Гарольд Роббинс - Торговцы грезами
— Ладно, Джонни, — сказал он с какой-то обреченностью, — мы будем делать эту картину. — Сказав это, он почувствовал, что все его сомнения улетучились, и ему сразу стало легче.
— Скажи Дорис, чтоб позвонила вечером домой.
— Хорошо, — сказал Джонни.
— Ну, тогда до завтра.
— Да, — сказал Джонни, думая о чем-то другом: он все еще размышлял о том, как Питер относится к этой картине. Внезапно он вспомнил — Джордж! Ведь ему надо знать ответ сегодня. — Питер!
— Да?
— Насчет этих театров для Джорджа, он ждет ответа сегодня.
— А! Театры! — Голос Питера звучал вяло, и сердце у Джонни ушло в пятки. После того, о чем они говорили с Питером, ему уже не хотелось с ним спорить. — Я говорил об этом с Джо и Эстер, и они согласились, что это хорошая мысль. Вот так и передай Джорджу.
Джонни повесил трубку, взял лист с подготовленными цифрами и передал его Джейн.
— Подшей его, — сказал он, — он мне так и не понадобился.
Джонни направился к своему столу, слегка покачивая головой. Никак ему не понять Питера, никогда не знаешь, что от него ожидать.
3Дорис стояла перед зеркалом, переживая чувство необычайного восторга. То, что она увидела в зеркале, ей понравилось, и она довольно кивнула головой. Это платье было гораздо лучше, чем то, которое она примерила сначала. Сейчас она казалась более взрослой, более зрелой. Как хорошо, что дождь кончился и она может идти в платье. Во всех других своих нарядах она выглядела просто девчонкой.
Дорис взглянула на часы, стоящие на туалетном столике, и, надевая шляпку, подумала: «Он должен зайти с минуты на минуту». Она так расстроилась, когда не увидела его на вокзале, но Джейн объяснила, что Джонни занят роликом о принятии присяги Вильсоном, и Дорис согласно кивнула головой. Она уже давно привыкла к тому, что люди, работающие в кино, постоянно чем-то заняты и вечно куда-то спешат. Джейн сказала, что сейчас проводит ее в отель, а потом Джонни приглашает ее на обед, и Дорис успокоилась.
Раздался стук в дверь. «Это он», — подумала она, бросаясь к двери. Посреди комнаты остановилась, еще раз глянула на себя в зеркало и медленно пошла к двери. «Ты ведешь себя как ребенок», — сказала она самой себе, берясь за ручку двери и плавно поворачивая ее, но сердце продолжало учащенно биться.
Ей казалось, что дверь открывает не она, а кто-то другой, — она как бы видела себя со стороны. И сразу заметила перемену в его взгляде. Сначала в нем была улыбка, но, когда Джонни увидел Дорис, улыбка уступила место неподдельному восхищению. Затем снова появилась улыбка, теплая и восторженная.
В руке у него был букет цветов. Как и она, он тоже готовился к встрече. «Как она выросла», — сказал он себе, не веря своим глазам. Он хотел подхватить ее на руки, закружить по комнате и сказать: «Привет, милашка!» — как это делал не раз, но сейчас не мог. Она сделала шаг назад, и на ее щеках заиграл румянец. Глаза блестели, губы слегка дрожали.
Он вошел в комнату и вручил ей цветы.
Она молча приняла букет, и их руки соприкоснулись. Словно ток пробежал по ним. Они не разжимали рук.
— Привет, милашка, — сказал он полным восхищения голосом.
— Привет, Джонни! — ответила она. Она впервые назвала его по имени, не добавив при этом слова «дядя».
Тут она заметила, что они до сих пор держат друг друга за руки, и отняла свою руку. Ее щеки стали пунцовыми.
— Пойду поставлю их в воду. — Ее голос звучал тихо. Он внимательно смотрел, как она ставит цветы в воду. Она стояла вполоборота к нему, так, что он видел ее профиль. Волосы цвета темной меди блестели, оттеняемые ярким румянцем; голубые глаза, низко опущенные уголки мягких губ, изящный овал лица.
Повернувшись, Дорис заметила, что он наблюдает за ней. Она слегка поправила цветы.
— Так лучше? — спросила она.
Он утвердительно кивнул головой, не зная, что ответить. Он понятия не имел, как ему говорить с этой молодой женщиной, с которой он только что встретился. В его голосе звучала растерянность.
— Не могу поверить, ты…
Она рассмеялась.
— Только не надо мне говорить, что я выросла. Если я услышу об этом еще раз, я взвою.
Слегка смущенно он засмеялся вместе с ней.
— Именно это я и хотел сказать, — сознался он.
— Знаю, — сказала она, подходя к нему вплотную. — Только не понимаю, почему люди постоянно говорят об этом? Время для меня бежит так же, как и для них. Конечно, я выросла. Ведь ты бы не хотел, чтоб я вечно оставалась ребенком?
Он стал чувствовать себя более раскованно и легко. И решил подразнить ее.
— Не знаю, — сказал он. — Когда ты была ребенком, я мог схватить тебя, закружить по комнате, поцеловать, назвать милашкой. Ты бы смеялась, и нам было бы здорово. Сейчас же я этого сделать не могу.
Ее глаза тут же потухли. Странно, как они быстро изменили цвет и стали совсем темными.
— Почему? Разве нельзя поцеловать старого друга, которого не видел много лет? — Ее голос был ровным и тихим.
Он посмотрел на нее какое-то мгновение и наклонился к ней. Она подняла лицо, и их губы встретились.
Его как обожгло. Он инстинктивно обнял ее за талию и прижал к себе, ее руки обвились вокруг его шеи. Он чувствовал, как его опьяняет близость ее тела, будоражит запах ее волос. Джонни посмотрел на ее лицо. Ее глаза были закрыты.
Молнией в голове пронеслась мысль: «Это просто сумасшествие. Что ты делаешь, Джонни? Может, она и выглядит как женщина, но она всего лишь ребенок, уехавший далеко от дома. Романтичный ребенок. Не будь идиотом, Джонни!»
Он неожиданно отстранился, и она уткнулась лицом ему в плечо. Джонни провел рукой по ее лицу и волосам. Они постояли молча, потом он заговорил, и в его голосе сквозила печаль.
— Ты выросла, милашка. Теперь с тобой не поиграешь. Ты уже слишком большая.
Она посмотрела на него, и в ее глазах заплясали чертики. На губах появилась улыбка.
— Да неужели, Джонни? — Теперь ее голос звучал звонко.
Он кивнул, все еще грустно глядя на нее и мысленно пробуя ответить на терзавший его вопрос: «Что же случилось со мной?»
Она пошла взять свое пальто, и внутри у нее все пело: «Он любит меня! Он любит меня, хотя и сам об этом не догадывается». А вслух сказала:
— Куда мы пойдем обедать, Джонни? Я ужасно голодна.
Джонни лениво отхлебывал кофе. Ему так не хотелось, чтобы этот обед закончился. Два часа пролетели как несколько минут. Он впервые разговаривал о фильмах с женщиной, которая относилась к кино так же, как и он. Он рассказал ей о только что отснятом ролике с присягой Вильсона. Она внимательно слушала, чувствуя, с каким вдохновением он говорит о кино, о том, что они сделали, что собираются сделать в будущем. Кому-нибудь разговор показался бы сугубо профессиональным, но ей эта тема была хорошо знакома, для нее это было естественно, в ее доме все только и говорили о кино.
Но она думала и о своем: о том, как он выглядит, какого цвета его глаза и волосы, его лицо, чувственные губы, волевой подбородок. О том, какое у него гибкое тело и пружинистый шаг. О том, как крепко он обнимал ее.
Дорис была рада, что не ошиблась. Она всегда любила его, а теперь знала, что и он ее любит. Пройдет немного времени, и он сам поймет это. Сначала ему надо привыкнуть к мысли, что она взрослая, но ей было не привыкать ждать. От звука его голоса по ее телу пробегала сладкая истома. Приятно будет наблюдать, как он постепенно начнет осознавать, что любит ее. Легкая улыбка тронула ее губы, когда она подумала об этом. Его так хорошо любить!
Допив кофе, Джонни поставил чашку на стол. Грустно улыбнувшись, он посмотрел на часы.
— Пора возвращаться в контору, — сказал он. — Я впервые трачу на обед столько времени.
В ответ она улыбнулась.
— Тебе надо почаще это делать, нельзя же работать на износ.
Он поднялся.
— Нечасто бывает, что я могу надолго отвлечься от работы, но сегодня мне даже не хочется туда возвращаться. — Джонни закурил. — Сам не знаю почему, — задумчиво добавил он.
«Я-то знаю почему», — подумала Дорис счастливо и поднялась со стула.
Он накинул пальто ей на плечи.
— Я провожу тебя до отеля.
Они прошли мимо газетного киоска на углу. Газетные шапки кричали:
«ИНАУГУРАЦИЯ ВИЛЬСОНА.
ПОВОРОТ К МИРУ!»
Посмотрев на Джонни, Дорис серьезно спросила:
— Как думаешь, он сдержит свое слово, а, Джонни?
Он взглянул на нее, удивленный таким серьезным вопросом.
— Думаю, что он будет стараться изо всех сил, милашка. А почему ты спрашиваешь?
— Папа так страдает из-за этого. Ты же знаешь, его родственники до сих пор живут в Германии. Да еще эта картина, которую Джо заставляет его делать.
— Я знаю насчет нее, — ответил он. — Мы говорили об этом утром. Он все же будет ее делать.
Они прошли несколько метров, прежде чем Дорис ответила. Было заметно, что она о чем-то напряженно думает. Наконец она вздохнула.
