Кен Кизи - Когда явились ангелы (сборник)
М'кела стучал и проклинал кого-то, закрывшегося в автобусе. В окне его мелькнуло лицо, но дверь не открылась. Внезапно стук оборвался, сменился торжествующим блеянием. Киллер нашел мишень. Рог опустился, на таранной скорости копыта захрустели гравием. М'кела запустил сандалией в атакующую скотину и с бранью обежал радиатор. Слышно было, как он бежит позади автобуса, проклиная бородатого дьявола, гаденыша в автобусе и камни под босой ногой. Когда он снова появился из-за автобуса, я распахнул нашу дверь.
– Сюда!
Двадцать метров по дорожке он пробежал, прихрамывая, – еще чуть-чуть, и Киллер его догнал бы. Едва я захлопнул за ним дверь, как козел затопал по веранде и с разбегу боднул косяк. Весь дом содрогнулся. М'кела с облегчением возвел глаза к небу.
– Здасьте, масса капитан, – проговорил он тонким голосом, изображая батрака-негра. – Где вы брали такую злую собаку? В Селме, Алабама?
– В Литтл-Роке. Орвилл разводит эту породу для охраны бахчей.
– Орвилл Фобус?[120] – пропыхтел он и снова выкатил глаза, по-дурацки ссутулившись. – Орвилл мастак!
Я улыбнулся и не ответил. Бетси крикнула из спальни: «Ничего не случилось?» Он тут же сбросил батрацкую маску и выпрямился во весь свой изрядный рост.
– Здорово, – сказал он обычным голосом и протянул руку. – Рад тебя видеть.
– И я. Давненько не виделись. – Мы шлепнули ладонь о ладонь и зацепились большими пальцами. – Как жизнь?
– Пока не отстаем от нее, – сказал он, не отпуская мою руку.
Мы разглядывали друг друга. С последней нашей встречи я провел бессмысленных десять месяцев, изображая беглеца в Мексике, потом еще шесть за решеткой. Он потерял одного младшего брата в Лаосе и другого в магазине «7–11», в перестрелке с оклендской полицией, а потом больную мать, не пережившую этих несчастий. Достаточно, чтобы оставить след на человеке. Однако черты его были по-прежнему четки, как у полированного идола, и взгляд так же тверд.
– …еще балуем, еще кайфуем, еще на шаг впереди.
Мне всегда мерещились в этом адамантовом взгляде какие-то темные силы. И, словно прочтя мои мысли, он изменил выражение лица. Взгляд смягчился, рот растянулся в улыбке, и не успел я отпрянуть, как он притянул меня к себе и влепил поцелуй в губы. Он весь был скользкий после схватки с козлом.
– Не говоря уже о том, что еще потеем и воняем. – Я вывернулся из его объятий. – Неудивительно, что Чарити не пустила тебя в автобус.
– Там не Чарити. Она меня выгнала в прошлом месяце. Понять не могу почему.
Он взглянул на меня с коварно-невинным видом и продолжал:
– Я только сказал: «Вставай и подавай мне завтрак, зараза. Подумаешь – беременная». А она мне в ответ: «Нет, это ты вставай и убирайся отсюда, чтобы духу твоего тут не было». Прямо так. Я и убрался.
Он кивнул на автобус.
– Там мальчишка Гелиотропы, Перси, – вся моя команда в этой поездке: юнга, штурман и пассажир. – Он наклонился и крикнул в открытое окно: – И пусть лучше не свинячит со мной, если хочет еще увидеть маму!
Лицо в окне автобуса не проявило никакого интереса к его словам: там была более близкая причина для беспокойства. Киллер вернулся к двери автобуса и обрабатывал петли своим единственным рогом. Автобус вздрагивал. М'кела выпрямился и усмехнулся добродушно.
– Застрял там – козел между ним и завтраком, хе-хе.
Гелиотропа была фармацевт из Беркли, парализованная, красивая и талантливая, химик-надомница, широко известная в андерграунде. М'кела любил задружиться с ней, когда ссорился с женой или оставался без химикатов. Перси был ее десятилетний сын, известный некоторым в Сан-Франциско под прозвищем Психоделический Шкет. Иногда он жил у нас, бывало, неделю, месяц, пока за ним не приезжал кто-нибудь из родителей. Он был рыжий, смышленый и практически неграмотный; о себе говорил в третьем лице – иногда это казалось забавным, а иногда выводило из себя.
– Теперь он зовет себя «Перси Перехватчик, летаю на полном газу».
– Здравствуй, Монтгомери. – Бетси вышла из спальни, завязывая кушак халата. – Рада тебя видеть.
Прозвучало это не так уж искренне. Особенно радоваться она не могла: уж больно часто мы с ним чудили у нее на глазах. Но обнять себя позволила.
– Что ты тут рассказывал Деву про Чарити? Что она тебя выгнала, вместо того чтобы подать завтрак? Ну и правильно. И беременная? Пора тебя кастрировать, если хочешь знать мое мнение.
– Ну что ты, Бетси. Чарити не хочет такого радикального решения. Кстати, о завтраке. – Он обогнул ее и направился к кухне, шлепая единственной сандалией по линолеуму. – Добрые люди, вы уже вынули из-под курочек свежие яички?
– Курятник вон там, – показала Бетси. – За козлом.
– Мм, понимаю. Ну, в таком случае… где вы держите кукурузные хлопья?
Пока Бетси молола кофе, мы с М'келой изолировали козла, чтобы добраться до яиц. Перси с удовольствием наблюдал за операцией. Его конопатое лицо перемещалось от одного окна автобуса к другому по мере того, как мы тащили Киллера к полю, откуда он прорвался. Когда мы закрывали ворота, он крепко лягнул М'келу в голень задним копытом. М'кела заплясал, ругаясь, я невольно засмеялся, а из автобуса донеслись радостные крики мальчишки. Даже куры и павлины присоединились к хору.
В курятнике М'кела рассказал мне подлинную историю.
– Не знаю, из-за моих это дел с «Черными пантерами» или из-за дел с белым порошком. Чарити говорит: мотай отсюда и дай мне передышку. Говорю: «Есть мотать!» Конечно, звоню Гелиотропе. По междугородному. С прошлого года она живет в Канаде со старшим братом Перси, с Вэнсом, который удрал от призыва. И там же его приятели с теми же убеждениями. Гелиотропа уговорила меня украсть Перси у отца в Марине и привезти туда… помочь ей устроить приют.
Мы накормили и успокоили кур, собрали в ведро яйца, оставленные нам крысами и скунсами, и, стоя в дверях курятника, смотрели, как лезет к полудню утреннее жаркое солнце Четвертого июля, года около 1970-го.
– Приют? В Канаде?
– Да. – Он смотрел на автобус. Черная дверь приоткрылась, и выглянул Перси: свободен ли путь. – Что-то вроде современной «подземной железной дороги».
– Для покидающих Штаты?
– Гелиотропа говорила очень убедительно. И кто знает, какой густоты достигнет это говно с Вьетнамом?
– М'кела, ты давно вышел из призывного возраста.
– Но не настолько еще отупел, чтобы не видеть говна, как оно разливается от края до края. Постой подольше рядом с говном, и тебя оно тоже заляпает – это я твердо знаю.
– Слушай, когда я был в бегах, я встречал многих американцев-экспатриантов. И знаешь, что у всех у них было общего? Особенно у мужчин?
Он не ответил. Он вынул из ведра яйцо и катал его в своих длинных пальцах фокусника.
– Все угрызались и оправдывались, вот что у них было общего.
– В чем оправдывались?
– В том, что удрали из дому, когда надо убирать это говно! Кроме того, при чем тут Перси? Он тоже не призывник.
– В каком-то смысле призывник. Его квадратный папа все хочет сделать из него человека. Учителя тоже не отстают: выполнять обязательства, постричься, не выражаться.
Он помолчал. Рыжая голова высунулась из автобуса, и Перси крадучись двинулся к дому.
– Некоторые затычки не лезут в квадратную дырку. Как ни вбивай.
– Можно изменить дырку, – напомнил я.
– Можно? – М'кела осторожно положил яйцо в ведро. – Ты так думаешь?
На этот раз я не ответил. Вопрос этот обсуждался нами давно, и короткий ответ не годился. Десять лет мы были знакомы, и объединяла нас общая мечта, цель, если угодно. Мы были участниками благородной, хотя и несколько туманной кампании за уничтожение контроля над мыслью. Мы мечтали о том, чтобы действительно изменить человеческий ум, открыть путь к более высокому уровню сознания. Только поднявшись на эти безоблачные высоты, думали мы, человечество сможет наконец вырваться из повторяющейся истории гадостей и заварух и прийти к Единому Миру, Единому и Досыта Накормленному. Справедливому, Мирному и в Ладу со Вселенской Гармонией Сфер и Вечной, Вечноменяющейся Дхармой… чего?.. Словом, к Единому Чудесному Миру.
Мы не пытались предугадать, когда именно родится это Новое Сознание и какие зелья понадобятся, чтобы начались родовые схватки, но считали само собой разумеющимся, что светоносное это рождество произойдет здесь, из американских потуг.
Европа для этого слишком окостенела, Африка слишком примитивна, Китай слишком беден. А русские думают, что уже достигли этого. Но Канада? Канада даже не рассматривалась – только в последнее время, дезертирами мечты. Я огорчался, что они уезжают, эти мечтатели, вроде блестящей надломленной Гелиотропы и старого товарища М'келы. Этих конопатых Геков Финнов.
После второй порции яичницы Перси начал зевать, и Бетси отправила его на койку к Квистону. М'кела был бодр как никогда. Он прикончил свой кофе и объявил, что готов действовать. Я изложил ему план на сегодня. У нас партия новых телят, которых надо клеймить, и партия старых друзей, которые едут помогать. Мы отловим, загоним, заклеймим телят, потом будем жарить мясо, купаться, пить пиво, а в сумерки посмотрим фейерверк в Юджине.
