень прошу, хоть одну дозу!
— Ты это о чем?
— Не заливай. Все знают, ты варишь чернуху.
Выходит, Гонза еще и раззвонил, что это делаю я! Ну как же, моя фирма — гарантия качества.
Большое спасибо.
Снова его трусливая физиономия, позади — решительные морды горилл. Прочно засевшая в мозгу картина.
— Я завязываю, Гонза.
— Опять? Что случилось?
— Ничего.
— А почему ты такой пуганый?
— Ко мне начинает таскаться народ.
— Это случайность.
— Нет. Забирай свое стекло и проваливай.
— А как же друзья, которым нужна доза?
— Вывернешься как-нибудь. Я не один в Праге.
— Тебе ведь и самому надо.
— Не твоя забота. — Михал повысил голос. — И хорошо бы тебе забыть мой адрес. Навсегда!
Снова эта его сатанинская ухмылка. Двинуть бы кулаком в харю!
— Ты в улете. Передохни пару дней. Оклемаешься, все в другом свете увидишь.
— Прощай! — заорал Михал, дрожа от злости.
Он нас отлично вычислил, гад. Всего пару дней без кайфа, и мы в дауне.
Варить исключительно для себя. Никто из команды не должен догадываться, что мы при деле. И никаких контактов.
Только вот где взять бабки на оборудование и сырье? Постоянно одни и те же проблемы. Стоит предложить кому-нибудь половину товара, как на следующий день все пражские торчки в курсе.
Остается игра в молчанку, теперь кто первый вспомнит. Или, вернее, признается, что вспомнил.
— Я позвоню Кларе, — наконец не выдерживает Ева.
Кольцевой маршрут по Праге от аптеки к аптеке. В каждой купить две-три упаковки.
Михал ползет по лестнице, полумертвый от усталости. Освещенная кабина лифта застряла между этажами.
Интересно, если его не починят, сколько раз я сумею вскарабкаться на третий этаж? Похоже, сдохну где-нибудь на антресольном.
Михал вспомнил, как днем тащил вверх по Виноградской сумки с сырьем. И вдруг — круги перед глазами, в голове шум. Пришлось остановиться и опереться на мусорный бак. Не одолеть уже даже дурацкий пологий подъем. Сердце колотится. Он попробовал осторожно вздохнуть. Только без паники. Перевести дух и отважиться на пару шагов. Какая-то тетка, проходя, обернулась.
Заметила белое лицо между мусорных баков? Обычно в такой ситуации спешат предложить помощь. А тут ведь можно вблизи разглядеть. Бродяга какой-то, щеки ввалились, а уж одежда…
Он снова попытался втянуть воздух. Получилось.
Отлепиться бы от вонючей помойки. Хоть на пару шагов. Чтобы косо не смотрели.
После первого шага Михал рухнул между баков. Несколько бесконечных минут не мог даже пошевелиться.
Слава богу, дома. Отстучать по двери сигнал.
— Кто там? — голос Евы.
— Я.
Дверь приоткрылась. Щель сантиметров в десять.
— Ты чего? — злится Михал. — Открой!
— Не могу.
Михал протискивается внутрь. Ева стоит в коридоре, на ее правой руке, переломившись пополам, повисла Клара.
