Фредерик Тристан - Героические злоключения Бальтазара Кобера

– Ваше сиятельство видит в моем лице представителя эмблематической науки!

– А что это такое? – спросил Кобер.

– Как? Вы незнакомы с «Emblematum liber»[30] Альчати?

– Нет, – ответил Кобер.

– Ни с «Simbolicorum Quaestionum libri»[31] Бокки?

– Тоже нет, – признался Кобер.

– Тогда, конечно, вы читали «Emblemata»[32] Самбукуса или книгу Юниуса под тем же названием?

– Будьте уверены, что нет, – твердо заявил Кобер.

– Значит, вы отдаете предпочтение «Микрокосмосу» Лаврентия Гехтануса или «Emblematum Tyrocinia»[33] Матиаса Гольцварта, я не ошибаюсь?

– Ошибаетесь, – отвечал Кобер, засмеявшись. – Я впервые слышу о всех названных вами сочинениях… Я абсолютно ничего не смыслю в этой науке!

Незнакомец снял плащ, положил его на табурет и сел на скамью напротив Бальтазара.

– Кажется, некий Хуан де Бориа напечатал в Праге «Empresas morales»,[34] которые просто чудо! Но, должен признаться, я испытываю большую слабость к Караччо. О, мой замечательный друг, как можно жить, не зная эмблематики!

Бальтазар рискнул признаться, что он дипломирован по богословию.

– Богословию? – переспросил этот чудак. – Какому богословию? Все значение мира полностью содержится в эмблеме! Мир – это система знаков. Разве не писал Альчати: «Verba significant, res significantur»?[35]

– Я не знаю латыни, – сознался Бальтазар.

– Вы дипломированы по богословию и не знаете латыни? – удивился его собеседник.

– Я также дипломирован по древнееврейскому языку, – добавил Бальтазар.

– Очень даже странно! Разве когда-нибудь сочиняли motto[36] или subscriptio[37] на древнееврейском языке? – спросил незнакомец, но тотчас же, поднявшись, представился: – Меня зовут Матьяш Матьяш. Я еду в Падую.

Бальтазар поднялся в свою очередь:

– Меня зовут Бальтазар Кобер, и я направляюсь в Венецию.

– Чудесно, – сказал любитель эмблем. – Значит, мы сможем путешествовать вместе.

Наш друг чуть было не признался, что его лошадь погибла, но внезапно вспомнил о лошади Каммершульце, которая должна была находиться в конюшне гостиницы. Он попросил у Матьяша извинения, оставил свой завтрак наполовину не съеденным и побежал убедиться, действительно ли лошадь стоит у стойла. Он тотчас ее узнал и принес ей охапку сена, на которую бедное, изголодавшееся животное сразу же набросилось с отменным аппетитом. Потом вернулся к столу. Его новый спутник ожидал его, доканчивая цыпленка.

– Замечательно вкусно, – сказал он, облизывая пальцы.

Бальтазар был немного удивлен такой непринужденностью поведения, но подумал, что, по-видимому, Матьяш Матьяш изголодался не меньше, чем лошадь Каммершульце, тогда как он, Бальтазар, уже насытился…

Слово за слово, они решили выехать из Боцена завтра на рассвете. Потом наш друг расплатился с трактирщиком и хотел уже удалиться в свою комнату, но тут Матьяш снова подошел к нему:

– Дорогой друг, я слышал, что в вашей комнате две кровати. Вы мне разрешите переночевать сегодня на одной из них? У меня не осталось ломаного гроша в кармане.

– Конечно! – ответил Бальтазар. – Когда у меня самого не было денег, к моей превеликой радости нашелся человек, готовый мне помочь.

Матьяш поблагодарил его с большим жаром. И они отправились спать.

Где-то посреди ночи Бальтазар услышал, как дверь комнаты отворилась с почти неслышным скрипом. Встревоженный, он съежился, прижавшись к стене, а между тем послышались мягкие осторожные шаги. В сумеречном полусвете, падающем из окна, он различил силуэты двух людей, которые наклонились над кроватью Матьяша, внезапно бросились на него, придушили его крики и унесли его завернутым в одеяло.

Бальтазар сразу же сообразил, что здесь произошло. Дюсберг или его сообщники решили похитить и его, как они похитили Каммершульце, но ошиблись и вместо него унесли Матьяша! Он оделся, взял багаж своего учителя и свой собственный, осторожно спустился по лестнице, зашел в конюшню, оседлал лошадь и посреди ночи галопом умчался по направлению к Тренто. Он не имел ни малейшего сомнения, что когда похитители обнаружат свою ошибку, они возвратятся в гостиницу, чтобы разыскать его. Таким образом, подтвердилось предположение, что алхимик опять оказался в руках подручных Шеделя и Франкенберга.

Когда, следуя вдоль Адидже, наш друг к полудню достиг окрестностей Тренто, он был удивлен, что не слышит больше языка германской семьи, а слышит что-то, напоминающее тяжеловесную латынь. Это был говор Доломитских Альп, которого он совершенно не понимал. К счастью, его флорины здесь взяли охотно, и он нашел, куда поставить свою лошадь и где переночевать. Что касается обеда, то ему предложили кукурузную кашу и птичьи потроха, съесть которые ему стоило большого труда. Зато сам город Тренто показался Бальтазару очень приятным, тем более, что именно здесь состоялся Вселенский Собор, и он в течение трех часов гулял по торговым улочкам. Он купил себе здесь зеленую шляпу, которая придала ему достаточно внушительный вид, в чем он очень нуждался.

На следующий день наш друг отправился верхом в Тревизо. Не успел он проехать и нескольких миль, как его догнал всадник на полузагнанной, покрытой пылью и потом лошади. Это был Матьяш Матьяш, которого похитители отпустили на свободу, как только обнаружили свою ошибку, не забыв, впрочем, хорошенько его поколотить. Бедняга был весь в синяках и весьма недоволен.

– Они искали вас, – объяснил он. – По их словам, вы сообщник самого Люцифера, способный превращаться в кота, в летучую мышь, а возможно, даже и в свинью… Но кто они, эти люди?

Пока лошади бежали легкой рысью по направлению к Тревизо, Бальтазар рассказал своему новому другу о своих похождениях. Матьяш был поражен.

– А я то полагал, что Лютер принес нам свободу мысли! – воскликнул он. Потом глубокомысленно заметил: – In tenebris clarius…[38]

– О! – сказал Бальтазар. – Не все наши лютеране похожи на Дитриха Франкенберга или на этого Шеделя! Большинство из них хорошие пастыри, но эти двое смешивают свою духовную миссию и то, что они называют своей гражданской обязанностью. Фридрих Каммершульце – это философ, построивший свою систему взглядов на алхимии и каббале. Они же объявили его колдуном, некромантом, да еще и политическим заговорщиком. Невозможно представить себе что-то более бессмысленное!

Они прибыли в Тревизо через три дня без особых происшествий. Два молодых человека в конце концов побратались, и Бальтазар смог получить от Матьяша некоторые начальные познания в венецианском языке, что весьма его позабавило, так как это язык очень красочный. При въезде в город стояла гостиница под Гусем и Рашпером, и наш друг тайно осведомился у матери, известно ли ей что-нибудь о Паппагалло. Она принимала его пять месяцев тому назад, когда он со своей странствующей труппой давали представление на площади возле церкви Сан Никколо. После этого она больше ничего о нем не слышала. Вестники, которые останавливались в ее гостинице, были каменщиками, работающими на сооружении военных укреплений. Двое из них когда-то работали в Кобурге, но ничего не помнили о людях, которых они тогда знали. Получалось так, что Бальтазар продвигался вперед, как слепой, не зная, где находятся его друзья. Оставался только венецианский адрес Баттисты Строцци, который, вероятно, сможет помочь ему в поисках.

21

Они провели в Тревизо шестнадцать дней. Матьяш Матьяш имел там знакомых студентов, которые, как и он, увлекались эмблематикой. Эта наука мало интересовала Бальтазара, и он использовал эти дни, чтобы побродить по городу. Так открыл он мастерскую Антеньяти, органистов, которая в те времена находилась на площади Панталеоне, напротив статуи слона, несущего на спине обелиск.

Антеньяти испытывали к органу уважение, какое афиняне чувствовали к гармонии. От отца к сыну передавали они секреты изготовления этих настоящих машин для производства музыки, прибавляя свои собственные открытия к открытиям предшественников. Так, Джованни разработал систему наладки носового и трубного регистров, Леоне изобрел духовой ящик с регистрами, заменивший духовой ящик с пружинами, Флавинио усовершенствовал конструкцию языков. Работая, они не просто соблюдали правила своего ремесла, но и следовали высоким принципам определенной метафизической концепции, вкладывая в свою деятельность много серьезности и ума.

Флавинио Антеньяти разрешил Бальтазару полюбоваться своими ремесленниками за работой, которые трудились в просторной столярной мастерской, где с любовью выстругивали духовые ящики, деки, ящики для клапанов, захлопки и покрышки. Именно там молодого человека представили его высокопреосвященству Пьетро Кавалино Ненни, магистру епископального капитула, который изъяснялся по-немецки с такой же легкостью, как и по-венециански, и который, следовательно, мог свободно беседовать с нашим «варваром». Прежде всего, он удивился, что молодой богослов из Дрездена, дипломированный в Тюбингене, оказался в Тревизо и попытался доискаться, в чем здесь причина. Кобер повелся осторожно и сказал, что направляется в Падую, чтобы усовершенствовать там свое образование, поскольку лютеранское богословие не соответствовало его вере – что отчасти было правдой.