Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов)
— Целых три бутылки! Ну ты и старый пес, Стэнфорд!
— Так, на случай болезни, — объяснил им Лавджой. — Или по особым поводам. Вообще-то я много не пью…
— Давай, я открою, — Ролан выхватил у него из рук бутылку, разорвав обертку из прозрачной бумаги. Лавджой, аккуратно положив стопку теплого зимнего белья на оставшиеся две бутылки, закрыл шкаф. Ролан не заставил себя долго ждать и тут же разлил виски по трем большим кофейным чашкам до краев.
— За добрую волю! — пропели вдвоем братья Калониусы, высоко подняв свои чашки. Лавджой с интересом разглядывал их, — вот они, странные, приводящие его в восторг визитеры, явившиеся к нему из другого мира. Только на Востоке жизнь таит в себе столько сюрпризов.
— За добрую волю, — громко повторил он и сделал большой глоток «Джонни Уокера».
— Ласло, — крикнул Сен Клер запыхавшемуся Ласло, — не повреди краску велосипеда! Это очень дорогая машина!
— Понятно, джентльмены, — сказал, пыхтя, Ласло, втаскивая наконец в комнату третий велосипед и прислоняясь к стене, чтобы отдохнуть и собраться с силами.
— Может, — робко прошептал Лавджой, — Ласло тоже…
— Ласло никогда не пьет, — отрезал Сен Клер, наливая себе в чашку до краев виски. — Он — греческий католик.
— Простите меня, но мне нужно отлучиться, — сказал Лавджой. — Пойду на кухню, скажу слуге, чтобы он приготовил для нас обед к вечеру.
— Иди, иди, Стэнфорд. — Ролан ласково помахал ему своей довольно подвижной, грациозной рукой. — Нам здесь очень хорошо. Ты сделал все, чтобы мы чувствовали себя как дома.
— Благодарю вас, — сказал Лавджой, чувствуя, как у него потеплело внутри от такой искренней благодарности. Он обычно вел тихую, неприметную уединенную жизнь, и у него было совсем немного друзей.
— Нужно, чтобы было побольше таких, как ты, — сказал Ролан.
— Большое вам спасибо…
— На десерт, — сказал Сен Клер, — я люблю изюм и грецкие орехи. В них содержатся ценные витамины.
— Посмотрим, что я смогу, — сказал Лавджой, с виноватым видом проскальзывая мимо Ласло, который все еще прижимался к стене, абсолютно измочаленный, лишенный последних сил и еще больше потемневший. Обезьянка вновь забралась ему на плечи, и теперь разивший от него кислый запах, как в зоопарке, становился все резче, все острее чувствовался.
Когда он вернулся после получасового пребывания на кухне, где его повар, Ахмед, кастрированный турками еще в 1903 году, дважды разражался слезами в приступе абсолютного непонимания того, что втолковывал ему Лавджой, то гостиная сотрясалась от жаркого спора.
— А я говорю, что я никогда не насиловал никаких официанток в Тель-Авиве! — визжал от негодования Сен Клер. Лавджой сразу заметил, что на столе стоит уже вторая открытая бутылка виски «Джонни Уокер».
— Скажи об этом полиции, — сказал Ролан, вставая с единственного стула и помахивая пустой бутылкой для большей убедительности. — Ты добьешься, что всех нас перевешают из-за твоих действий супермена, будь они трижды прокляты…
— Джентльмены, — обратился к ним Лавджой, чувствуя в голове легкое головокружение от выпитого пива, перемешанного с виски, — грецких орехов достать нельзя.
— Да ладно, — весело улыбнулся ему Сен Клер. — Не к спеху. Достанешь завтра утром. Ну-ка, выпей с нами.
— Спасибо, — поблагодарил его Лавджой, впервые в жизни чувствуя влечение к алкоголю. — Думаю, что обязательно выпью.
В ожидании обеда они трудились над второй бутылкой, а братья Калониусы рассказывали о себе.
— Бейкерсфилд, Калифорния, — сказал Сен Клер, — самое место для истинных ковбоев.
— Это мы там родились, — объяснил Ролан.
— Правда, там не хватает романтики. Одно и то же каждый божий день. Говядина, грейпфруты. Грейпфруты и говядина. На вот, выпей. — Сен Клер налил всем. — Мужчина должен повидать мир…
— Вот именно это я… — попытался втиснуться в разговор Лавджой, но его перебил Ролан.
— Джордж Буханан наверняка убил бы тебя, Сен Клер, если бы ты остался в Бейкерсфилде еще на двадцать четыре часа. Вся загвоздка оказалась в том, что было воскресенье, ему пришлось ждать до понедельника, чтобы купить себе короткоствольный, — весело рассказывал Ролан, предаваясь воспоминаниям.
— Джордж Буханан, — заорал Сен Клер, — сильно заблуждался в отношении этой лицензии на добычу нефти. Любой суд…
— В любом случае, нам хватило денег, чтобы добраться до Парижа, — пытался успокоить его Ролан.
— Ах, Париж! Какой славный город! — мечтательно произнес Сен Клер.
— Париж… — словно завороженный, прошептал Лавджой. — Как вам удалось заставить себя покинуть такой дивный город?
— На одном месте нельзя торчать вечно, — объяснил Сен Клер. — К тому же этот непреодолимый зов других просторов…
— «Месье, сказал капитан сыскной полиции сюрте, — фыркнул Ролан, вспоминая то, что было, — в вашем распоряжении ровно тридцать шесть часов». Он говорил на отличном английском.
— Вся беда американцев в том, — сказал Сен Клер, — что весь остальной мир относится к ним с недоверием. Дело в том, что Америку во всем мире представляют не те люди. Дипломаты, школьные учителя, проводящие там отпуск, вышедшие на пенсию торгаши.
— Либо сейчас, либо никогда, — звонко воскликнул Ролан, — Америку должны представлять ее лучшие люди. Молодые, мужественные, дружелюбные, обычные люди. Люди доброй воли. Понимаешь?
— Да, — ответил Лавджой довольно расплывчато, но он все равно сейчас, в эту минуту, был счастлив и ему было приятно потягивать виски из третьей по счету кофейной чашки.
— Только на велосипеде, — продолжал Сен Клер, — ты на самом деле можешь увидеть страну. Обычных, простых людей. Ты их развлекаешь своим представлением. Забавляешь. Ты оставляешь о себе достойное впечатление, доказываешь, что американцы это вам не какие-то вырожденцы.
— Американцы, — с гордостью сказал Ролан, — это такая раса людей, которая способна стоять на голове на движущемся велосипеде.
— Берлин, Мюнхен, Вена, — перечислял города Сен Клер. — Мы всюду становились сенсацией. Не верьте тому, что вам говорят о немцах. У них абсолютно нет никакого желания ни с кем драться. Могу дать в этом свои полные гарантии.
— Да, это весьма надежное поручительство, — сказал Лавджой.
— Они — результат путешествия на велосипеде, — убеждал его Ролан. — Когда ты — на его седле, то чувствуешь пульс жизни.
— Понятно, — сказал Лавджой.
— Рим, Флоренция, Неаполь… — продолжал перечислять города Сен Клер. — Спагетти, вино, молодые итальянки-толстушки. Даже трудно себе представить, насколько там сильно чувство доброй воли…
— Уникальный, абсолютно уникальный тур, — хвастался Ролан.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то объехал на велосипеде всю территорию Китая?
— Вряд ли…
— Венгрия была у наших ног, — сказал Сен Клер. — Там мы подобрали Ласло, в Будапеште.
Лавджой мечтательно посмотрел на Ласло, сидевшего в углу. Он старательно выискивал блох у своей подопечной миссис Буханан.
— Нужно собственными глазами увидать этих венгров, понаблюдать за ними, — продолжал Сен Клер. — Вот еще одна особенность нашего путешествия, того, как мы это делаем. Становишься студентом, изучающим характер нации.
— Я действительно вполне могу понять…
— Стамбул, Александрия, Каир, — мелодично декламировал Ролан.
— Они оказали нам такой потрясающий прием там, в Каире. Было все, только что розы нам не бросали. Хотя, конечно, их вкус к развлечениям стоит на довольно низком уровне, это нужно признать.
— Там ценят только танец живота, — мрачно пожаловался Ролан.
— Если у тебя нет за душой танца живота, пиши пропало. Велосипедист там может спокойно лечь и умереть.
— В Иерусалиме было чуть лучше, — продолжал Сен Клер. — Евреи любят велосипеды.
— Как ты можешь всю свою жизнь торчать на одном месте, никак не пойму? — неожиданно спросил Ролан.
— Мне прежде это и в голову не приходило, — ответил, размышляя теперь об этом, Лавджой. — Хотя теперь, может, я…
— Багдад, Калькутта, — напевал Ролан. — И мы еще собираемся как следует поработать в Японии. Какие давние узы дружбы связывают две наши страны… Вишневые деревца на улицах Вашингтона. Это будет еще одна сенсация. Ну-ка, выпей!
Он щедро разлил по чашкам «Джонни Уокера». Услыхав сырой, булькающий звук, Ласло посмотрел на них из своего угла, проведя языком по сухому рту. Потом он вернулся к своим занятиям с миссис Буханан.
— Где же мы будем спать? — спросил Сен Клер, вставая, потягиваясь и сладко зевая.
Лавджой тоже встал и повел гостей в другую комнату.
— Прошу простить, — сказал он, — но есть только две кровати. Ласло…
— Все отлично, не беспокойся, старичок, — сказал Ролан. — Он поспит с тобой в комнате на полу. Венгры обожают спать на полу.
