Карен Фаулер - Книжный клуб Джейн Остен
Келли, похоже, Аллегру вообще не помнила, но разве не этого мы хотим от тех, с кем учились в старшей школе?
Сильвия и Дэниел вместе поехали домой за вещами Аллегры: зубная щетка, тапочки. Она просила молочный коктейль — привезут и его. «Она реагировала очень эмоционально», — наедине сказала Сильвии доктор Йеп. Похоже, это ее беспокоило.
Сильвия приободрилась. Облегчение перешло в счастье. Значит, это ее Аллегра, невредимая, прежняя. Конечно, лучше бы ее отпустили домой, но грех жаловаться, правда? Божья рука. Еще один счастливый-счастливый день в счастливой-счастливой жизни Сильвии.
— Как Пэм? — великодушно спросила она Дэниела. Сильвия так и не видела Пэм. По словам Аллегры, жесткости и несгибаемости в ней было никак не меньше, чем полагается семейному юристу.
— Пэм хорошо. Тебе не показалось, что Джослин приуныла? Конечно, она волновалась. Мы все волновались.
— Джослин как обычно. Занята, правит миром,
— Слава богу, — ответил Дэниел. — Я бы не хотел жить в мире, которым не правит Джослин.
Именно это он и сделал — ушел из мира, которым правила Джослин, в мир, которым она не правила. Сильвия так подумала, но промолчала, слишком умиротворенная и благодарная (хоть и не Дэниелу).
Снова увидев его в доме, Сильвия не могла понять, спит она или просыпается — странное чувство. Кто она, в самом деле: сама по себе Сильвия или Сильвия с Дэниелом?
С одной стороны, за эти месяцы без него она постарела на несколько лет. С другой — опять стала дочерью своих родителей. Когда Дэниел ушел, начали вспоминаться какие-то вещи из детства, раньше не приходившие в голову. Как будто он почти всю жизнь ее отвлекал. Сильвия вдруг снова стала видеть сны на испанском. Она все больше и больше думала о розах матери, отцовой политике, бабушкиных мыльных операх.
Развод, конечно, тоже неизменная мыльная опера. Роли уже написаны, и сыграть их по-другому, по-своему нельзя. Она видела, как мучительно Дэниелу не быть героем собственного развода.
«Не забывай, ушел не только хороший Дэниел, — говорила ей Джослин. — Плохой Дэниел тоже ушел. Ведь порой он мог довести кого угодно, правда? Составь список всего, что тебе не нравилось».
Но когда Сильвия пробовала, часто ей начинало нравиться даже то, что не нравилось. Она вспоминала что-нибудь неприятное: как собиралась наказать кого-нибудь из детей, а Дэниел объявлял о помиловании. Как он спрашивал, что подарить ей на Рождество, а потом качал головой и говорил, что на самом деле ей это не нужно. «Ты уберешь ее в шкаф и никогда не достанешь», — когда она просила хлеборезку. «У тебя уже есть похожее», — про понравившееся ей пальто. Какой умник. Это ее возмущало.
Потом воспоминание оборачивалось другой стороной. Дети выросли хорошие; Сильвия ими гордилась. А Дэниел дарил ей то, до чего она никогда не додумалась бы. И обычно не ошибался с подарком.
Однажды ночью, за несколько недель до того, как Дэниел повел ее в ресторан и попросил развод, она проснулась и увидела, что в постели его нет. Он оказался в гостиной — сидел в кресле и смотрел на дождь. Ветер свистел в окна, раскачивал деревья. Сильвия любила ночные бури. Все становится легко. Приятно просто сидеть в сухости.
Очевидно, на Дэниела это действовало иначе.
— Ты счастлива? — спросил тогда он.
Похоже, предстоял долгий разговор. Сильвия была без халата и босиком. Она замерзла. И хотела спать.
— Да, — ответила она, не потому, что была счастлива, а чтобы закрыть тему. А может, она и счастлива. Если подумать, с чего ей быть несчастной? Она очень давно не задавала себе этот вопрос.
— Иногда я сомневаюсь, — сказал Дэниел. Сильвия приняла это за упрек. Он уже жаловался, что она слишком запуганная, слишком замкнутая. Когда она перестанет нервничать? Вода лилась из водостоков на крыльцо. Сильвия слышала, как по Пятой улице, шелестя шинами, проехал автомобиль.
— Я пойду лягу, — сказала она.
— Иди, — ответил Дэниел. — А я через минуту.
Но не пришел, и Сильвия уснула. Она видела знакомый сон. Она в чужом городе, где никто не говорит на ее языке. Хочет позвонить домой, но мобильник не работает. Она опустила в автомат не те монетки, а когда наконец разобралась, ответил незнакомый мужчина. «Дэниела нет, — сказал он. — Нет, я не знаю, куда он ушел. Нет, я не знаю, когда он вернется».
Наутро она хотела поговорить с Дэниелом, но тот был уже не в настроении.
— Ерунда, — сказал он. — Не знаю, что на меня нашло. Не бери в голову.
А сейчас Дэниел на том конце коридора, в комнате Аллегры, собирает ее вещи.
— Давай захватим книгу? — крикнул он. — Ты знаешь, что она читает?
Сильвия не ответила: она пошла в спальню, чтобы позвонить мальчикам, и обнаружила пять сообщений. Четыре оказались пустыми, видимо, рекламные агенты, а одно от Григга. «Хотел с вами поговорить. Может, пообедаем на этой неделе? Перезвоните мне».
Тут вошел Дэниел и как раз услышал последние слова. Сильвия заметила, что он удивлен. Больше ее. Она-то узнала почерк Джослин. Сильвия всегда подозревала, что Григг предназначается ей. Конечно, ей он не нужен, но когда это останавливало Джослин? Слишком молод.
Сильвия видела: Дэниел не решается спросить, кто звонил.
— Григг Харрис, — сказала она. — Из моего книжного клуба Джейн Остен.
Пусть Дэниел думает, что ею интересуется другой мужчина. Подходящий мужчина. Мужчина, читающий Джейн Остен.
Мужчина, с которым ей теперь предстоит мучительный обед. Будь проклята Джослин.
— Возьмем Аллегре книгу? — повторил Дэниел.
— Она перечитывает «Доводы рассудка», — сказала Сильвия. — Как и я.
Дэниел позвонил в Лос-Анджелес их старшему, Диего, юристу по вопросам иммиграции. Страсть к политике он унаследовал от отца Сильвии, тоже Диего. А в остальном больше других напоминал Дэниела: рано повзрослевший, надежный, ответственней. Прежнего Дэниела.
Сильвия позвонила Энди, названному в честь брата Дэниела. Энди был самым беззаботным из детей. Он работал в ландшафтной фирме в Мэрине и звонил по мобильнику каждый раз, когда ел что-нибудь вкусное или видел что-нибудь красивое. В жизни Энди такое бывало часто. «Закат — фантастика! — сообщал он. — Тапас[57] — фантастика!»
Диего вызвался приехать, пришлось отговаривать. Энди до них было чуть больше часа, но его такая мысль не посетила.
Дэниел и Сильвия вернулись в больницу, к Аллегре. Они всю ночь дремали возле нее в креслах, ведь в больницах случаются ошибки — врачи отвлекаются на свою личную жизнь, у них любовь и ссоры, люди поступают с лихорадкой, а выписываются с ампутированными конечностями. По крайней мере, так думала Сильвия. Дэниел остался потому, что хотел быть рядом. С тех пор, как он уехал, это была их первая ночь вместе.
— Дэниел, — сказала Сильвия.
Было два, а то и три часа. Аллегра спала, повернувшись к ней лицом. Ей что-то снилось. Сильвия видела, как движутся под веками ее глаза. Она дышала часто и громко.
— Дэниел, — повторила Сильвия. — Я счастлива. Дэниел не ответил. Может, он тоже спал.
В следующую субботу Сильвия устроила поездку на пляж. Она предложила суши в «Осаке» в Бодега-Бэй, поскольку перед суши Аллегра не устояла бы, а лучше «Осаки» они ничего не знали. И прогулку по песку для Сахары и Тембе, поскольку перед этим не устояла бы Джослин.
Спокойно спустить риджбека с поводка почти негде. Они не из тех собак, что возвращаются по первому зову. Если это не риджбеки Джослин, конечно.
На пляже можно хоть денек отдохнуть от жаркой Долины.
— И я, наверное, приглашу Григга, — сказала она Джослин, — вместо того, чтобы с ним обедать.
Побольше народу — лучший способ избежать ненужной близости.
Они разговаривали по телефону, и в трубке повисла тишина. Сильвия не рассказывала Джослин про обед, так что, возможно, та просто удивилась.
— Ладно, — наконец отозвалась она. — Думаю, в машине найдется еще одно место.
Странный ответ. Если они поедут в фургоне Джослин — с собаками-то, наверняка, — то места хватит еще двоим.
И это пришлось как нельзя кстати: сначала Григг сказал, что не сможет. У него гостит сестра, Кэт. Но потом перезвонил и сообщил, что Кэт так хочет на пляж, даже настаивает, можно они поедут вдвоем? Кэт оказалась очень похожа на Григга, только толще и ресницы не такие.
Отлив оставил на песке изысканные рельефные изгибы. Ветер дул с моря, и прибой бушевал. Аккуратные гряды волн разбивались на осколки, белая вода, зеленая, бурая и голубая — все это сталкивалось и перемешивалось. На берег вынесло несколько ракушек, маленьких и безупречных, но экологическая воспитанность никому не позволила их подобрать.
Аллегра смотрела на океан — волосы летят в глаза, на виске изящная татуировка из поперечных полосок пластыря.
— В «Доводах рассудка» Остен влюблена в моряков, — сказала она Сильвии. — Какой профессией она восхищалась бы сегодня?
