Джей Эшер - 13 причин почему

Сжимаю ладонь в кулак и подношу к лицу. Глаза застилают слезы, но я вижу, что по пальцам струится кровь, кожа содрана.

Неважно, куда Ханна хочет, чтобы я пошел, я уже решил для себя, где проведу остаток ночи. Но сначала мне нужно вымыть руку. Ссадины горят, а от вида крови мне становится дурно. Кстати, всего в двух кварталах есть заправка, так что если пойти туда, я почти не отклонюсь от намеченного маршрута.

Добравшись до заправки, я прячу раненую руку в карман и захожу в магазин. Нахожу баночку медицинского спирта и набор пластырей, кидаю на прилавок несколько долларов и спрашиваю, где туалет.

— В конце зала, — отвечает продавщица.

Дверь приходится открывать плечом. Я включаю холодную воду и, опустив руку под струю, наблюдаю, как мою кровь уносит в канализацию. Открываю баночку со спиртом и быстро, одним движением, потому что если я хоть на секунду задумаюсь, то уже не смогу этого сделать, опрокидываю все ее содержимое на исцарапанную руку.

От ощущения, словно с меня сдирают кожу, я покрылся испариной и закричал в голос. После, как мне казалось, часа мучений я наконец снова смог шевелить пальцами. Используя целую руку и зубы, вытаскиваю пластырь и наклеиваю его на раны.

— Спокойной ночи, — говорю я продавщице, покидая магазин.

Когда я выбрался на дорогу, меня снова начало шатать. Осталась всего одна кассета — на ней синим лаком написан номер «13».

КАССЕТА 13. СТОРОНА А

В парке Эйзенхауэра никого нет. Я молча стою перед входом — здесь я проведу ночь, услышу последние слова Ханны Бейкер, а потом усну.

Фонари разбросаны по всей территории, но большинство либо перегорели, либо разбиты. Нижняя часть горки-ракеты тонет в темноте, а наверху, куда уводят ступеньки, луна освещает металлическую отделку.

Вокруг ракеты, как это часто бывает на детских площадках, насыпан песок. Я подхожу ближе к горке и рассматриваю конструкцию — в ее основании три металлических лепестка, а чтобы попасть на первый уровень, нужно подняться по лестнице и затем пролезть в отверстие размером с канализационный люк.

Я выпрямляюсь и понимаю, что лестница мне ни к чему — все, что нужно, это подтянуться и пролезть в люк. Что я и делаю.

Устроившись поудобнее, я достаю из кармана плеер и нажимаю кнопку «Проигрывать».

Одна… последняя… попытка.

Ханна шепчет, поднеся диктофон близко ко рту, так что я могу расслышать ее дыхание.

Я дам жизни еще один шанс. На этот раз я попробую попросить о помощи. Так, наверное, мне будет проще пережить то, что со мной происходит. Я устала бороться со всем одна.

Ты не права, Ханна. Я был рядом с тобой, но ты меня оттолкнула.

Конечно, если вы слушаете эти записи, значит, у меня ничего не вышло. Или у него ничего не вышло.

Сжимаю зубы и начинаю подниматься выше.

Сейчас вас от моей коллекции кассет отделяет всего один человек… мистер Портер.

Нет! Не может быть! Что он об этом знает? Он преподавал у нас с Ханной английский. Я и сейчас вижу его каждый день, и у меня нет ни малейшего желания, чтобы он узнал о существовании записей. Не хочу, чтобы он тоже слушал эти истории… обо мне… обо всех остальных. Вмешивать в это дело кого-то взрослого, да еще из нашей школы, — это уж слишком.

Что ж, давайте узнаем, что же случилось, мистер Портер.

Звук липучки — сначала она что-то открывает, а потом закрывает. Похоже, она куда-то засунула диктофон. В рюкзак? В куртку? Затем стук. Еще раз.

— Ханна. Рад тебя видеть.

Плохо слышно, но, очевидно, это он, как обычно, серьезный и дружелюбный одновременно.

— Заходи. Присаживайся.

Спасибо.

Это наш учитель английского, а также школьный психолог у учеников, чьи фамилии начинаются на буквы с А до Г, то есть Ханны Бейкер в том числе.

— Тебе удобно? Может, воды?

Все нормально, спасибо.

— Итак, Ханна, чем могу помочь? О чем ты хотела поговорить?

Эээ… я точно не знаю. Просто обо всем, наверное.

— Что ж, на это уйдет какое-то время.

Долгая пауза. Слишком долгая.

— Ханна, все в порядке. У меня столько времени, сколько потребуется. Скажи, когда будешь готова.

Дело… в том… Все так сложно.

Ее голос дрожит.

Не знаю, с чего начать. Ну, в смысле, столько всего произошло, я не могу это обобщить.

— И не нужно обобщать. Почему бы тебе не рассказать для начала, как ты себя сегодня чувствуешь.

Прямо сейчас?

— Ну да.

Потерянно, наверное. Опустошенно.

— В чем это проявляется?

Просто пустота внутри. Вообще ничего нет. Мне совершенно нет ни до чего дела.

— До чего, например?

Заставьте ее все рассказать. Продолжайте задавать вопросы, разговорите ее.

Вообще ни до чего. Мне плевать на школу… на саму себя… на одноклассников.

— А как насчет друзей?

Если вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос, то вам придется объяснить мне, кто такие друзья.

— Только не говори мне, что у тебя нет друзей, Ханна. Я же не первый день тебя знаю.

Серьезно, мне нужно определение. Как разобраться, кто настоящий друг, а кто нет?

— Кто-то, к кому ты можешь обратиться, когда…

Тогда у меня нет друзей. Вот почему я здесь, разве не понятно? Поэтому я обращаюсь к вам.

— Ты поступила правильно, что пришла ко мне, Ханна.

Поднимаюсь на следующий уровень и присаживаюсь на колени перед окошком, которое ведет на горку.

Вы не представляете, чего мне стоило прийти к вам.

— В моем расписании на этой неделе полно окон.

Дело не в вашем расписании, мне было сложно уговорить себя.

Лунный свет отражается от гладкого металла горки, и мне легко представить, как Ханна сидела на этом же самом месте два года назад, как она оттолкнулась и покатилась вниз. Прочь отсюда…

— Хорошо, что ты все-таки смогла это сделать, Ханна. А теперь расскажи мне, как ты себе представляешь, что изменится после того, как ты уйдешь из моего кабинета?

Вы имеете в виду, чем вы можете мне помочь?

— Да.

Думаю… не знаю. Не уверена, что я ожидаю чего-то конкретного.

— Ну, хорошо, что тебе нужно сейчас из того, чего у тебя нет?

Давайте с этого начнем. Мне нужно, чтобы все закончилось.

— Что ты хочешь, чтобы закончилось?

Все. Люди. Жизнь.

— Ханна, ты понимаешь, что говоришь?

Она все отлично понимает, мистер Портер. Она хочет, чтобы и вы это поняли и помогли ей.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы жизнь закончилась, Ханна. Твоя жизнь?

Молчание.

— Ты это имеешь в виду, Ханна? Это же очень серьезно.

Именно это она и имеет в виду, мистер Портер. Она понимает, насколько все серьезно. Вы должны что-то сделать!

Да, я знаю. Простите.

Не надо извиняться! Лучше поговори с ним!

Но я не хочу этого, поэтому я и пришла к вам.

— Итак, что случилось, Ханна? Как мы до этого дошли?

Мы? Или как я до этого дошла?

— Ты, Ханна. Откуда такие мысли? Понимаю, что ты не можешь свести все воедино. Это похоже на снежный ком, да?

Точно. Эффект снежного кома. Именно так она называет происходящее.

— Одно событие накладывается на другое, их становится все больше?

Это слишком сложно.

— Жизнь сложная?

Снова пауза.

Вылезаю из ракеты и выглядываю вниз. Раненая рука болит, и если я на нее опираюсь, то становится еще хуже, но я не обращаю на это внимания.

— Вот, возьми. Тут целая коробка бумажных платочков.

Даже не использованных.

Она шутит. Он сумел ее развеселить!

Спасибо.

— Давай поговорим о школе, Ханна. Так у меня появятся идеи, как мы — о, прости — как ты до этого дошла.

Хорошо.

Начинаю забираться на верхний уровень.

— Когда ты думаешь о школе, что первое приходит тебе в голову?

Учеба, наверное.

— Отлично.

Шучу.

Теперь очередь мистера Портера смеяться.

Да, я хожу сюда, чтобы учиться, но это не все.

— Тогда что еще?

Просто место, наполненное людьми, с которыми я вынуждена общаться.

Вот я на самом верху.

— Это нелегко для тебя?

Временами.