Александр Любинский - Виноградники ночи
Музыка продолжала греметь, но стало — очень тихо. Натыкаясь на застывших танцоров, Герда бросилась вон — ветер ударил ей в лицо — бешено стучало сердце, пылала голова! Она остановилась… Вдруг нестерпимо захотелось назад, на Невиим, к Марку! Он ведь ждет! «Боже мой, Боже мой, какой стыд!», — повторяла она, и все ускоряя шаг, уже почти бежала по улицам к вокзалу. Как она могла так забыться! До отхода вечернего поезда оставался час, и когда поезд подошел, Герда уже вполне успокоилась. Она ведь возвращалась к себе домой, в Иерусалим.
В поезде она задремала, и очнулась лишь, когда замелькали в темноте освещенные окна Бакка и Мошавы Германит. Стало холодно. На перроне Герда снова одела кофточку, и пошла вверх по улице Святого Юлиана[18] мимо уже закрытых лавчонок и магазинов. Один из них, на перекрестке с Яффо, еще работал. Это был бельевой магазин. Она вошла, но вместо того, чтобы купить себе зимние чулки (а ведь уже давно хотела!), неожиданно для самой себя купила Марку две пары носков, и еще две очень хорошие хлопчатобумажные майки.
Герда вышла из магазина, поднялась по Штраус, свернула на Невиим. Было темно и безлюдно. И так же темно было во дворе. Чуть белели стены мазанки. Герда наощупь вставила ключ в замок, повернула его, открыла дверь, зажгла свет… И почему она решила, что Марк ее ждет? Не раздеваясь, села на стул возле стола, вынула сверток с покупкой, положила возле чашки с недопитым чаем (Марк не убрал — и правда, зачем ему все эти мелочи?). Встала, ополоснулась во дворе, переоделась в теплый халат, и когда села за стол, сжимая в ладонях обжигающе-горячую чашку кофе, почувствовала, наконец, что и впрямь вернулась домой.
А в это время Марк стоял возле здания госпиталя Ротшильда. Шляпа надвинута на лоб, лацканы пиджака приподняты. Вот так стоял он, засунув руки в карманы; смотрел, не отрываясь, на светящиеся окна особняка на противоположной стороне улицы. Наконец, в первом этаже свет погас, и во втором остался лишь в одном окне — слева от входа.
Марк пересек улицу, вошел в проулок, где Эфиопская церковь. Огороженная невысоким забором, возвышалась над ним стена особняка. Каменные ступени, поросшие травой, заваленные прошлогодним сухостоем, подымались к крыше. Должно быть, это был запасной вход в чердачное помещенье, но им уже давно не пользовались. Одним прыжком Марк взобрался на забор, шагнул на лестницу; переступая через сухие ветки, поднялся на второй этаж. Светило крайнее окно и, перегнувшись, Марк заглянул в него. В полумраке возле настольной лампы сидела в кресле женщина и читала книгу. Марк узнал ее — она свела его тогда, возле магазина мара Меира, с Ребеккой. Почувствовав взгляд, женщина обернулась. Она была в халате, накинутом на ночную рубашку.
Марк постучал по стеклу. Женщина вздрогнула… отложила книгу, поднялась. Марк снова постучал, вплотную приблизив лицо к стеклу. Глаза их встретились. Женщина смотрела в упор сквозь прозрачную стену. Марк улыбнулся, приподнял шляпу…
Замечали ли вы, как беззастенчиво и жадно люди рассматривают друг друга в те моменты, когда они могут смотреть без опаски? Сквозь стекло поезда, например, или окно машины? Не страшно и не стыдно — еще мгновенье, и поезд тронется, машина умчится. Жизнь кончится. Время пройдет. И на пустом перроне — ветер да фонарь сквозь сетку дождя. Не так ли волнует и книга? Ведь только в книге по-настоящему, беззастенчиво и жадно, можно следить за чужой судьбой, узнавая секреты, все тайные желанья. Неужто это и впрямь так сладко? Открыть окно, впустить чью-то жизнь, стать частью мира. Или — закрыть книгу, захлопнуть окно.
Женщина приоткрыла створку.
— Извините, — сказал Марк и впрыгнул в комнату
— Я вас узнала. Вы ведь знакомый Ривы?
Она едва доходила ему до плеча. Полная, уютная в своем байковом халате.
— Можно сказать и так. Я должен увидеться с ней.
— Ну конечно! Срочное дело!
Это было сказано хоть и с иронией, но без раздраженья.
Марк улыбнулся.
— Она дома?
— Да…
Помедлила, склонив голову; словно прислушивалась.
— Пойдемте, я провожу вас.
И повела его по светлой дорожке, протянувшейся из приоткрытой двери. Свернула в едва заметный проход, еще один поворот — и вот уже в прямоугольнике света — женская фигура, возникшая на пороге.
— Мина, это ты?
— К тебе гость.
— Кто? А… Это вы! Как романтично…
— Надо поговорить.
— Очень хорошо.
— Я тебе нужна? — проговорила Мина, — может быть, приготовить чай?
— Нет, — сказал Марк. — Я скоро уйду.
— Ты же видишь, у нас деловое свиданье, — Ребекка посторонилась, пропуская Марка в комнату.
— Хотелось бы верить… — сказала Мина в пустоту, поскольку дверь захлопнулась.
(Мина вернулась к себе. Прикрыла створку окна. Снова взялась за книгу).
— Хорошо, что пришли. Я сама хотела встретиться с вами. Да садитесь же!
И Марк опустился на мягкий, обитый пунцовым бархатом стул.
Ребекка была в длинном китайском халате, перехваченном широким поясом с кистями. Села напротив на маленький диван с резной полированной стенкой, потянулась за портсигаром.
— Вы курите?
— Бывает… Но у меня есть свои.
— Как хотите.
Вытащила длинную сигарету, щелкнула зажигалкой.
— Вас не раздражает мой буржуазный уют?
— Ну… если он не мешает делу…
Улыбнулась уголками губ, но глаза настороженно-холодны.
— Считайте, что это маскировка.
— Похоже, вы здесь в Иерусалиме научились маскироваться!
Рука с сигаретой застыла на полдороге.
— Что вы имеете в виду?
— Операцию нужно отложить.
— Опять? Люди не поймут! Сколько можно сидеть без дела!
Затянулась сигаретой, скрестила ноги. Атласный, туго натянутый чулок.
— Мне не нужны напрасные жертвы. Вы заметили, что охрана полицейского управления после ликвидации этих троих значительно усилилась?
Кивнула головой.
— Пригнали еще один батальон. По пять человек — у центрального входа. Трое — у бокового. И так — круглые сутки. Меняются каждые три часа. Вооружены автоматами. По два боевых комплекта. Плюс гранаты. Пулеметы на крыше — с левого и правого крыла здания. Дополнительный прожектор над центральным входом.
— Прекрасно! Но откуда такая точность?
— Я видела документы… Простите, вы так и будете сидеть в шляпе?
Поднял на нее рассеянный взгляд.
— Атака приведет лишь к бессмысленным жертвам…
— Это уж ваше дело. И Руди.
— Я не могу доверять этому Руди.
Ткнула сигаретой в дно пепельницы.
— Что, тоже слишком буржуазен?
— Вы бывали у него дома?…
— Да. И не вижу в этом ничего предосудительного. Так чем же вам не угодил Руди?
— Он ведет себя слишком нервно.
— У вас есть серьезные основания?
— Я закинул удочку, и он — дернулся. Хотя мог просто встретиться со мной.
— Этого недостаточно для окончательных выводов.
— Все неприятности начались после того, как он возглавил отряд. Вспомните Цви.
Щелчок зажигалки. Струйка серого дыма. Пристальные холодные глаза.
— А мне вы доверяете?
Улыбнулся.
— Я и себе доверяю лишь раз в месяц!
Поднялась. Прошла мимо Марка к секретеру.
Приторно-сладкий запах духов. Открыла ящичек, протянула Марку лист бумаги.
— Что это?
— Банковский код. Я нашла его у нашей служанки Христи. По-видимому, случайно завалился за белье. Она была любовницей Феодора. Христя умерла две недели назад в родах. Перед смертью покаялась Мине, что это она убила во время пьяной ссоры Феодора. И сказала, что те самые бумаги, которые он дал ей на сохраненье, спрятала у него в доме.
— Какой бурный роман! Действительно, были документы…
— Так вы знаете?
— Оказался однажды случайным свидетелем… И впрямь, похоже на код. Банк. Номер ячейки… Только очень уж далеко. Цюрих!
— Ничего. Доберутся, если надо.
— Не сомневаюсь. Только вот — кто? Вряд ли ячейка открыта на предъявителя… Это слишком опасно… Ладно, будет время — разберемся!
Сложил листок, засунул в нагрудный карман.
(Мина отбросила книгу, подошла к окну. Как одиноко и холодно в осеннем Иерусалиме! Проехала машина, ослепив фарами; в прозрачно-звонком воздухе — обрывок разговора, стихающий цокот каблучков, словно вздуваются и лопаются пузыри на поверхности ночи. И где-то там, в комнате у рынка, этот человек… Так и не решилась зайти к нему… Села в кресло, снова потянулась за книгой).
— Только вот не могу понять…
— Что?
Опустилась на диван, плотно сдвинув ноги, выпрямив спину.
— Не понимаю… Вам-то зачем все это нужно?
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вам участвовать в наших делах? Не хватает острых ощущений?
— Напряглась, нервно сжала пальцы рук — так, что проступили белые пятна.
