Грэм Джойс - Индиго
Я думал об отце. Много думал. О том, как всю жизнь меня или тянуло к нему, или отталкивало то, что я узнавал о нем. И вот я оказался в Риме, выполняю его последнюю волю, занимаюсь его делами, даже сплю с одной из его женщин, и ужасная мысль пришла мне в голову: старик все заранее спланировал. И будучи мертвым, он управляет мной.
Я лежал на больничной койке и размышлял, улыбаясь медсестрам, мучась внутри. Еще до того, как меня выписали, я решил возвратиться в Англию, вновь наладить свой бизнес. Но сперва я отправился в банк, сообщил о потере карточек и договорился о кредите. Потом пошел в отцовский дом.
Была середина дня. Яркое осеннее солнце. Парадная дверь не заперта. Вновь Малер. Контральто. Ферриер или кто-то похожий на нее. На первом этаже никого, так что я тихо поднялся на второй, прокравшись мимо тех ясноглазых манекенов. Даже сквозь оглушительно звучавшую музыку я слышал, как они трахаются. Натали и один из тех молодых итальянцев, которых я видел в ее студии, когда познакомился с ней. Один из ее дружков-наркоманов. Дверь была слегка приоткрыта. Она, голая, стояла на четвереньках на постели, разведя ноги и приподняв зад. Парень пристроился сзади и охаживал ее, но на глазах у него была повязка, а руки связаны за спиной. Одна из ее эзотерических игр, в которые она любила играть со мной.
Какое-то время я смотрел на это в щель приоткрытой двери. Вдруг она метнула взгляд в мою сторону. Шикнула на парня, пристально глядя на щель. Отодвинулась от него, так что я поспешил вниз и спрятался в темной комнате под лестницей.
Я слышал, как они приближались, открывая и закрывая двери комнат. Я вывинтил ультрафиолетовую лампочку — и хорошо сделал, потому что спустя пару минут дверь открылась и появившаяся рука щелкнула выключателем. Потом раздался окрик Натали, и рука и ее хозяин исчезли. Я услышал, как шаги снова поднимаются по лестнице, и воспользовался моментом, чтобы незамеченным выскользнуть из дома.
Я направился в сторону ворот Святого Себастиана, не зная, что мне делать, куда идти. Потом мне пришло в голову, что у меня больше прав находиться в доме, чем у них. Почему это я должен был бежать? Я вернулся, чтобы выгнать их, но они уже ушли сами.
Я решил, что стоит расквитаться с Натали, прежде чем возвращаться в Лондон спасать свою контору. Сознался себе, что хочу достать ее. Потом подумал, что если кто-то незаметно жил в доме в моем присутствии, то и я могу сделать то же самое.
Я отпер чердак, устроил себе там постель. Дня два спустя появились Натали и ее парень. Они были буйные любовники. Я следил за ними. Однажды Натали надела на голову ту странную штуковину вроде шлема, помнишь? И не снимала, пока итальянский дружок имел ее. О, она и его заставляла надевать этот шлем. Иногда они накачивались травкой, спидом, кокаином, кислотой и прочей дурью.
Как-то я услышал, что они ссорятся. Натали переходила с итальянского на английский и обратно: «Дурак, ревнивый итальяшка, раздолбай безмозглый! Если бы ты не избавился от того англичанина, сейчас дом был бы наш!»
«Strega! Prostituta![24] Не трогал я твоего долбаного англичанина!»
Я ничего не понимал: ведь в любом случае деньги от продажи дома получала она. Но то, что они считали меня мертвым, давало мне свободу действий. Я стал включать музыку во всякое неподходящее время, чем сводил их с ума. Всегда Кэтлин Ферриер, «Орфея и Эвридику», — среди ночи или когда они неистовствовали в постели. Плюс к этому оставлял открытой дверь в темную комнату, чтобы они это видели. Однажды разбил темные очки, принадлежавшие парню.
Я делал все, чтобы Натали решила, будто мой отец по-прежнему жив. Когда парень купил себе новые очки, я сломал и эти. Я нашел ее ключи, отправился в студию и засунул ее картины — все в сине-фиолетовой гамме — в холодильник. И даже ухитрился подложить ключи обратно, прежде чем она хватилась их.
Однажды ночью, когда они отключились, накачавшись кьянти и наркотиков, я вошел в их комнату. Наклонился над спящей Натали — просто нос к носу. Мне хотелось, чтобы она проснулась и увидела перед собой мое усмехающееся лицо. Но ни она, ни он не проснулись. Я отошел от кровати и двигался в тень, когда она открыла глаза и посмотрела на меня. Я замер на месте и просто закрыл глаза. Испытанный прием ночных воров. Когда я открыл их, она уже спала. Если бы назавтра она что-то вспомнила, то решила бы, что это ей приснилось.
И все это время я оставался в доме, лежал в темноте чердака, снова и снова прокручивая в памяти тот момент, когда меня столкнули в Тибр. Вспоминал вихрь огней. Редкие машины, проезжавшие мимо, лица людей за рулем в оранжевом свете фонарей, полосы света от фар и — там, на берегу, — лицо человека, толкнувшего меня в воду. Я снова и снова возвращался к этому лицу. Смутному, расплывчатому; искаженному и демоническому. И порой, напряжением памяти приблизительно восстанавливая его черты, я мог сказать, что оно напоминает лицо моего отца…
Луиза отвлекла его от воспоминаний, сказав:
— Все позади, Джек. Все уже позади. — Она подняла стакан. — За неведомых влюбленных, которые вытащили тебя из реки!
— Я уже пил за них и выпью снова. — Он осушил стакан.
— Еще два виски! — крикнула Луиза бармену. Когда Джек взял новый стакан, Луиза стиснула ему руку. — Ты любишь Натали?
— Я даже не уверен, что знаю, кто такая Натали.
Она недоуменно взглянула на него. Джек полез во внутренний карман и достал конверт.
— Я жил на чердаке, словно привидение, и не представлял, чем все это кончится. Потом нашел кое-что там, где спал.
Он открыл конверт и высыпал содержимое перед собой на стойку.
— На чердаке была коробка из-под обуви, и в ней я нашел вот это и кое-что еще. Личные документы, письма, страховой полис и тому подобное, все на имя Натали Ширер. Вот это, — сказал он, размахивая перед Луизой сложенным удостоверением, — международные водительские права, выданные в Британии.
— И что? — спросила Луиза.
— Посмотри на это грустное лицо на фотографии. Мне кажется, это не Натали Ширер.
31
Луиза отвезла Джека к себе домой. Когда они забирали Билли от няньки, мальчуган с криком «дядь Джек!» бросился в объятия Джека.
— Мы много говорили о тебе, — попыталась объяснить порыв Билли Луиза.
Билли долго не отпускал шею Джека.
— Он выглядит старше, — глупо сказал Джек.
— Да, он стал старше. На несколько недель.
Но больше Луизу беспокоило то, что старше стал выглядеть Джек. Вид у него был усталый. Он несколько раз чихнул, как будто сильно простудился. Глаза у него были воспаленные, в красных прожилках, хотя зрачки чистые, здоровые и блестели, почти неуловимо подергиваясь.
— Джек, я хочу поговорить с тобой о книге.
— О книге?
— Брось. Ты прекрасно понимаешь, какую книгу я имею в виду. Я знаю, чем ты занимался. Ты подсел на нее, как на наркотик, Джек.
— Он пишет правду.
— Знаю. Я сказала тебе это в самом начале.
— Я думал, это все чепуха, бред. Но это правда. Начинаешь видеть всякое.
— Как далеко ты зашел? Я хотела бы знать. Джек не успел ответить, зазвонил телефон. Луиза передала ему Билли и схватила трубку. Она повернулась спиной к Джеку и говорила то громко и оживленно, то тихо и осторожно. Потом надолго замолчала.
— Не бросай трубку, как в тот раз. Ты знаешь, что можешь попросить меня о чем угодно. О чем угодно.
Кто бы ни был на другом конце провода, непохоже было, чтобы он хотел разговаривать. Иногда Луиза переходила на ободряющий, нежно-сострадательный шепот. Потом прикрыла трубку ладонью и прошипела Джеку:
— Сколько у тебя денег при себе?
Джек проверил наличность.
— Около ста пятидесяти долларов.
Она кивнула и прожурчала в трубку:
— Я могу дать тебе пару сотен прямо сейчас. Конечно. Нет. Нет. Этого я делать не стану. Если ты дашь мне адрес. — Она что-то торопливо записала на клочке бумаги. — Я буду там через час. Не подведи меня. Не хочу одна бродить по улице. Знаю. Знаю, ты не станешь подвергать меня опасности.
Луиза положила трубку. Уже надевая пальто, сказала:
— Билли, будешь хорошим мальчиком и позволишь дяде Джеку искупать тебя, почитать сказку и уложить в кроватку? Мамочке нужно ненадолго выйти, но я очень скоро вернусь.
— Да. — У Билли не было вопросов.
Зато у Джека были.
— По какому поводу звонили?
— Где эти сто пятьдесят долларов?
Джек протянул деньги.
— Зачем они тебе?
— Я верну их тебе завтра же, утром. Сможешь управиться с Билли?
— Управлюсь, но я хотел…
— Я так рада, что ты здесь, Джек. — Она чмокнула его в лоб. — Так рада. — И выскочила из квартиры.
— Ушла. — сказал Билли Джеку. — Ушла.
— Когда это ты начал говорить? — удивился Джек.
Луиза отсутствовала почти три часа. А когда вернулась, вид у нее был подавленный и измученный. Джек сидел в полутемной комнате, слушал тихие жалобы Мадди Уотерса.[25] Прежде чем что-то сказать Джеку, Луиза заглянула к Билли.
