Владимир Митыпов - Геологическая поэма
— Да-а, — кладовщик задумчиво сдвинул на затылок блинообразную кепку. — Конечно, их в валенки не попихаешь…
— Тонко подмечено! — Валентин обернулся к Роману. — А как снабжают вас, столичных геологов?
— В общем-то почти так же, — чуть помешкав, отвечал тот.
— Интересно девки пляшут. Я как-то слышал, что специально для экспедиций выпускают какие-то бульонные кубики, обезвоженные фрукты и всякое такое, а заглянешь к Глебу — все та же вареная свекла в стеклянной таре.
— Ну, эти кубики и я не видел, — заметил Роман.
— А у нас еще макароны есть! — радостно объявил вдруг Глеб. — Гляди сколько!
Валентин окинул взглядом указанные Глебом штабеля картонных ящиков и засмеялся.
— Живем! Если перевести в погонные метры, можно по экватору обернуть и землю, и кое-кого еще.
Студентка покосилась на шарообразную фигуру кладовщика и фыркнула.
— Скажи спасибо, что хоть это есть, — пробурчал Глеб.
— Да? — весело удивился Валентин. — А кому надо сказать спасибо?
Кладовщик в ответ пошевелил пальцами, подумал и туманно-глубокомысленно изрек:
— Ну… известно кому…
— А что, я могу! Как в тот раз, помнишь, из-за спальных мешков, — и Валентин, обратясь к своим спутникам, объяснил — С год назад поступили спальные мешки из верблюжьей шерсти. Для поля вещь отличная. А эти друзья, — он потрепал Глеба по плечу, — нет чтоб выдать их женщинам, которые в поле ездят, — все по начальству распределили. Дошло до смешного — главбуху, который дальше аэропорта вообще нигде тут не был!
— Валечка! — Глеб умоляюще сложил перед грудью пухлые ладони. — Ну ведь врезал же ты тогда всем под самую завязочку, зачем же старое вспоминать!
— Видишь ли… — Валентин вдруг встрепенулся, повел носом. — Мыши, что ли, завелись у тебя?
— Что ты, что ты! — всполошился Глеб. — У меня тут кот имеется, даже целых три. Посменно дежурят. У меня ни-ни…
И он проворно укатился в глубь склада, покрикивая: «Кис-кис! Где ты там, холера тебя побери!» Чуть погодя, откуда-то из-за стеллажей донеслось:
— Валя! Данилыч! Вспомнил, у меня ведь запас образовался — один верблюжий мешок. Может, вашей девушке нужно, а?
— Вернись — я все прощу! — гаркнул Валентин.
— Это про меня, да? — шепотом спросила Ася. — Ой, зачем же! Я вовсе…
— Тихо! Такое раз в сто лет бывает. — И, ухмыльнувшись, Валентин добавил — Если с ними правильно обращаться, они тебе подводную лодку достанут.
Забрав из соседнего, промтоварного склада спальный мешок, они направились в общежитие ИТР, и там выяснилось, что все комнаты, в том числе и та, в которой жил Валентин, на ремонте. Печи везде были разобраны, оконные рамы вынуты, кругом все заляпано известкой и раствором глины, полы усеяны кирпичным крошевом. Разгром этот не затронул пока лишь помещения красного уголка, где зимой играли в настольный теннис, биллиард, проводили праздничные вечера и иные мероприятия.
— Так, — сказал Валентин, оглядывая обширную пустую комнату, в разных концах которой стояло несколько кроватей с голыми сетками. — Ночевать все будем здесь. Столовая рядом… Кстати, Ася, у вас деньги есть?
— Да-да, сейчас достану, они у меня в куртке, — с готовностью отозвалась та.
— Не спешите, — остановил ее Валентин. — Я это на тот случай, если вы поиздержались дорогой. Студент есть студент… Да, о чем я говорил-то? Ага, значит, товарищи, так: сейчас я ухожу по делам и оставляю под вашу ответственность огнепроводный шнур — вот он, в рюкзаке, а главное — полевую сумку с капсюлями-детонаторами. Поэтому ужинать вам придется по очереди, чтобы кто-нибудь находился при этих штуках. Все ясно?
— Ясно, — дружно отвечали студентка и «посол».
— Ну, тогда не скучайте. Адью, коллеги!..
2
За четверть часа Валентин добрался до центра поселка и там завернул в продовольственный магазин. Через короткое время он вышел оттуда, неся в рюкзаке конфеты, печенье, банки со свиной и говяжьей тушенкой, печеночным паштетом и вареньем. После чего ближней дорогой, по грязному переулку, усеянному коровьими лепешками, он спустился к мосту и, перейдя его, оказался в заречной, более старой части поселка.
Когда-то, века полтора назад, Абчада начинала строиться именно отсюда, и тогда здесь жили охотники, рыбаки, лесорубы и менее оседлые, очень беспокойные люди — золотоискатели. В тридцатые годы и особенно после войны поселок заметно расстроился, возникли промысловые артели, однако все это — в новой части, ближе к экспедиции. Старый же поселок, где почти не отыскать было свежих построек, постепенно одряхлел, притих и как бы подернулся серой патиной; хотя дома тут не пустовали и вроде бы жителей не шибко убывало, но как-то так оно получалось, что на двух его улочках и в кривых переулках с извечными курами и поросятами встречались все больше старики да малые дети.
За все пять лет жизни в Абчаде Валентину довелось побывать здесь не более одного или двух раз, но все же он без труда отыскал указанный ему дом возле старой лесопилки. Дом этот оказался покосившимся строением барачного типа, длинным, со сквозным, открытым в два конца коридором, по обеим сторонам которого выходили обшарпанные двери, ведущие в комнаты, квартиры, или что еще могло там быть.
Валентин переходил от двери к двери, с трудом разбирая так и сяк накорябанные номера, и отчего-то ему пришло вдруг в голову, что позавчера он примерно так же шел по узкому коридору гостиницы, прочитывая номера на дверях, но там все было разительно иначе: коридор, не провонявший, как этот, кухонным чадом, мыльной пеной и черт знает чем еще, был застелен ковром, а двери справа и слева тускло лоснились полированной облицовкой. И там не стоял такой разноголосый гвалт, перебранка, детский плач, кастрюльное бряканье и звуки радио…
Когда Валентин три дня назад уходил с базы партии, к нему подошла повариха Катюша и робко спросила, не исполнит ли он в поселке одну ее небольшую просьбу. В геологических партиях не принято, чтобы выезжающие в жилые места отказывались сделать что-то для тех, кто остается в поле. Однако Валентин предупредил, что точно не обещает — у него может совсем не быть свободного времени. Тогда Катюша, смущаясь и краснея, протянула узелок, в котором, как оказалось, были мясные консервы и печенье. «Дома у меня остались мать да маленький сын, — объяснила она. — Одни совсем…» — «Ну хорошо, печенье — это я еще понимаю, но консервы-то зачем? Неужто их в Абчаде не стало?» — «Да ведь как получилось-то… Это я уже здесь узнала… Прораб мне сказал, будто бы мою зарплату матери не дадут… Говорит, какую-то бумагу надо было в конторе оставить…» — «Понятно, доверенность. Что ж ты ее не оформила?» — «Не знала… А потом думала, можно будет приезжать домой… хоть раз-то в месяц…» — «Она думала! Ты что, вчера только на свет родилась? Уж такие-то вещи взрослому человеку надо знать… Ладно, сделаем вот что: ты этот свой узелок прибери — не тащить же его на себе за сто километров. А в поселке я куплю такие же банки и занесу твоим. Устраивает?»…
И вот теперь, когда из-за радиограммы Субботина выдалось несколько относительно свободных часов, Валентин смог наконец-то выполнить просьбу Катюши.
На стук отозвались не сразу. Пришлось постучать повторно, сильно и настойчиво, и лишь тогда за дверью зашаркали, зашуршали, и дребезжащий старческий голос произнес что-то невнятное. Истолковав это как разрешение входить, Валентин толкнул дверь. Посреди показавшейся пустой комнаты с голыми стенами, подслеповато щурясь, стояла маленькая сгорбленная старушка в чем-то неразборчиво-темном и с непременным платком на голове. Не давая Валентину и рта раскрыть, она тотчас громко и неприязненно закудахтала:
— Нету ее, нету! И не шляйтесь сюды больше, нету ее. Уехала она совсем, а куды — и сами того не знаем… Уехала!
— Здравствуйте! — приветливо заговорил Валентин. — Вы мать Кати Молчановой?
— Сказано тебе, нету ее! — словно бы и не слыша его, продолжала восклицать старуха. — Гонишь их, а они все одно прутся. Бесстыжие до чего мужики пошли!..
— Вам посылка от Кати, — поспешно сказал Валентин. — Ну, и привет, конечно. Она жива-здорова. Просит не беспокоиться.
— Спасибо, вспомнила! — взвизгнула бабка. — Фря такая! Укатила себе с мужиками в тайгу, а мы тут хоть повдоль лавки вытянись — ей и горя мало!
— Напрасно вы так, — попытался урезонить Валентин. — Не на гулянку поехала — на работу. А работа у нас, мамаша, тяжелая, ни выходных, ни праздников… Ну, принимайте подарки!..
С этими словами Валентин шагнул к столу и принялся выкладывать банки, коробки, кульки. И тут вдруг из-под непонятного сооружения из старых пальто и телогреек, занимавшего дальний полутемный угол комнаты, стремительно выкатился мальчуган лет шести, маленький, тощий, и с воплем налетел на Валентина.
