Владимир Войнович - Сказка о глупом Галилее (сборник)

Прокурор. Да-да, вы должны нам помочь, вы должны рассказать… Может быть, ваш муж такой коварный и скрытный, что даже от жены скрывал свои звериные взгляды. Но между мужем и женой бывают же такие интимные, понимаете ли, ситуации, когда он не выдерживает и полностью раскрывает свою звериную сущность.

Лариса. А-а, вы об этом. Так это другое дело. Конечно, в интимной ситуации он иногда звереет.

Прокурор (быстро). И что он вам тогда говорит?

Лариса (взволнованно). Он ничего не говорит, он рычит.

Прокурор. И тем самым выражает свою звериную ненависть?

Лариса. Да что это вы такое говорите? Да почему же ненависть? Он выражает свою звериную страсть ко мне. Он такой, знаете, неуемный. Другой раз придешь вечером… и на работе намаялась, и в очередях настоялась, в одной руке сумка и в другой руке сумка… Так он эти сумки из рук вырывает и кидается, прямо как зверь… Я говорю: «Сеня, да что же ты делаешь?»

Председатель. Не Сеня, а подсудимый.

Лариса (покорно). Да что же ты, говорю, подсудимый, делаешь! Да дай же хоть дух перевести.

Председатель (нервно). Свидетельница, не надо так говорить! Вы волнуете членов суда. Вы оказываете на них воздействие. В такой обстановке просто невозможно работать. (Наклоняется по очереди к заседателям, те кивают.) Суд объявляет перерыв. Надо посовещаться.

Все встают, и Председатель, как бы расстегивая на ходу штаны (но без излишнего натурализма), устремляется к статуе Фемиды с явным намерением справить под ней малую нужду.

Секретарь (бежит за Председателем). Товарищ председатель, только, пожалуйста, не сюда.

Председатель (недовольно). А почему это не сюда?

Секретарь. Дело в том, что это, извините, не писсуар, а статуя Фемиды, богини правосудия.

Председатель. Да? А я думал, это Зоя Космодемьянская. Но в богинь никаких я не верю и вообще думаю, что с религией надо бороться (решительно становится под статуей). Тем более что глаза у нее завязаны.

Секретарь. Товарищ председатель, у нее-то завязаны, а у публики нет. Тем более что при вашем высоком положении сейчас все взоры прикованы к вам.

Председатель. Да-да, я понимаю. Приятно быть популярной личностью, но и у популярности есть своя оборотная сторона. Куда идти?

Секретарь. Сюда, пожалуйста.

Секретарь берет Председателя под руку и ведет к дверям, за которыми скрылись уже Прокурор, Защитник и заседатели. На дверях табличка: WC. Двое автоматчиков застыли у дверей в почетном карауле.

Председатель. А что это у тебя за книга в руках?

Секретарь (слегка смутившись). Это, товарищ председатель, учебник английского языка.

Председатель. А зачем? Тебе что, наш язык не нравится?

Секретарь. Почему же, товарищ председатель, очень даже нравится. Но для того, чтобы знать врага, надо изучать его язык.

Председатель. А, ну это, конечно, правильно. Вот смотрю на таких, как ты, и радуюсь. Какую смену вырастили. Умную, образованную. (Плачет.) Не зря все-таки мы страдали, не зря гибли от пули, от голода, от холода… (Плачет.)

Лариса вскакивает на сцену, приближается к клетке.

Лариса. Сеня!

Подоплеков. Лара!

Лариса. Сенечка, ты не беспокойся, я буду за тебя бороться, тебя освободят, ты вернешься домой.

Подоплеков (обреченно). Нет, Лара, не надо себя тешить напрасными надеждами. Отсюда не возвращаются.

Лариса. Нет, Сеня, ты не прав. Ты должен ждать, ты должен верить, и справедливость рано иди поздно восторжествует. Мой отец тоже в свое время пострадал, а потом его все-таки пусть посмертно, но реабилитировали. Это был праздник в нашей семье.

Подоплеков. Хватит тебе таких праздников, Лара. Не жди меня, выходи замуж. Ты еще молодая, красивая, у тебя и зарплата неплохая. Ты еще встретишь какого-нибудь хорошего человека. Только смотри, чтобы он не таскал тебя по театрам.

Председатель (приблизившись к дверям туалета, недовольно оглядывается). Это что там за разговоры? Разве можно допускать контакты подсудимого со свидетелем? Остановите их. Есть там кто-нибудь?

Голос Горелкина. Есть!

Появляется Горелкин в больничных штанах, шлепанцах и в милицейском форменном пиджаке.

Председатель. А, это вы, Горелкин? Вам уже лучше?

Горелкин. Никак нет, не лучше. Фактически я нахожусь при смерти и врачи борются за мою жизнь. Но когда я слышу, что кого-то надо остановить…

Председатель. Удалите, пожалуйста, подсудимого и отдыхайте. Главное в вашем положении – это уход и покой. (Скрывается за дверью.)

Горелкин (зычно). Ну, разойдись! (Толкает клетку в глубь сцены.)

Лариса (оставаясь на месте, простирает руки). Сеня!

Подоплеков. Лара, забудь меня! И детям не говори, что я арестован.

Лариса. Но они же спросят, куда ты делся.

Подоплеков (удаляясь). Скажи им… Скажи, что я попал под автобус.

Председатель (выглянув из уборной, пальцем манит Секретаря. Шепотом). Слушай, а как по-вражески будет жопа?

Секретарь. Эс, товарищ председатель.

Председатель (удивленно). Эс? А что же тогда по-ихнему значит Эс-Эс-Эс-Эр? Какая глупость! (Скрывается за дверью.)

Секретарь (идет по направлению к Ларисе и, заглядывая в книгу, заучивает английские фразы). Из Москоу э биг сити? Иес, ит из э вери биг сити. Москоу из э Кэпитэл оф дэ Совьет Юнион. Москоу из эн индастриал сентр оф дэ Совьет Юнион. Дара мэни фэксторис ин Москоу… (Наталкивается на Ларису.) О, сорри!

Лариса. Что?

Секретарь. А, это вы? Очень переживаете?

Лариса. Я не переживаю. Я возмущена. Я просто дрожу от негодования. За что вы схватили моего мужа? Что он вам сделал?

Секретарь. Лично я никого не хватал. Я сижу и пишу протокол. Что скажут, то и пишу! Скажут: «расстрелять», я пишу «расстрелять». Скажут: «освободить», я пишу «освободить».

Лариса. Напрасно вы себя пытаетесь оправдать. Вы тоже участвуете во всем этом безобразии.

Секретарь. Велл, я участвую. А вы разве нет?

Лариса (изумленно). Я? Ну да, ну конечно, но все-таки у нас очень уж разные роли.

Секретарь. Роли разные, а игра одна.

Лариса. Но имеет же значение, кто какое участие в этой игре принимает.

Секретарь. Вот именно! Имеет. Очень даже имеет. (Неожиданно наклоняется к Ларисе.) Ничего, вот прокурор умрет, и тогда все будет хорошо.

Лариса (видя в Секретаре тайного единомышленника). Да? Вы, правда, так думаете?

Секретарь. Я не думаю, я уверен. Он же старый, больной и злобный. Он всех держит за горло. Но среди нас есть другие люди, с современными взглядами, знающие иностранные языки, не чуждые духу гуманизма.

Лариса. Вы уверены, что такие люди есть?

Секретарь. Я в этом не сомневаюсь.

Лариса. И вы думаете, что прокурор скоро умрет?

Секретарь. Ну, я не знаю, скоро ли, но когда-нибудь он умрет. Я не встречал еще ни одного бессмертного прокурора. Поэтому надо ждать, надо верить, надо надеяться. (Заметив вышедшего из уборной Прокурора, меняет тему.) Нельзя сосредоточиваться на своих мелких обидах. Оглянитесь вокруг, и вы увидите, сколько хорошего в нашей жизни. Сколько построено новых городов, заводов, электростанций…

Лариса. Я вас не понимаю, что вы такое говорите?

Секретарь (продолжает список достижений). …больниц, спортивных сооружений, кинотеатров, дворцов культуры. (Подбегает к Прокурору и идет рядом с ним через сцену.) Ну что? Вы думаете, вам удастся доказать ваши обвинения?

Прокурор. Да что там ды-ды-дыказывать. Все и так ясно.

Лариса. Вот именно! Все и так ясно. Подоплеков ни в чем не виновен. Он самый безвреднейший на земле человек.

Прокурор. Ды-ды-ды, что вы мне такое говорите? Ды ни в чем не виновные они и есть самые вредные. Потому что виновному дашь поддых, под ребро и в челюсть, он признается и укажет, где труп лежит. А невиновный отпирается и где труп лежит не указывает, ссылаясь на свою якобы, так сказать, мнимую невиновность.

Секретарь. Полностью и абсолютно с вами согласен. Вы прекрасно формулируете ваши мысли и, по-моему, находитесь в очень хорошей форме. У вас такой здоровый, цветущий вид. Предвкушаю огромное наслаждение от вашей обвинительной речи.