Асука Фудзимори - МИКРОКОСМ, или ТЕОРЕМА СОГА
Тамура в этой толпе главный, он приближается к паланкину и предлагает монаху руку, помогая ему вывалиться на пол.
– Добро пожаловать и да будет ваша жизнь долгой. Надеюсь, путешествие не доставило хлопот вашему сиятельству.
– Да уж… В море все корыто заблевал, а с вашими носильщиками тоже, пожалуй, отдохнешь… Душу вытрясли. В общем, все в ажуре, дорогой!
Церемониймейстер занялся воспитанием носильщиков, а Тамура принялся знакомить гостя с великолепием дворца и чудесами его окрестностей.
– Вы прибыли в новую резиденцию, дорогой гость. Глухой лес мы превратили в три прелестные рощицы и назвали их То-Сё, Там-Сям и Туда-Сюда.
– Не трудитесь, все равно не запомню, сложные названия. Я отсюда еще пацаном уехал, все забыл да и вспоминать ни к чему. Сознайтесь лучше, что вы в эту лесную хибару забираетесь, чтобы без помех позабавляться, да?
– Э-э-э… М-м-м…
– Да ладно, ладно… Чего уж… Глушь, провинция… Деревенская столица…
Вздохнув, Тамура повел гостя к придворным. Прежде всего, конечно, Сога, блестящие отец Эмиси и сын Ирука. Все важные решения зависят от них, в их ведении финансы, альянсы, войско… Очень рад – очень приятно, поклон, улыбка…
– А этот тоже Сога?
– Нет-нет, это так, простой парнишка, принц Оэ Нака…
Они не обошли еще и половины придворных, когда монах вдруг отвернулся от толпы представляемых и вытянул шею.
– Демоны небес, земли и ада! Что за видение неземное? Красота-то какая!
Монах задрал голову и уставился на полуприкрытое веером личико принцессы Кагуя. Шеи всех присутствующих дернулись в том же направлении.
– Имперская принцесса Кагуя, – пояснил Тамура, несколько удивленный неожиданным поворотом событий. – Дочь славного принца Умаядо, знаменитого Тайсё Сотоку.
– Дебила?
– Кгм… Да, того самого. Но этой черты отца она не унаследовала.
– Кагуя… Слышал. О ней и в столице болтают. А можно попросить ее спуститься к нам?
– Можно, но стоит ли?
– Не понял…
– Рискуете… Мало ли что может случиться… От нее всего можно ожидать. С ней всегда связаны какие-нибудь сюрпризы. И не всегда приятные.
– Неужто? Да быть того не может! Такая милашка… – ворковал монах.
– Что ж, я предупредил…
И Тамура неохотно потопал по ступеням.
– О Сладчайшая Заноза-сан, – начал он, подойдя к принцессе. – Тысяча благодарностей за ваше отсутствие… тьфу, присутствие; вы осветили наш праздник вашей несравненной красой… черт бы драл этих протокольных обезьян, они мне поперек горла… Короче, не будете ли вы столь любезны спуститься к нашему гостю, вы ему дух перешибли… Премного благодарен.
Император повернулся к лестнице, дабы вернуться вниз, к гостю. Он занес ногу над ступенькой, но в этот момент Кагуя, не вполне довольная формой приглашения, сильно толкнула его в спину. Тамура взмахнул руками, грохнулся на ступени, скатился вниз и замер. Перелом позвоночника, фрактура черепа – летальный исход.
Крайне недовольный нарушением протокола церемониймейстер вынужден был прервать прием. Труп тотчас окружили налетевшие падальщиками монахи-буддисты, захлопали крыльями подолов и затеяли свару за право читать надлежащие сутры.
Шоан соединил ладони, спрятав их в необъятные рукава своей хламиды. По губам его червяком ползала плотоядная улыбка.
– Божественная и небезопасная, – пробормотал он, уставившись на ширму, за которую удалилась Кагуя. – На меня скроена.
Закоренелый девственник принц Оэ Нака, приступая к мастурбации, когда того требовал его вздыбившийся отросток, всякий раз обращался мыслями к вдохновлявшей его на эти упражнения принцессе Кагуя. Девственность принца накладывала тяжелую лапу на его речь, смех, манеру драться, напиваться, спать, ходить, стоять… Сложение его кричало о той же девственности, и пахло от него грудным ребенком.
Как и любой другой придворный, принц превзошел китайскую грамоту – выучил положенное количество иероглифов; он читал классические тексты и обучался владению оружием. Наставники не обучили его, однако, стыдливости и сдержанности. С этими абстрактными понятиями он знаком не был, поэтому драил свое нехитрое мочеполовое приспособление где придется. Например, при дворе, в присутствии министров и советников, которым приходилось прилагать определенные усилия, чтобы продолжить обсуждение политических или финансовых проблем. Однажды естественная потребность проявилась в присутствии императрицы. Глаза уже далеко не молодой женщины округлились, она вообразила, что стала жертвой галлюцинации, и поспешно удалилась.
Иной раз лицезреть пикантный процесс доводилось дворцовым служанкам. Некоторые из них, хорошо знакомые с правилами поведения во дворце, считали своим священным долгом предложить для оружия принца ножны своих промежностей. Оэ Нака неизменно отвергал эти почтительные предложения. Иные, помоложе, даже обижались на принца.
– Добрейший принц, к чему вам попусту руки утруждать? У вас все как надо, прекрасно устроено, прошу вас сюда, как заведено; у меня есть такое специальное отверстие…
Но Оэ Нака, погруженный в увлекательный процесс, отвергал все приглашения, исходящие как от женщин, так и от кавалеров, как правило, старшего возраста. Однажды на него натолкнулись монахи Мин и Шоан, увлеченные теологическим спором. Заинтересованный Шоан остановился, чтобы понаблюдать процесс, но старый Мин потянул его за рукав, и они продолжили занимательную беседу о природе бодхисатвы.
Кагуя, источник вдохновения и объект вожделений юного Оэ Нака, не испытывала ни малейшего интереса к его публичным упражнениям. Застав однажды принца во время его рутинных занятий, она, понаблюдав с полминуты, хладнокровно заметила:
– Жаль, что ты такой недотрога, я бы могла посоветовать, кому эта штука может пригодиться. Во дворце немало заинтересованных дам.
К глубокому сожалению принца, Кагуя никоим образом не причисляла себя к этим заинтересованным дамам.
Придворные и прислуга привыкли к половым причудам принца, реагируя на них лишь брошенными мимоходом шуточками разной степени скабрезности.
– Хо! Посередь морозов зимних… Фиалкою, расцветшей в холода…
– Вставай, проклятьем демонов клейменный!
– Нет, не скажите, какой там цветочек… бананище редчайший, зрелый плод…
– Гм… до времени созрелый… И вкуса нашего не радуя…
– В лесу раздавался стук крестьянского топора… Срубите поскорее этот побег бамбука, добрый принц…
Ни насмешки придворных дам, ни холодность принцессы Кагуя не могли поколебать религиозного упрямства принца Нака. Уповал он на то, что судьба вознаградит его за постоянство. Вот представится случай, и он им всем покажет… И действительно, когда Кагуя обратилась к нему с предложением самым безумно-наглым, он без колебаний бросился выполнять пожелание предмета своего вожделения.
Тамура получил все положенные посмертные почести вместе с посмертным именем Дзёмей. Простившись с почившим императором, следовало подумать и о следующем. Ямасиро, соперник покойного, не заставил себя упрашивать и сразу после похорон провозгласил себя сувереном, не потрудившись даже посоветоваться с дворцовыми авторитетами.
– Это и так ясно! – рассуждал он, почесывая подмышки. – Моя очередь, чего тут огород городить…
Но никто во дворце с ним не согласился. Прежде всего Кагуя.
– Как! – возмутилась она. – Вы хотите узурпировать престол? Это тягчайшее преступление!
За принцессой маячили Ирука и Шоан. Первый без колебаний последовал за ней, почуяв возможность смахнуть голову-другую-третью, второй пристроился сзади с несколько иной целью. Он любовался аппетитным задним фасадом принцессы, еле заметным подрагиванием её ягодиц.
– Ямасиро, – продолжила обладательница ягодиц, – вы неисправимы. От вас того и жди какого-нибудь фокуса.
– Вы клятвенно отказались от престола, дабы сочетаться браком с присутствующей здесь принцессой, с этим созданием эфемерным и лучезарным, не так ли, Божественная Болтун-тян?
– Еще бы не так!
– Позор! – кипятился Ирука. – Вам предлагают руку исключительного создания, вы же осмеливаетесь от нее отказаться, и ради чего? Ради какого-то жалкого трона, который плодит разврат.
