Артем Гай - Всего одна жизнь
Ванечка перепугался:
— Ну, что вы, зачем так резко?..
— Это суть! — Она была, кажется, на грани истерики. — Поговорите с хирургами, и вы убедитесь…
— Ну, хорошо, хорошо. — Ванечка встал с кресла. Он согласился, что надо, пожалуй, поговорить с хирургами. — Пусть придут в конце дня.
Так удалось заполучить несколько спокойных часов. И вот снова начмед появилась в кабинете.
— Хирурги собрались, — сухо доложила она.
Ванечка отодвинул папку и вставил шариковую ручку, изображавшую ракету, в подставку (чернильницы с медведями служили теперь только украшением). Пригласил вошедших рассаживаться. Прасковья Михайловна, с поджатыми губами, не отрывая взгляда от сцепленных своих пальцев, грузный Кирш и скучающе-небрежный Валентин Ильич сели у дальней от стола стены. Кобылянская заняла место в одном из кресел у стола.
— Как же это получилось? — без особого выражения начал Ванечка, обращаясь к Прасковье Михайловне. Та еще крепче сжала пальцы и молчала.
Щегол запрыгал в своей клетке, застучал клювом по кормушке.
— Прасковья Михайловна, конечно, поняла свои ошибки, — заговорила строго начмед, — и оценила правильно, я думаю, свой проступок. Но вот молодые врачи отделения так ведут себя, что — я убеждена! — они не поняли преступности случившегося! Здесь нет, к сожалению, Германа Васильевича, он ушел после дежурства, но ему, по-моему, много предстоит еще воспитательной работы на отделении…
— При чем здесь Герман Васильевич? — пожал плечами Кирш. — И почему вы считаете, что мы не поняли чего-то? Не бегать же всем, как морские свинки в коробке! И так все ясно…
— Вот! — злорадно изрекла Кобылянская, оборачиваясь к Ванечке. — Слышите? Вот и все.
Ванечка поерзал в кресле.
— Ну, в самом деле, при чем здесь морские свинки?
— Я так просто сказал, сравнил… Бегают они в волнении… — смутился Кирш.
— Побегали бы вы при Бате! — взвизгнула Кобылянская. — Места бы себе не нашли со всеми вашими безобразиями!.. Безответственные люди не имеют права находиться у постели больного! И особенно хирурги! — кричала начмед. Это были привычные слова, ежедневно произносимые некогда Батей, а в последнее время редко повторяемые, хорошо и давно всем известные и понятные.
— Слова все это! — возмутился Кирш. — Кто назовет Прасковью Михайловну беспечным хирургом? Ну, случилось несчастье… С каждым ведь может…
— Вот! Вот! — прервала его Кобылянская, стремительно поднимая свое тяжелое тело из кресла. — Может! Слышите?.. Не о Прасковье речь! И вы прекрасно понимаете это! О вас разговор, о вашем отношении к случившемуся!..
— Ну тогда бы нас только и вызвали сюда, — буркнул Кирш.
— Вот ваш приятель сидит сейчас и улыбается, — продолжала Кобылянская. — Понимаете, улыбается в такую-то минуту!..
— А при чем тут мы? — спокойно спросил Валентин Ильич. — Я, что ли, переливал? Какие у вас конкретные ко мне претензии? Нет?.. А школьные экзерсисы оставьте. — Он безмятежно смотрел на нее ясными голубыми глазами, а она так и застыла с раскрытым от изумления ртом.
Щегол радостно крикнул в паузу. Ванечка посмотрел в его сторону и заговорил:
— Случай, конечно, некрасивый. Если бы больной умер — а вы хорошо понимаете, что могло и такое быть, — мы бы ославились на весь город. И тогда следствия и суда было бы не миновать…
Зазвонил телефон. Ванечка поднял трубку и сказал, не слушая, быстро и тихо:
— Совещание. Позвоните позже.
Начмед села и, набычившись, уставилась в пол.
— Нам необходимо сделать из этого случая самые серьезные выводы, чтобы впредь такое стало невозможным, — продолжал Ванечка. — Молодости нередко присуща беспечность. — Он поговорил некоторое время о молодости, потом — о долге врача, который никогда не должен забывать, что от него зависит жизнь и здоровье других людей. — Администрация еще будет, вероятно, заниматься этим случаем, — закончил он, не умея скрыть извиняющиеся нотки.
— Герману Васильевичу нужно заняться своей молодежью! — зло сказала Кобылянская.
— Ну, ладно, ладно, — примирительно произнес Ванечка. — Идите, товарищи, работайте.
Ему неприятны были воинственные выпады начмеда, ее непрестанные упоминания Бати, словно он, новый главный врач, был здесь человеком временным, просто заместителем. Его отношение к начмеду все определеннее чувствовали в больнице. И сейчас это хорошо улавливалось в его тоне, явно контрастном тону начмеда.
— Женщина с воспитательной манией, — выходя вслед за Киршем из кабинета, саркастически заметил Валентин Ильич, да так громко, что все его услышали.
Кобылянская вспыхнула, вскочила, а Ванечка, словно ни в чем не бывало, спросил Прасковью Михайловну, остававшуюся сидеть на своем месте:
— У вас есть что-нибудь еще ко мне?
— Вы должны его вернуть! — прошипела начмед.
— О чем вы? Успокойтесь ради бога. Все же они врачи, этого нельзя забывать…
Опять зазвонил телефон. Ванечка приподнял и положил трубку.
— Я не могу так работать дальше! Мы катимся к потоку преступлений! — Губы Кобылянской дрожали, по щекам текли слезы. — Ведь нет никакой дисциплины!.. Каждый что хочет, то и делает!.. При Бате…
— Послушайте, — не выдержал Ванечка, его круглое лицо с большой, во весь лоб, залысиной покраснело. — Оставьте эту тему. И привыкните к тому, что у меня другая манера работы с людьми.
— Господи, перестаньте наконец! — неожиданно воскликнула Прасковья Михайловна, подходя к столу. — Прошу вас, переведите меня из хирургии, переведите куда-нибудь!.. Или увольте… Я не сбегаю, я готова за все ответить… Я просто не могу… — Она бросила на стол бумагу, которую держала в руках, и выбежала из кабинета.
Пауза получилась долгой. Тишину нарушал только щегол, приглушенно высвистывавший песню.
— Ох, женщины!.. — вздохнул Ванечка. — Вот видите. Нельзя доводить людей до такого состояния.
Кобылянская села, вытерла лицо. Ей было жаль Прасковью.
— Никто ее не доводил. Я говорила вам — у нее была истерика… Все эти мальчишки… Им на все наплевать, они ничего не боятся! Анархисты какие-то!..
— При чем здесь они? — устало сказал Ванечка. — И вообще сомневаюсь, чтобы страх был стимулом в работе.
— Напрасно! — оживилась Кобылянская. — Напрасно сомневаетесь, Иван Степанович! Для добросовестного врача страх — не помеха, а лоботряса заставляет быть добросовестным. У постели больного — не место для воспитания!
Ванечка с удивлением посмотрел на нее:
— Ну, а если врач не у постели больного? Администратор, скажем? Вот вы, например, можете, значит, и без страха?
— Почему же? Если я плохо буду работать, меня снимут… В общем, каждый опасается оказаться недостойным того места, которое занимает. Разве не так? Вы ведь тоже не можете не думать об этом, и даже министр…
Ванечка почувствовал неловкость.
— Какие-то теории странные, не отвечающие духу нашей морали… Ну, ладно… Я вас больше не задерживаю.
После того как начмед вышла, он некоторое время еще сидел, растерянно уставившись в лежавшую перед ним папку. Черт бы их побрал, этих баб! Надо же устроить такую возню…
Он посмотрел на часы. Половина пятого. Встал, потянулся, словно сбрасывая с себя груз неприятного разговора, прошел к окну. Голубое небо проглядывал о между деревьев. Позвонит Лидия Антоновна или нет? Ванечка почувствовал, как прихлынула к голове кровь, застучала в висках. Какая женщина, какая женщина! С ума можно сойти! Он моментально восстановил в памяти ее фигуру в обтягивающем костюме, движущуюся от машины к парадной… И тут его поразила мысль: а вдруг это она звонила — во время разговора с хирургами?.. Ванечка в волнении прошелся по кабинету. Наконец рассудил: если это была действительно она, позвонит снова.
Он взял со стола оставленный Прасковьей Михайловной лист, стал рассеянно читать: «Прошу уволить меня…» Сел в кресло, выдвинул ящик, сунул в него заявление. Все перемелется… И снова, откинувшись на спинку, стал думать о Лидии Антоновне. Представил, как сидят они на заднем диване мчащейся машины, близко сидят… Можно ведь катануть на дачу, подумал он, — хозяева не вернулись еще, а жена с детьми уже съехали… Конечно, там ведь никого! А ключ?.. Он торопливо потянул на себя ящик стола, начал рыться в нем. Его ключ где-то здесь…
Телефонный звонок заставил вздрогнуть. Ванечка схватил трубку:
— Я слушаю.
— Иван Степанович? Здравствуй.
Ванечка ошалело смотрел на трубку.
— …Мне сказали, ты заезжал сегодня ко мне, — говорил заведующий горздравотделом. — По делу?
— Здравствуйте, Иннокентий Александрович! — Ванечка пришел в себя. — С возвращением вас!
— Ну, брат ты мой, с возвращением из отпуска можно и не поздравлять, — рассмеялся заведующий.
