Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя
Наступит ли когда-нибудь конец ужасным открытиям?
– Господи…
– В последнее время реальность практически потеряла для нее смысл. Она по поводу и без повода глотала то анксиолитики, то нейролептики… начала заговариваться, постоянно вспоминала свое прошлое и по-всякому трансформировала его. У нее даже появились галлюцинации: как-то я застал ее за тем, что она рассказывала Жюлю о вас, о Габриэле. Приступы безумия участились, и, главное, они становились неуправляемыми, нужно было молча дожидаться, пока гроза пройдет…
Я вспомнила ее маниакальную потребность все контролировать, перепады настроения, которые сходили за капризы звезды, мигрени, бывшие, как выяснилось, вовсе не мигренями, а чем-то совсем другим, ее неадекватную реакцию на мое решение вернуться к Пьеру, неконтролируемая ярость и нападение на меня в последний вечер…
– Той ночью я не должен был оставлять вас с ней наедине. Простите меня, Ирис, за то, что она с вами сделала.
Он поглядывал на синяки на моей шее, которые постепенно принимали фиолетовый оттенок.
– Вы тут ни при чем, Жак. Она тогда была не она, а кто-то другой, так я воспринимаю случившееся. Во всяком случае, это не то воспоминание, которое я хотела бы о ней сохранить. Вы все рассказали Габриэлю? Ему стало бы легче.
– Да, рассказал. Время тайн прошло… И ни вы, ни он не должны винить себя в том, что случилось.
– Легко сказать.
– Я был у нее вчера. И слышал их разговор по телефону.
– А-а…
– Я хотел дать ей дополнительную дозу лекарств, но она долго проплакала, а потом сама успокоилась. Марта отправила меня домой, и когда я уходил, она сказала, что ей плохо без Жюля, она тоскует по нему. Честно говоря, я полагаю, что она приняла решение абсолютно осознанно и потому, что любила вас обоих.
– Как Габриэль реагировал на ваш рассказ?
– Это его успокоило, но сражение со своими демонами у него еще впереди. – Он отхлебнул глоток и долго перекатывал джин во рту. – А вы, Ирис? Вы-то как?
– Не знаю. Я не в состоянии поверить, что она умерла, и могу думать только о нем.
– Дайте волю печали, вы ведь тоже любили ее. Я знаю.
– Пусть пройдет время, – только и смогла ответить я.
Жак допил джин и встал с табурета:
– Не оставайтесь одна, пойдемте со мной, побудьте вечером с моей женой и детьми.
– Спасибо, Жак, вы просто чудо, но я лучше останусь здесь. Не хочу, чтобы Габриэль вернулся в пустую квартиру.
– Как хотите, но только не стесняйтесь звонить, если что-то вдруг понадобится.
Он записал мне свой номер телефона и направился к двери. Я вышла в прихожую вместе с ним. Он чмокнул меня в щеку, и я потеряла дар речи от неожиданности. А он ушел, оставив меня в одиночестве переваривать его откровения.
Я вытащила из чемодана чистые вещи и туалетные принадлежности. Потом пошла в ванную и долго стояла под горячим душем. Надеялась снять таким образом напряжение, но мои надежды не оправдались. Одевшись, я поплелась на кухню. Нужно было что-то съесть. Содержимое холодильника, несмотря ни на что, вызвало у меня улыбку. Он был заполнен готовыми блюдами из лучших магазинов. Траур не траур, а роскошь никто не отменял, с иронией подумала я. Я взяла первый попавшийся лоток, немного поклевала, оставила больше половины и вернулась с телефоном в руках на диван дожидаться Габриэля.
– Ирис, ты почему не легла? – едва войдя, спросил Габриэль.
Я заморгала. Оказывается, я заснула на диване. Он сел рядом, я увидела, как он осунулся за эти часы, погладила его по лицу. Он прижался к моей ладони.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
Он встал:
– Иди ложись.
Он направился на кухню, долго стоял, опершись о стойку. Потом взял стакан, налил немножко апельсинового сока, щедро плеснул рому. Я подошла к нему, стала за спиной, обняла.
– Это лучше, чем снотворное, – объяснил он.
Я поцеловала его. Он осушил стакан тремя глотками.
– Жак приходил? – спросил он.
– Да.
– Она была безумной… совсем свихнулась… Как я мог ничего не замечать?
– Я уверена, она хотела тебя защитить. Какое значение имеет ее безумие? Ты же ее любил такой, как она есть…
Он с сомнением покачал головой:
– Возможно… вот только всю оставшуюся жизнь я буду думать, будто убил ее. После всего, что я ей вчера наговорил по телефону, ответственность за то, что произошло, несу я.
Он замолчал, ударил кулаком по столешнице.
– Габриэль, я так же виновата, как ты.
Он резко обернулся, схватил меня за плечи:
– Больше никогда так не говори. Она тебя ударила, хотела убить. И ты не должна мучиться из-за того, что…
– Я сбежала от нее к тебе, не сказав ни слова, без всяких объяснений, не обеспокоившись ее состоянием, хотя было совершенно очевидно, что она не в себе. Ты же видишь, вина лежит и на мне.
Он приник ко мне, сцепил за моей спиной руки и долго не отпускал.
– Мы всего лишь хотели быть вместе. – В его голосе слышались рыдания.
– Знаю… Мы будем нести это бремя вдвоем. Придется научиться с этим жить.
– Я только организую ее похороны, и мы свалим. А теперь иди в кровать. Я приму душ и тоже лягу.
Он отпустил меня, налил себе новую порцию и залпом выпил.
Через четверть часа он откинул одеяло и устроился около меня. Я не могла исцелить его боль. Но вчера мое тело облегчило его муки, и я легла на него, стала целовать. Он откликнулся на мои ласки. Я занималась с ним любовью осторожно и так нежно, как только могла. После этого он свернулся клубком в моих объятиях и мгновенно уснул. А я пролежала еще не меньше часа, легонько проводя рукой по его по волосам, пока сон не сморил и меня.
Когда я проснулась, Габриэля в постели не было. Я надела его рубашку, валявшуюся на полу рядом с кроватью, и отправилась его искать. Он пил кофе и невидящим взглядом смотрел в окно. Я встала рядом, обняла его.
– У меня есть просьба к тебе, – очень тихо сказал он.
– Говори.
– Сшей ей последнее платье.
Я зажмурилась изо всех сил, потому что впервые за сутки ощутила подступившие слезы и не хотела, чтобы он их увидел.
– Только ты сможешь ее одеть, она никогда не была такой красивой, как в твоих моделях.
– Постараюсь сделать как можно быстрее.
– Спасибо… Мне пора.
– Куда ты идешь?
Он высвободился из моих объятий и надел кожаную куртку:
– В морг.
Кровь застыла у меня в жилах.
– Пойти с тобой?
– Нет, отправляйся в ателье.
– Там кто-то будет? Мне откроют?
Он порылся в кармане и вынул мою связку ключей.
– Я взял их у тебя. – Он протянул ключи. – Я закрыл ателье на неопределенное время. В любом случае обучение близилось к концу.
Он поднял с пола шлем и направился к двери.
– Подожди! – Я бросилась к нему, повисла у него на шее. – Я люблю тебя, Габриэль.
Он вышел, не сказав ни слова.
Час спустя я стояла перед дверью ателье. У меня дрожали руки, когда я вставляла ключ в замок. Мертвая, леденящая, тяжелая тишина царила в этом месте, которое всего несколько недель назад казалось мне раем на земле. В память о Марте я оделась так, как когда работала у нее: высокие каблуки моих лодочек стучали по паркету. Шторы были задернуты. Я прошла по ателье в будуар с примерочными кабинками. Мне удалось сдержать слезы, но я убежала на второй этаж. Решилась войти в ее кабинет. Время словно застыло. На секунду мне показалось, что сейчас я увижу ее за рабочим столом и она скажет: “Дорогая моя, твои модели великолепны, вместе мы всего добьемся”. Я опущу голову, она подойдет ко мне, кончиками пальцев поднимет мой подбородок и пристально посмотрит в глаза.
Я села на ее место, коснулась рукой столешницы, открыла верхний ящик и едва сдержала рыдания. Он был заполнен моими эскизами, она сохранила их все – от первого до последнего. Я опустила голову на стол, и плотину долго сдерживаемого горя наконец прорвало.
Больше двух часов я не могла справиться с потоком слез. Потом умылась и начала работать за ее столом. Среди Мартиных вещей я нашла свой последний блокнот с зарисовками и карандаши. Я делала эскиз за эскизом, посвятив им большую часть дня и отказавшись от обеда. Я возвращалась к своим привычкам, словно Марта диктовала мне, что делать.
Я слышала ее голос, подсказывающий, что нужно распустить сборку, или удлинить низ, или спрямить складку, или подкорректировать вырез. Позднее она отправила меня на склад, и мы вместе выбрали ткань для ее последнего платья. Но и после этого она не покинула меня, внимательно наблюдая за тем, как я конструирую лекала, режу ткань. Настал вечер, и я решила оставить воспоминания о Марте здесь, в ателье, до завтра и вернуться домой к Габриэлю.
Он, однако, присоединился ко мне только посреди ночи, когда я уже давно была в постели. Мы яростно и молча занимались любовью, а потом мгновенно заснули в изнеможении.
