Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни

– Любви? Это хорошо! — кивает головой Юрка. — Я люблю наставниц в делах любви.

– Что вы говорите такое?! Господи! Грех-то какой! — восклицает звонкоголосая и сильно краснеет. — Вы нас не так поняли. Мы с Татьяной о любви к истинному Богу говорим. О том, что скоро всем грешникам гореть в геенне огненной. Ибо есть знамения. Сказано в Святом Писании от Матфея в главе 24, стих 7: «Поднимется народ против народа и царство против царства, и в одном месте за другим будут нехватки пищи и землетрясения». Это означает начало конца.

– Есть и другие знамения, — подхватывает эстафету Татьяна. — В послании к Тимофею апостол Павел писал, что перед концом света «в последние дни наступят необычайно трудные времена». Вы не видите разве, что пророчества, как никогда очевидны?

– Да, — соглашаюсь я, — более бесспорных свидетельств приближения конца света сложно себе представить.

Чувихи, почувствовав во мне не совсем закоренелого грешника, обращают на меня свои надежды, вместе с потоком проповедей/наставлений. Я дошел до такого состояния, что мне все фиолетово и перманентно. Я тупо киваю и молча курю, окуривая их отнюдь не ладаном, а дешевым сигаретным дымом. Юрик же, огорченный отсутствием внимания к своей заблудшей душе, силится обратить взоры праведниц к себе любимому.

– Девчонки, а конец света скоро?

– Скоро, — в один голос, нараспев отвечают носительницы Истины.

– Так давайте выпьем, пока он не наступил.

– Нельзя! Грех это!

– Почему грех? — не сдается Юрка.

Чувихи отвечают ему заученными фразами своих проповедников.

– Стоп! — прерывает он поток возмущенных поучений. — Погодите галдеть! Давайте обратим наши сердца к Святому Писанию. Вы знаете, какое первое чудо совершил Иисус Христос?

Служительницы святой церкви адвентистов — соратников апостолов последних дней недоуменно переглядываются друг с другом.

– Не знаете? — вскипает Юрка. — Эх вы! Грех это! Первым чудом его было превращение воды в вино на одной свадьбе. Следовательно, вино пить можно. Истинно говорю вам.

Последнюю фразу он произносит, подражая тихому и смиренному голосу девушки Татьяны.

– Но в Евангелии речь о вине, а не о водке, — прибегает к последнему доводу Татьяна.

– Не вопрос, — усмехается радушный хозяин и извлекает из шкафчика бутылку с шампанским. — Я, конечно, грешник и превращать воду в вино мне не дано, но кое-какие чудеса проделывать умею.

Затем происходит наполнение стаканов шампанским, первый тост за знакомство и дальнейшая раскрепощенность обстановки. Второй тост — за присутствующих дам. На щеках чувих, откуда ни возьмись, появляется румянец. Глаза искрятся. Юрка подсаживается к звонкоголосой Вале, обнимает ее за плечи и говорит что-то про арабских шейхов, гаремы и прочий сказочный колорит Востока. Убеждает, что моногамия не свойственна миру животных. Татьяна, сидящая напротив, с чертиками в глазах, не очень настойчиво возражает, говоря что-то типа: «Господь везде. Где двое, трое — там и Я с вами».

– Да какая разница, девушки? — встреваю я. — Двое или трое? Главное, чтобы компания была хорошая, правда?

– Правда, — три разных голоса отвечают мне.

Я смотрю, как бесперспективные чувихи в пальто под действием водки превращаются в наших глазах в телок в симпатичных кофточках, а они под действием шампанского незаметно для себя переходят Рубикон, отделяющий праведников от заблудших овец. Смотрю, как никогда не курившая Татьяна делает первую в своей жизни попытку. Надрывно кашляет и тупо смеется, вызывая у меня приятную волну похоти в области живота. Брошюры, которые призваны помочь разобраться в себе и добиться успеха в жизни, бездарно брошены возле пепельницы. Они уже никого не спасут, кроме скатерти, принимающей на себя атаки окурков, не попавших в пепельницу. Я смотрю на весь этот разгул низменных страстей, и меня реально начинает парить. Телки за пару бокалов шампанского продали своего Бога вместе с апостолами последних дней и вполне счастливы совершенному грехопадению. А все оттого, что в секту свою они приперлись не от веры, а так… потусоваться. На дискотеках, куда они приносили свои угловатые тела и постные лица, популярностью они не пользовались, вот и подались к себе подобным.

Неожиданно-перманентное появление в таких ситуациях жены всегда выглядит бесперспективным. Или, вернее, перспектива просматривается, но прорисовывается она не самым привлекательным образом. Растерянно-недобрый взгляд Валентины, укоризненно пущенный сквозь туман табачного дыма на нашу беззаботную компанию, не внушает никакого оптимизма и не дарит уверенности в завтрашнем дне. Супруга Юрика, известная в узких кругах крутым нравом, бросает колючие взгляды на водку, шампанское и пепельницу в центре стола. Я спотыкаюсь о ее каменное лицо. Потеряв дар речи, я смотрю на нее, и мой внутриутробный смешок застревает и гаснет где-то очень глубоко в утробе. Хозяин дома замечает внезапную перемену в моем лице и оборачивается. От неожиданности он резво выпрыгивает со стула, как дельфин из воды:

– Валечка?

– Что, Юрочка, еще налить? — спрашивает моего друга Валя, бывшая праведница, думая, что он обращается к ней. — А шампанское еще осталось?

– Что здесь происходит? — громовым голосом супруга Юрки возвещает о своем пришествии неврубным телкам/ гостьям.

Девки заткнулись и пригнулись к поверхности стола. Юрка, что называется, спал с лица. Но после секундного замешательства на лице его вновь проявляется наглая уверенность.

– О-о-о! Зайка, ты чего так рано? — одарив супругу улыбкой, Юрка пытается компенсировать ситуацию.

Вопрос звучит одновременно вопросительно и не без некоторой доли обвинения.

– Я спрашиваю, что здесь происходит?! — повторяет Валентина.

– А я… а мы… а вот тут… — мямлит Юрка и неожиданно находится: — К Сереге племянницы приехали из этого… из Житомира вот… ага… поступать в вуз будут.

«Племянницы житомирские» согласно и живенько кивают.

«Бедный Йорик!» — думаю я, читая страх в глазах друга. Я смотрю на наших телок, которые уже успели превратиться в кротких овечек, этаких кающихся магдалин. Подобная реинкарнация выглядит очень забавной. Особенно со стороны. На ум мне приходят недавние слова Татьяны и Вали: «Конец мира скоро! В последние дни наступят необычайно трудные времена».

– Да, — соглашаюсь я вслух, — очень скоро.

В Воронеже

Вы — счастливые люди, потому что не знаете, в каком дерьме вы живете.

Кто может — грабит, кто не может — ворует.

Поприветствовав Воронеж и назвав его «город незнакомый», я покривил душой. Конечно же я был знаком с этим городом и сотней ему подобных. Знаком понаслышке, заочно, как хотите, но город мне отлично известен. Низкорослые дома старых построек, единообразные коробки современных панелек. Я четко представляю себе, что центральная улица/проспект в городе носит имя Ленина. Его непременно утолщает площадь Ленина с одноименным памятником. Владимир Ильич, с перманентным голубиным пометом на плечах и умной лысине, — неотъемлемый атрибут центра провинциального города, фетиш пенсионеров и, пожалуй, самый успешный бренд прошлого века.

Пыльный запах улиц — это запах бесперспективняка и тоски. Самым реальным развлечением средневзросных жителей таких городов являются дачи и картошка. Для продвинутого молодняка — хазы и травка. В минуты состоявшегося знакомства с Воронежем я прихожу к выводу, что он ничем не выделяется из череды аналогичных Скучгородов. Из-за депрессивных умонастроений здесь можно только пить, отчаянно бухать и непрерывно квасить. Трезвому человеку здесь реально делать не хера!

Итак, я в Воронеже, на привокзальной площади. Пассажиры, вывалившиеся из того же поезда, что и я, сторонятся назойливых таксистов и спешат к автобусной остановке.

– Недорого, недорого. Подвезти? — Молодой парень лет двадцати четырех испытующе всматривается в мои глаза.

Нагловатый взгляд туземца моментально оценивает мой прикид и врубается в мою перспективность как пассажира.

– Куда, братан? Недорого довезу.

– В гостиницу поприличнее, — отвечаю я. — Имеются такие?

– Поехали, — с готовностью отвечает чувак, усиленно тренируя челюсти жвачкой, и провожает меня к потасканной «девятке».

Мы усаживаемся, и водила круто рвет с места:

– Я так понимаю, что вы из Москвы?

– Не, чувак, ошибся ты. Я из Комска, — вырывается у меня с языка.

Мне не хочется слушать его нытье о том, что «москвичи все скупили», «у вас там бабки шальные, девать некуда, вот и лезете в наш любимый город».

– А где это такой?

«Хотел бы я знать», — думаю я про себя, а вслух отвечаю: