Алексей Иванов - Географ глобус пропил
— Витек, ну как братана прошу, как мужик мужика!..
С кислой миной вслед за ним Служкин вошел в прихожую. Ветка выглянула с кухни, увидела Служкина, завизжала и кинулась целовать.
— Да слезь ты с меня!.. — отбивался Служкин. — Ветка, не ори, дело есть! Мне только что Будкин звонил. Его на мосту ментовка остановила и машину отняла. Он просит, чтобы Вовка его отмазал.
— Прямо сейчас? — удивилась Ветка. — А завтра-то нельзя?
— Завтра будут уже вторые календарные сутки стоянки, — быстро сочинил Служкин. — А это удвоение платы.
— А чего он нам не позвонил? — подозрительно спросила Ветка.
— Говорит, звонил, да не смог дозвониться.
— Да блин... — сказала Ветка и печально посмотрела на Колесникова: — Это надолго?
— На всю ночь... — скорбно ответил Колесников и повесил голову.
— Поедешь?
— Надо. — Колесников тяжело вздохнул. — А то он плакать будет...
— Ну ладно, — грустно согласилась Ветка и пошла на кухню, но оттуда крикнула: — А ты, Витька, раздевайся, проходи.
Колесников просиял и показал Служкину сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем. Служкин скривился и показал ему сжатый кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем. Колесников укоризненно развел руками, дескать, «о чем речь!». Служкин неторопливо раздевался, а Колесников торопливо одевался.
— Ну, я поехал! — крикнул он в квартиру, нахлобучивая шапку.
— Будешь с Будкиным трахаться — привет от меня передай, — сказал Служкин, и Колесников, понимающе усмехнувшись, покровительственно похлопал его по плечу.
Колесников выскочил за дверь, а Служкин направился в кухню.
Ветка размашисто нахлестала чаю в две чашки.
— Витька, а ты правду сказал насчет Будкина? — спросила она.
— А что, я в чем-то прокололся? — затревожился Служкин.
— Да нет... Просто в последний месяц Колесников уже который раз дома не ночует. Самое подозрительное, что у него всегда надежная отмазка имеется. Я уж подумывала, не завел ли он себе любовницу? Девки знакомые говорили, что видели его с какой-то бабой...
— Может, подследственная? — вяло предположил Служкин.
— Иди ты, — фыркнула Ветка.
— А если и любовница, что ты сделаешь?
— У-ух! — зашумела Ветка. — Я ему тогда устрою тарарам! Всю рожу расцарапаю, посуду перебью!
— А он тебе в лоб даст, чтобы не бушевала.
— Не даст, — авторитетно заявила Ветка. — Я его знаю.
— И что после тарарама?
— Ну-у... возьму с него слово, что больше не повторится, и дальше жить будем. Шурупу-то папаша какой-никакой, а нужен.
— А если повторится?
— Тогда разведусь. Только сперва другого папу найду, хорошего и с квартирой. А пока искать буду, Колесникову всю жизнь отравлю.
— Сурово... А за меня ты замуж бы пошла?
— Ты что, мне предложение делаешь? — заподозрила Ветка.
— Просто выясняю, гожусь я еще в женихи или уже нет.
— Конечно пошла бы. Ты человек веселый, легкий, без проблем.
— Чего же раньше не шла, когда звал?
— Молодая была, дура.
— А сейчас старая и мудрая?
— А сейчас молодая и мудрая, — ревниво поправила Ветка. — Чего ты разговор-то об этом затеял? Ты случайно Колесникова не для этого отослал? Может, ты Будкина подговорил, чтобы он его позвал? Колесников свалит, а ты тут со мной на целую ночь останешься, а? Ты на такое способен.
Служкин крякнул.
— А как тебе больше нравится? — спросил он.
— Да уж лучше так, чем он бы к любовнице пошел.
— Ага, тебе, значит, можно изменять, а ему нельзя? Тебе орден, а ему по морде? — Служкин по-будкински захехекал. — Сама-то ничем не лучше его. То-же ему рога приставила до второго этажа.
— Да не в том дело, Витька! — возмутилась Ветка. — Мы же люди современные, свободные! Главное — не то, что изменяет, а как относится! Я никогда людей не смешиваю: Колесников — это всегда Колесников, ты — всегда ты. А для него все бабы одинаковы, лишь бы ноги раздвигали! Для него что я, что какая-нибудь проститутка — одно и то же! Вся и разница, что я даю всегда и бесплатно!
— Эк ты его разделала... — хмыкнул Служкин. — На фиг тогда тебе с ним таким жить?
— А чего делать-то? Вляпалась, вот и сижу! Ты замуж не берешь, а другие ничем не лучше Колесникова.
— Уф, Ветка, ну и загрузила ты меня, — вздохнул Служкин.
— Ладно, чего трепаться попусту, — согласилась Ветка. — Шуруп спит, ничего не знает. Ты ночевать будешь?
— Господь с тобой!.. — ужаснулся Служкин.
— Тогда я в ванну минут на десять, а ты подожди.
Ветка улетела в прихожую, заперла дверь и скрылась в ванной. Слышно было, как зашлепали по полу ее босые ноги, потом зашипел душ. Служкин закурил, выключил в кухне свет и подошел к окну.
Отсюда отлично был виден весь затон. Ярко освещенный прожекторами, он лежал посреди тьмы, как остров. Корабли загадочными кристаллами были вморожены в плоскость неестественно белого льда. Было во всем этом что-то космическое: целое блюдо слепящего света в океане черноты и вдали пунктир мелких звездочек — фонарей на дамбе, — словно отнесенный в сторону окраинный рукав спиральной галактики. Шум душа напоминал свист вселенского эфира.
Но шум умолк, дверь ванной скрипнула, и Ветка вышла.
— Бросай сигарету, — шепотом велела она. — Пойдем в комнату.
В комнате Служкин сел на диван, а Ветка хлопнулась рядом, прижавшись к нему. Служкин обнял ее.
— Ну, не думал — не гадал... — пробормотал он и принялся целовать Ветку в губы.
Ветка поддавалась с жаром и энергией. Служкин расстегнул сверху донизу пуговицы ее халата, положил руку на ее горячий живот, медленно повел ладонью вверх и взял, как грушу, тяжелую и крупную грудь Ветки. И тут во входной двери заелозил ключ.
— Колесников вернулся! — шепотом крикнула Ветка, слетела с дивана и начала лихорадочно застегиваться.
— Великий факир изгадил сортир, — сквозь зубы, едва не зарычав, сказал Служкин, встал, ушел на кухню, включил свет и злобно обрушился на табуретку.
Ветка отщелкнула собачку, и Колесников наконец-то вошел.
— Чего закрылась-то на сто оборотов? — раздраженно спросил он, разуваясь. — Чего тут украдут — тебя, что ли?.. Служкин ушел?
— Нет, на кухне сидит, — ответила Ветка и, подумав, добавила: — Курит.
Служкин покорно вытащил сигарету и закурил. Мягко ступая в одних носках, Колесников прошел на кухню и поставил перед Служкиным на стол бутылку водки.
— Обломала она меня, — тихо сказал Колесников. — Насовсем и навсегда выгнала. Сейчас с горя пить будем.
Ветка появилась в дверях кухни.
— Ты чего вернулся-то? — спросила она.
— Автобуса долго не было. Холодно ждать.
— На улице — минус два...
— Минус два — жара, что ли, по-твоему?! — рявкнул Колесников.
— А ты говорил, Будкин плакать будет... — совсем робко, по инерции сказала Ветка.
— Да хрен с ним, — махнул рукой Колесников. — Пускай плачет.
Глава 36
СОСНА НА ЦЫПОЧКАХ
Когда красная профессура ввалилась в кабинет, она увидела Служкина, в пуховике и шапке сидящего за своим столом и качающегося на стуле. Изо рта у него торчала незажженная сигарета.
— Это у вас, Виктор Сергеевич, новая манера урок вести? — ехидно спросил умный Старков. — Может, нам за пивом сбегать?
— В учебнике какая тема этого урока у нас обозначена?
— Основное предприятие нашего района, — подсказала Митрофанова.
— В скобочках — поселка, деревни, — добавил Старков.
— А какое основное предприятие нашего района, поселка, деревни?
— Ликеро-водочный! — крикнули двоечники Безматерных и Безденежных и заржали.
— Судоремонтный завод, — сказала Маша Большакова.
— Вот мы и пойдем сейчас на экскурсию смотреть затон.
Красная профессура взвыла от восторга.
— А можно сумки с собой взять? — спросили девочки. — У нас этот урок последний, мы потом сразу домой пойдем!
— Можно, — согласился Служкин, — но дайте мне слово...
— Даем, даем! — орала красная профессура.
— ... дайте мне слово, что не будете разбегаться и будете внимательно слушать то, что я расскажу про судоходство на Каме.
После звонка, стоя на крыльце, Служкин пересчитал девятиклассников, толпившихся у ворот школы, как кони перед заездом, по головам.
— Так, двое уже сбежали, — сказал он. — Зашибись. Пойдемте.
Гомонящей вереницей они перетекли Новые Речники, перелесок, шоссе, Грачевник, Старые Речники и вышли на берег затона. День выдался хмурый — последний день февраля, последний день зимы. Снег вокруг громоздился целыми Гималаями, а над Гималаями тускло блестели окна вторых этажей черных бревенчатых бараков. Их огромные ватные крыши угрожающе насупились, свесив по углам кинжалы сосулек.
— Куда теперь? — жизнерадостно спросила красная профессура.
— Вон к той скамейке. — Служкин указал сигаретой.
