Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист
среда
Новые стриптиз-клубы так низко пали, что я предложил им обратиться к барам с проститутками и создать пакет, что-то вроде набора “Гиппо + Кино”[357] для секса: “Стрингфеллоуз + Барон”, “Пинк платинум + Джапан-бар”… Первая часть вечера: офигенная телка делает тебе стойку. Вторая часть: простипутана додрачивает тебя рукой в каком-нибудь алькове. В борделях желание видоизменяется: зная, что все девочки доступны, можно быть абсолютно объективным. Все решает исключительно вожделение и мой выбор, а не объект. Вывод: единственная возможность удовлетворить свое желание (на манер клиента, выбирающего фрукты на прилавке) предоставлялась мне во время посещения борделя. Только там у меня был выбор. Только там познал я власть, которой обладали мужчины до появления феминизма.
В последнее время я возвращаюсь домой позже Франсуазы. Она отдаляется от меня и вместе с ней — мой последний шанс. Ей отвратительна моя бесхарактерность. Я утерял способность к борьбе. Я люблю ее, но не делаю ничего, чтобы она поверила в мою любовь. Я знаю, что из нас двоих рулит она. Упрекая меня, она словно просит ее успокоить. Она обманулась во мне, просчиталась. Мы обманулись оба, потому что обманывали друг друга с самого начала. Она скоро меня бросит, я это чувствую. Она боится, что я ее брошу, и избавиться от этого страха она может, только бросив меня первой.
четверг
Жак Бростейн[358] о романе “Я ее любил” Анны Гавальда:
— Лучше испытать разочарование, чем не испытать радости.
пятница
Едем к грекам через реку. В Афинах все начинается в полночь, но мы слишком устали, чтобы идти в “Вее” (пл. Монастирас) или в “Гуронакию” (ул. Скуфа). Поэтому я раскачиваюсь в кресле-шаре, подвешенном к потолку во “Фраме” (ул. Клеоменус), и в кои-то веки не собираюсь исследовать всеобщую клубизацию мира.
суббота
Бритни Спирс преследует меня до самой Гидры. От ее последнего хита скрыться невозможно, даже покатавшись часок на “flying dolphin” (аэроглиссер по-гречески) в затерянной бухточке. Но я на нее не сержусь: в том, что девушки всех стран носят теперь короткие майки, как у нее, я вижу, пожалуй, положительную тенденцию. Пейзаж от этого становится только краше.
воскресенье
Ибо к этому часу пупок стал единственной утопией. Проблема в том, что он был продырявлен со всех сторон.
понедельник
В какой-то момент я так обуржуазился, что возненавидел все книги, где не было слов и выражений вроде “трахну в зад”, “член”, “ЛСД”, “твою мать”, “передай мне баян” и т. д. Теперь же, когда я стал настоящим бунтарем трэш-хардкор-неопанком, я похож на Виржини Депант: мне больше нравятся слова “счастье”, “ребенок”, “любовь”, “искренность”.
вторник
Демонстрация джет-сет на площади Трокадеро: французские знаменитости кучкуются за заграждениями и поют “Марсельезу”. Направляясь сюда, я готовился к худшему, к чему-то вроде революции звезд, в результате которой все эти крутышки опять, сами того не желая, добавили бы голосов Ле Пену, мужественно провозгласив свою поддержку хороших и осуждение плохих. Но Эдуар Баэр и Атман Хелиф[359] свели на нет мои параноидальные предрассудки: “Сине-бело-красное знамя принадлежит нам всем, “Марсельеза” — наш общий гимн, так будем же гордиться этими символами, которые слишком долго были узурпированы крайне правыми”. А неслабо было бы, если бы в модных клубах новой фишкой стало исполнение национального гимна. Хорошо бы диджей мог проорать “Да здравствует Франция!” и не выглядеть при этом рутинером и фашистом. Черт, снова я о политике, а ведь обещал завязать.
среда
Вернулись с Гидры загорелые и заново влюбленные. Франсуаза заметила, что мы там совсем не фотографировались. Ну и ладно, зато все картинки останутся у нас в памяти: ослы вместо машин, портовые ресторанчики, где подают теплый хлеб, огромная австралийская яхта под названием “Protect me from what I want”[360], пустой дом Леонарда Коэна, комната четы Кеннеди в отеле “Орлофф”, солнце, оливковое масло, крем для загара на твоей груди, греческое вино, небо, слившееся с морем. И огромные пчелы из пластика, подвешенные под потолком бара, над которыми мы ржали полчаса, никак не могли остановиться (под действием спейс-кейков). Вернувшись на Пирей, едим в таверне “Джимми и рыба” дораду на гриле (на берегу Микролимано). И при этом сосет под ложечкой от страха, что счастлив, и ужаса оттого, что однажды этому придет конец. Память — наш лучший фотоаппарат.
четверг
Гюстав Флобер, когда ему не писалось (ноябрь 1862 г.): “Я глуп и пуст, как кувшин без пива”.
пятница
Вот на что похож непишущий писатель: на кувшин без пива, ручку без чернил, автомобиль без горючего. Бесполезный громоздкий предмет либо никуда не годный инструмент, который тем не менее надо содержать в порядке. Что может быть скучнее писателя, вышедшего в тираж! Он вял и претенциозен, он почиет на лаврах и спрягается в прошедшем времени. Гари и Нуриссье написали об этом душераздирающие строки. Что касается Нуриссье, на другую тему, — я прочел в “Нова магазин”, что болезнь Паркинсона лечится с помощью МДМА[361] ! Если эта информация подтвердится, в “Друане”[362] нас ждут веселенькие заседания! Нуриссье под экстази — так, глядишь, и я “Гонкура” получу.
суббота
Моя жизнь делится на два периода: до двадцати лет я ничего не помню; потом следуют годы, о которых я предпочитаю забыть.
воскресенье
Впервые душа моя не испытывает тревоги перед быстротекущим временем. Мне кажется, на этот раз любовь укрепляется с течением дней. Меня тревожит только отсутствие тревоги.
понедельник
“Поговори с ней” Альмодовара? Мелодрама, в которой два скрытых гомика занимаются любовью при посредстве коматозной танцовщицы. Людо и я? Мне нравится сцена тотального бодифакинга в немом черно-белом кадре: мужчина десятисантиметрового роста проникает во влагалище женщины, пока она спит. Даже Феллини на такое не решился! В остальном Альмодовар подустал, мне кажется. Я уверен, что все бубоны скупят саундтреки фильма с акустической версией “Cucurucucu Paloma” Каэтано Велозо. В любом случае, когда я иду в кино с Франсуазой, мне больше нравится смотреть на ее профиль, чем на экран. У меня от тебя кружится голова — в твою сторону. И начинает ломить шею: фильму надо быть действительно на высоте, чтобы сравниться с тобой. Я смотрю, как ты смотришь кино. Если ты смеешься, я решаю, что фильм смешной. Если плачешь, заключаю, что он трогательный. А если ты зеваешь, я засыпаю.
вторник
Ужин в “Авеню” с Тьерри Ардиссоном: как приятно, когда весь зал смотрит не на меня, а на кого-то другого. Человек в черном рассказывает:
— Мари-Франс Бриер[363] пророчила мне: “Тьерри, ты добьешся успеха на телевидении, когда на экране станешь таким же, как в ресторане”. Пятнадцать лет спустя я хорош на телевидении, но бездарен в ресторане!
среда
А я-то гордился своим фотоаппаратом по имени память! Пруст уже сказал то же самое (чуть лучше) сто лет назад: “Удовольствия — это все равно что фотографии. То, что мы воспринимаем в присутствии любимого существа, — это всего лишь негатив, проявляем же мы его потом, у себя дома, когда обретаем внутреннюю темную комнату, куда при посторонних “вход воспрещен”[364] (“Под сенью девушек в цвету”). Черт побери, еще Лабрюйер сказал, что “все сказано”, но я уверен, что кто-нибудь успел сказать это до него.
четверг
Что такое жизнь? Долгий брейнсторминг для получения ответа на этот вопрос.
пятница
Амстердам в шоке после убийства Пима Фортейна, крайне правого гомосексуалиста. Он выступал за эвтаназию, закрытие границ и отмену евро. Лысый человек за рулем “ягуара”, в сопровождении двух собак, отдавал по-военному честь, восклицая: “At your service”![365] Смерть сделала его культовым персонажем, тогда как он был просто опасным. Ле Пену следовало бы подстроить собственное убийство, если он хочет, чтобы Национальный фронт сорвал банк на парламентских выборах. После выступления ужинаю в “Саппер-клубе”, лежа на матрасе. Потом спущусь в подвал (на дискотеку): сначала едим мы, потом едят нас. Обожаю рекламный слоган “Соул китчен” (амстердамский клуб R&B): “Мы ставим музыку того времени, когда Майкл Джексон был еще чернокожим”. Полагаю, Пим Фортейн не бывал в “Соул китчен”. И в любом случае уже не будет.
суббота
