Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы
Сопротивление не угасало. В чаще Арденн сколачивались отряды, в них вливались беглецы из лагерей — люди разных национальностей. Среди них были и советские воины.
В первых рядах Сопротивления в Люксембурге шли рабочие рудников, литейщики, доменщики — в значительной части коммунисты. Оккупанты не раз пытались уничтожить компартию. Однажды они захватили подпольную типографию газеты «Вархайт», что значит «Правда». Заработал другой печатный станок. Все годы войны, вплоть до освобождения, появлялись боевые листки. Непрерывно действовали подпольные штабы.
…Сейчас, когда я пишу эти строки, я как будто слышу неторопливую речь Артура Узельдингера.
Он здесь человек-легенда. В течение пяти лет он сбивал со следа гестаповских ищеек. Менял документы, явки, выскальзывал из когтей смерти. Жену его арестовали, подвергли пыткам, дочь Фернанда родилась в тюремном госпитале.
Узельдингер невысок, крепок, лицо у него сосредоточенное, упорно нестареющее. Рассказывает он мало, зато энергично поощряет своих товарищей.
— А помнишь, Артур, — говорит один, — трамваи…
На губах Узельдингера легкая улыбка. Она разгорается и словно озаряет его всего. Да, памятная история! Врагов донимали всеми способами и острым словцом тоже.
В столице — Люксембурге — на трамваях красовалась реклама немецкой парфюмерной фирмы, именовавшей себя сокращенно ЕНКО. «Покупайте мыло ЕНКО!» В один прекрасный день под этой строкой появилась другая, в рифму: «Еще лучше чистит Тимошенко».
В то время наши войска под командованием маршала Тимошенко нанесли сильный удар противнику.
— Гестаповцы так и не дознались, кто это сделал, — слышу я. — Правда, Артур?
Узельдингер знает лучше. Он все помнит.
Да, шпики остались с носом. Не сумели гитлеровцы разобраться и в газетных объявлениях. Выглядели они невинно: например, счастливые родители извещают родных и знакомых о появлении на свет младенца. А скрытый смысл был доступен только люксембуржцам. В действительности читателей поздравляли с… приближением войск союзников.
Тонкости языка летцебургеш, словечки уличного жаргона, условные обозначения воюющих сторон позволяли обманывать оккупантов самым дерзким образом — в печати. Подпольщики широко пользовались таким способом связи и пропаганды.
Примечательно, что предателей почти не было.
Так в Люксембурге, через четверть века после войны, я обнаружил собратьев по оружию.
Стальной малыш
— Мы маленькая страна.
Эту фразу здесь слышишь часто и диву даешься, сколько ей придают оттенков! Один произносит смущенно и как бы прося снисхождения, другой — с сожалением, третий — с иронией космополита и сноба, четвертый — бойко, с вызовом.
В городе Эш, в «метрополии рудного бассейна», эти слова звучат веско, с затаенной гордостью. Люксембуржцы вообще не любят громких возгласов и хвастовства. Вам деловито дадут справку: хоть страна и маленькая, а стали производит на душу населения в семнадцать раз больше, чем в Соединенных Штатах.
Крепок стальной малыш!
Между тем Люксембург совсем недавно обрел профессию металлурга.
Старая его специальность — чисто аристократическая. Великое герцогство именовали страной роз. Розы графских имений, носящие титулы своих хозяев, розы монастырей, посвященные апостолам и владыкам церкви.
Завоеватели вывозили из Люксембурга садовников. Они отличались при дворах Вены, Берлина, Парижа, трудились и в Петербурге. Шедевры садоводства воспевал кистью художник Пьер Редутэ, родом люксембуржец. Приближенный Марии Антуанетты — последней французской королевы, общепризнанный «Рафаэль цветов», он оставил множество полотен и гравюр. Это, в сущности, портреты цветов. Для романтика Редутэ цветок был существом одушевленным, со своим нравом, желаниями и привязанностями.
Люксембург и сегодня разводит розы. Скрещивает, добывает новые сорта, вывозит за рубеж.
Но в пейзажи герцогства, с его розариями и парками, с башенками вельможных замков, с лесными угодьями, вторглись домны, потоки шлака, дымящие трубы. Вторглись, словно пришельцы из простонародья, в поту, в пятнах сажи и в угольной пыли.
Случилось это внезапно…
Подземное сокровище, открытое еще тревирами, очень долго дожидалось своего часа. Руду извлекали для мелких домашних надобностей, железо шло на лопаты, вилы, плуги, на решетку барской усадьбы.
За границей реками текла сталь, а здесь дело не ладилось: трудная руда, слишком много в ней фосфора. Еще никто не знал Сиднея Томаса, бедного лондонского клерка, пугавшего жильцов своими опытами. В его мансарде в пылающем тигеле творилось будущее люксембургского рудного бассейна, да и многих других.
Метод томасирования, появившийся в восьмидесятых годах, избавил железо от фосфора. Для Люксембурга это означало промышленную революцию.
Пришла она с запозданием, но очень кстати. Крестьянам становилось тесно, малоземелье гнало людей за моря, к чужим просторам. «Теперь наша молодежь, — воскликнул с облегчением один публицист, — отправится на заработки не в Америку, а в Эш».
Эта фраза, пожалуй, лучше всего объясняет то нежное, даже лирическое отношение к стали, какое наблюдаешь в Люксембурге. Да, благодаря ей тысячи людей смогли остаться на родине. Страна вырвалась из отсталости. Маленький Люксембург нашел, наконец, свое занятие в современном мире. Занятие уважаемое, а главное, прибыльное, так как сталь — самая постоянная любимица конъюнктуры в наш беспокойный век.
Недавно горняки обнаружили рудник времен тревиров, давно забытый. Это было событием не только для археологов. Нет, — новость облетела всю страну, газеты писали о продолжении бессмертной национальной традиции.
Наравне с древней готикой и руинами замков оберегаются старинные доменные печи, топившиеся древесным углем, орудия и штольни пионеров рудного дела.
Литейный завод, возникший полвека с небольшим назад, на памяти отцов, еще не утратил обаяния новизны. Нигде в Западной Европе он не пользуется таким вниманием художников, как в Люксембурге. Зрелище плавки или проката привлекает даже сюрреалистов. О стали сложены песни. В литературном альманахе поэтесса Генриетта Тейсен, влюбленная в свой край, говорит о первооткрывателях металла.
Сегодняшний пропитан хлеб их мужеством в те дни.Нет, недостоин Эша тот, кто стали не сродни!
Да, по производству стали на душу населения малыш держит мировой рекорд. Но интересны не только относительные цифры. Люксембург выплавляет стали намного больше, чем все три страны Скандинавии. По выпуску чугуна он тоже обогнал их, а также Италию и Австрию.
И однако Люксембург не сделался страной-городом, как его соседка Бельгия. Сталь не смяла ни розы, ни виноградники. Завод здесь — лишь деталь пейзажа. Он не очень изменил облик Великого герцогства. От заводов бегут рельсовые, шоссейные пути, а еще больше проселков и тропинок, ведущих в заросли, где щебечут птицы, поет ручей.
Люксембург не знает заводов-гигантов. Его рудные богатства рассеяны в недрах, широко разветвлены. Почти вся южная половина страны испещрена небольшими рудниками, небольшими заводами. Эш — столица бассейна, но об этом не догадаешься, пока не увидишь трубы, домны.
Улицы тихи, малолюдны. По вечерам на главной улице в немногочисленных кафе пьют пиво, листают газеты. К сенсациям из Парижа и Голливуда — к похождениям гангстеров и красавиц экрана — житель стальной метрополии равнодушен, зато известия политические он штудирует досконально и тут же негромко обсуждает их с товарищами.
За стенкой щелкают деревянные шары — там кегельбан, такой же, как в любом городке, в любом селении.
Эш притянул не только парней из окрестных селений. Он стал обетованным городом для многих бедняков за рубежом. Каждый четвертый житель Эша — итальянец. Одни пришельцы только и думают, как бы накопить денег и махнуть обратно, другие — и таких большинство — прижились тут. Предел их мечтаний — поехать в Италию хотя бы на две недели отпуска, отогреться, поплавать в теплом море.
Увы, и это не так-то просто!..
Сыновья и пасынки
Фасады Эша излучают благополучие. От прежнего селения сохранились старые фермерские дома: широченная арка ворот, прищуренные оконца, похожие на амбразуры. Втиснутые в ряд городских доходных домов, эти ветераны усиливают ощущение добротности, простого, но сытого уюта. Выделяются большие новые здания лицеев — мужского и женского. Из отчета муниципалитета видно, что среди молодежи, получающей там среднее образование, до сорока процентов — дети рабочих. Вероятно, и эта цифра — рекорд в Западной Европе.
В Эше есть театр, хоть и без постоянной труппы. Музей Сопротивления фашистам, отличный стадион. На большом пространстве раскинуты детские площадки для игр и спорта. В обширном городском лесопарке устроен зверинец, отведены места для туристов с палатками.
