Елена Стяжкина - Фактор Николь
У Михаила Шемякина во дворце под Парижем очень красиво. У Павла под Петербургом чисто. Нас возили – показывали. Говорят, что очень впечатляет Букингемский дворец: в комнатах торжественно, помпезно, пыли тоже нет. Но жить там нельзя. Дом – это когда вещи сами знают, где у них место. Дом – это свобода, а значит, беспорядок. Пусть даже Хаос. С очень большой буквы. Сначала Хаос, потом Космос. Если наоборот, то это масштабная катастрофа. Или просто – не дом…
Когда Тамара Ивановна хваталась за веник, Костик бурчал: «Давай-давай, сделай нам казарму. Сделай нам больницу». Костик – военный врач. И доктор военно-врачебных наук. Но Андрюшечкиной чистотой он тоже очень и очень гордился.
И аппетитом, а особенно разборчивостью в еде. Все знали, что у Андрюшечки больная печень и ему многого просто нельзя. Андрюшечка умел себя сдерживать, дисциплинировать. Если мясо, то только говядина (лучше котлеты) и на пару, без всяких специй, почти без соли. Если пирожки, то по большим праздникам (от дрожжевого теста его пучило).
Но кушал хорошо. Катя говорила: «Дети, вот Андрюшечку бы взяли в «Общество чистых тарелок», а вас – нет».
А Костик говорил: «Главное в еде – это диета», – и сурово смотрел на Катю. С Катей трудно было сидеть на диете. В доме все время пахло ванилью, корицей, кинзой, жареным луком, грибами, колбасой собственного приготовления. И всяким другим, чего есть нельзя. Катя тоже была врачом.
Но Андрюшечка сопротивлялся и ставил Катю на место.
«Он такой молодец! Сразу спросил: «А творог – рыночный? А сертификат есть? А дата изготовления? А санстанция?» – гордилась Катя. – А я стою и думаю: «Убийца я, убийца, а не человек…» Андрюшечка всю нашу семью спас».
«Это да», – соглашался Костик.
«А ты помнишь, как он отсоветовал нам ходить по ресторанам? Ты помнишь, на чем там готовят? И главное – как?»
«Помню», – соглашался Костик и краснел.
Они с Катей все-таки ходили по ресторанам. И детей водили. Но от Андрюшечки – в секрете. В секрете от Андрюшечки Катя и Костик ездили на общественном транспорте и даже спускались в метро.
«Да, там страшные люди», – соглашалась Катя и, если сама не успевала отвезти Андрюшечку на музыку, то всегда вызывала такси.
Он очень хорошо пел. Сам играл на гитаре и мечтал создать свою группу. Педагоги ему завидовали и часто отказывались с ним заниматься. Звонили Кате или Костику и вводили их в заблуждение.
«Наш Андрюшечка не может прогуливать!» – возмущалась Катя.
«Не далее как вчера Андрюшечка выступил с концертом. Возможно, усталость от ответственности и выступления на людях не позволили ему прийти вовремя», – поддакивал Костя.
Концерты обычно проходили в «зале». Так называлась большая комната, в которой спали Катя и Костя, и Таточка – за ширмой (а мы, мальчики, спали в детской). Ширму купили в Барселоне. Везли двумя самолетами. Ее и стул. Стул предназначался для новой квартиры, которую строили в кредит. А ширма сразу пригодилась.
Ради Андрюшечкиных концертов Костик «разбирал кресло». Кресло – это вам не пол. Это – сейф. В кресле было гнездовье двух крупных животных – Лягушки (каждая лапа по семьдесят сантиметров) и Гусика (хвостик с Катину ладонь). Поверх гнездовья жили Костикины брюки, рубашки, футболки (чистые – на левом подлокотнике, грязные – на правом), переплетенные рукописи монографий, «саквояж на выезд» (Костик подрабатывал в бригаде МЧС) и домашние шорты.
Разобранное кресло предназначалось для Андрюшечки. Зрители садились на диван и иногда даже на пол. Как правило, Андрюшечка пел под фонограмму. Тамара Ивановна была уверена, что под чужую. А Катя и Костик обижались и говорили, что он бережет голос.
На концерте Андрюшечку должны были заметить. Но Кате и Костику никак не удавалось затащить в дом какого-нибудь продюсера. Создавалось такое впечатление, что продюсеры не болеют сердцем (а потому не попадают на операционный стол Кате) и не травмируются в торакальной области (а значит, не лежат и на столе у Костика).
Это было горько. Но Андрюшечка компенсировал горечь своими большими и малыми победами. Например, он сам получил паспорт.
– Сходил, сфотографировался. Но ракурс был выбран неудачный! Андрюшечка сказал фотографу, что левая сторона его лица не фотогенична… – рассказывала Катя.
– И фотограф его послал? – спросил Костик как-то даже злорадно.
– Ну да… Но потом он пришел ко мне на работу. Я отвела его в рентген-кабинет…
– И теперь у него в паспорте будет рентген черепа? – вмешалась Тата. – Наконец-то…
– Как ты можешь? – одновременно спросили Катя и Костик.
– И что сказала врач? – не унималась Тата. – Мозгов не обнаружено?
Катя махнула рукой. Костик нахмурился.
– Наш рентгенолог – очень хороший фотограф! Он прямо на компьютере убрал Андрюшечкину асимметрию. И в паспортном столе его просто не узнали и перепутали с Аленом Делоном!
– А кто это? – спросила Тата.
– И все паспортистки сбежались посмотреть! Сходство было очень убедительное. Андрюшечка смутился, конечно. Но виду не подал. Взял себя в руки. Отстоял такую очередь в духоте, что у него сразу поднялось давление.
– Про давление я знаю, – сказал Костик. – С паспортом что?
– Пришлось дать взятку, – сообщила Катя и радостно добавила: – Но ему сделали скидку! Очень большую скидку!
– Скидку на взятку… Ну-ну…
Считалось, что Тата немного ревнует к Андрюшечке. Считалось также, что с возрастом, а особенно в новой квартире, где у каждого ребенка будет по комнате, это обязательно пройдет.
А Андрюшечка – сирота. И это не пройдет никогда. Это никогда и ни у кого не проходит. Поэтому надо как-то… Как-то надо по-другому. Тем более, когда у него так много талантов, так много путей и дорог, чистоты тоже много.
И на бильярде он научился играть, а не только на гитаре. Что, конечно, свидетельствовало о равноодаренности Андрюшечки и уникальной слаженности в работе его правого и левого полушарий.
Для бильярда Андрюшечке купили специальную перчатку, два специальных кия, мелки (нам категорически запрещалось рисовать ими во дворе на асфальте) и выделили Костика для тренировок. Миссия Костика заключалась в том, чтобы платить за стол, поддаваться и доигрывать партии, если у Андрюшечки разболится печень.
В игре на деньги с посторонними людьми Андрюшечка вел себя как спартанский мальчик, которому лиса проела все кишки, а он все улыбается и не подает виду. А когда Андрюшечка близился к проигрышу, его печень становилась прометеевской. У Андрюшечки было ощущение, что он пригвожден к скале кием, а орел выклевывает ему нутро. Костик доигрывал за него.
Костик хорошо играет в бильярд. Лучше, чем Андрюшечка. Но это – такой же секрет, как ресторан.
Тем более что за все проигранные Костиком партии Андрюшечка расплачивался сам. В рассрочку, экономя на такси, на бизнес-ланчах, на минеральной воде без газа, на мороженом и геле для волос. Костик от денег отказывался. А Катя брала, чтобы не обидеть.
Деньги эти (и другие тоже) копили в банке, как взрослые и цивилизованные люди. Но счет, конечно, открыли на Андрюшечкино имя. Счет с карточкой и кредитной линией. С этой карточки Андрюшечка, собственно, и экономил. А еще при хорошем раскладе Андрюшечке к юбилею планировалось купить автомобиль.
Тамара Ивановна (за страсть к венику для нее держали в доме отдельные личные тапки) очень возмущалась: «У вас все балованные! У вас очень балованные дети. Очень балованные гости. Очень балованные родственники. И даже пациенты».
Дети у Кати и Костика были нормальные. Мы катались на створках мебельных шкафов, украшали стены панно из пластилина, организовывали халабуды из Катиной мутоновой шубы (все равно она висела без дела), иногда мыли посуду, особенно если до того что-то из посуды нечаянно разбивалось. Дети у Кати и Костика были нормальные, и пациенты – совершенно точно – не катались на створках мебельных шкафов. И гости не катались.
Но гордились все равно не ими, а Андрюшечкой.
Он был один против мира. А Катя и Костик все-таки были впятером. Злые люди портили Андрюшечке всё – учебу, карьеру, печень, девушек. Но он все равно выходил из человеческой грязи победителем.
И свет чистоты падал на Катю и Костика. Особенно на Костика он упал сильно, с большой высоты.
Костик повез Андрюшечку в Тульскую область. В очень глухое село. В такое глухое, что в нем даже не осталось ничего, из чего можно было бы варить самогон. Это была малая родина Костика. И для Андрюшечки там было все полезно – воздух, молоко, речка и «не пить». Особенно «не пить», потому что мир напал на Андрюшечку соблазнами и все время наливал ему что-то спиртное. «А у него же золотое сердце, но больная печень», – огорчалась Катя. И Костик огорчался.
На малой родине Костик встретил любовь своей юности. Почтальоншу. Она была старше Костика на два года и потому считала его шмакодявкой. И конечно, не ждала из армии. (Теперь ясно, почему армия Костика затянулась на всю жизнь.)
