Кэрри Фишер - Хуже не бывает
Прошло несколько секунд, прежде чем Хани сообразила, что ей задали вопрос, поскольку она слушала не только ушами, а всем своим существом, прислушивалась, пыталась понять, насколько плохо матери – осталось ли что-то, за что могут зацепиться ее крошечные, бело-розовые надежды.
– Помнишь? – Сьюзан снова вытерла мокрое лицо одеждой.
– Когда он начинает «кап, кап, кап», ты остаешься в постели.
Сьюзан рассмеялась, икая от рыданий.
__ Да, – улыбнулась она и кивнула. – Это моя погода, помнишь? К тебе это не имеет никакого отношения, ты ведь это понимаешь, верно?
Хани вздохнула с некоторым раздражением:
– Да, мамочка, но когда ты собираешься чинить кран?
Сьюзан остановилась на красный свет. В самом деле, когда? Она вытащила мобильник и включила его.
– Сейчас. – Набрав номер Мишкина, она услышала гудок. – Сейчас, – повторила она. Свет сменился на зеленый, и, нажав акселератор, Сьюзан отправилась домой.
Доктор Мишкин молча изучал ее поверх очков без оправы, держа на коленях ее историю болезни. Одна рука прижата к губам, другая – на ручке кожаного кресла.
Сьюзан с жалким видом сидела напротив на кожаной кушетке, отчаянно желая уйти. Покинуть его кабинет. Освободиться раз и навсегда, навеки исчезнуть. Она сидела перед этими людьми вот уже больше двадцати лет, и не осталось ни малейшей надежды, что это когда-нибудь закончится. У нее не будет выпускного, который навсегда освободит ее от терапии.
А если она просто уйдет? Выйдет в эту тяжелую дверь и никогда не вернется? Ведь она не осуждена на это. Она оплачивает огромные счета, а это значит, что она ходит сюда добровольно, так ведь? Как и в случае с арендой лица и коллагеном, психиатры были домовладельцами, у которых она арендовала здравый рассудок.
Но ответ был «нет» – она не может остановиться. Она должна оставаться под наблюдением. Большой Брат зачищает толпу, своевременно ликвидируя безумие. А сейчас здесь развелась изрядная грязь, требующая уборки.
– И что мне с вами делать? – спросил Мишкин, устраиваясь поудобнее в кресле. Он скрестил ноги и снова положил ее историю болезни на колени.
«Набить из меня чучело и поставить на каминную полку», – хотела она ответить, но вместо этого выдавила робкое:
– Не знаю.
Сьюзан впилась ногтями в ладони, ей был ненавистен звук гнусавого голоса доктора, она избегала его взгляда, с интересом изучая названия книг на полке: «Сознание, настроение и безумие», «Исследование биполярных расстройств», «Женщины и безумие».
– Мы здесь для того, чтобы это выяснить.
Она дошла до «Смерть и умирание», «Человек, который принял жену за шляпу», «Эго и подсознание».
Мишкин вздохнул, встал и подошел к столу.
– Я собираюсь прописать вам новые лекарства.
Он взял блокнот для рецептов и принялся что-то в нем царапать.
– Мне нужно знать, сколько дней вы не принимали депакот и паксил и сколько дней принимали оксиконтин.
Он писал и говорил, не глядя на нее, задумчиво поджав губы.
– Я вам говорила, – раздраженно ответила Сьюзан, уставившись окно. – Один день.
Внизу по двору ходили взад-вперед врачи и, как она предполагала, пациенты.
– И еще вечером до того, кажется. Так что… не знаю… может, двенадцать таблеток оксиконтина? Приняла, а может, и нет. Потому что меня стошнило.
Она с надеждой посмотрела на доктора, а он покачал головой и поправил очки на своем носу.
– Почему я должен вам верить? Вы всегда говорили, что можете солгать в этом вопросе.
– Я лгу до тех пор, пока не скажу правду, – напомнила она, словно это было общеизвестно, словно об этом знал весь мир, но доктор почему-то забыл. – И я ненавижу лгать. У меня плохо получается, поэтому я посредственная актриса.
Она уставилась на свои обгрызенные ногти, будто пыталась прочесть на них какой-то сложный текст. Мишкин снова пристально посмотрел на нее, она беспокойно заерзала под его всезнающим испытующим взглядом, ей снова захотелось, чтобы эта затянувшаяся встреча закончилась.
– Вы же понимаете, что мне следовало бы сообщить Лиланду о вашем рецидиве. – Он сказал это серьезно, слегка приподняв брови, то ли расслабившись, то ли для пущего эффекта.
Сьюзан вся обратилась во внимание, ее спина выпрямилась, глаза наполнились горячими слезами – от этой угрозы выплеснулись на поверхность все подавленные эмоции, она пришла в ужас от возможных последствий разоблачения. Последствий, которые могли отнять у нее Хани. И, что еще хуже, последствий, которых она более чем заслуживала. Она понимала это и знала об этом с самого начала, и ненавидела себя за это. А теперь возненавидела и Мишкина.
– Клянусь, я буду хорошей, – застонала она, наклонившись вперед. – Пожалуйста, если вы расскажете Лиланду, он заберет Хани, и тогда…
– Я сказал, что мне бы следовало. – Мишкин устроился поудобнее в кресле. – Я не сказал, что сделаю это. Все зависит от вас и от того, как вы себя поведете. Если вы станете вести себя благоразумно и будете принимать лекарства, тогда вам не о чем беспокоиться, верно?
Теперь делать то, что доктор прописал, для нее не просто приказ, это должно стать ее религией. Господь, бог наш, властью своего лечения пошлет святое войско и очистит ее от грехов, что укоренились в ней, избавит от грядущих разрушений, аминь. Она станет новой певицей госпелов – только петь не будет.
Собрав остаток покорности, все тайные резервы послушания, она выполнит новые предписания и вернется к порядку, дюйм за дюймом, настроение за настроением, день за днем, делая все возможное, чтобы обрести спасение, она будет ходить к Мишкину, мыть голову и посещать Анонимных алкоголиков.
Ее план – она должна работать как хорошо смазанная машина. Машина в идеальном состоянии.
Злобные цыплята
Она знала, что должно случиться что-то ужасное. Ошибка исключена. Такое, от чего тускнеют цвета, покрывается грязью все, к чему ты прикасаешься, то, что доводит до истощения и лишает жизненных сил. Возможно, это просто заслуженная взбучка. Взбучка, которая уничтожит ее. Слишком поздно говорить кому-то, что теперь она будет хорошей, – ее обещания запоздали. Злобные цыплята нашли свой насест. Все, что ей оставалось, – постараться принять это, как мужчина. Вот только какой?
Когда сон стал ускользать от нее, час за часом, час за часом, она запаниковала. Она рассказала Мишкину о новой проблеме, а он спросил, собирается ли она приглашать на ток-шоу Шэрон Стоун.
– Она кажется неглупой женщиной, – задумчиво произнес он. – По крайней мере, для актрисы. Мне кажется, с ней получилось бы хорошее интервью.
– Да, наверно, послушайте… Я в самом деле… Я не могу спать. А если не высплюсь, то едва ли смогу понять, насколько мне плохо. И от этого мне становится еще хуже, словно я убиваю себя. Нет, я не хочу сделать такое, но как ужасно это будет для… Знаете, сегодня утром я подумала, если бы у меня был рак или я погибла бы в автокатастрофе, то больше ничего такого не чувствовала бы, К тому же это случилось бы не по моей вице.
Мишкин выписал новое лекарство.
– Оно безвредное и не вызывает привычки. Я прописываю его многим пациентам с биполярными расстройствами в периоды спада, и результаты всегда хорошие.
Днем из аптеки прислали с курьером лекарство Сьюзан расписалась за него и алчно разорвала белую бумажную упаковку. Она приняла две новые таблетки в восемь вечера – решила, что это в самый раз, поскольку за последние три дня спала всего семь часов. Затем легла в постель и стала ждать, когда сладкий бальзам сна унесет ее далеко-далеко от беспокойного мира.
Через полтора часа вместо сна ее охватило странное чувство. Какой-то новый ужас – ощущение настолько странное, что сперва она даже не восприняла его как плохое. Оно просто было Другим. Потусторонним и к тому же… возможно, совсем не с той планеты, на которой она хотела оказаться. Засада образовалась вокруг нее так незаметно, что сперва она даже не заметила угрозы. Затем возникло ощущение, что даже воздух вдруг невзлюбил ее, она лежала на спине, натянув одеяло до подбородка, сканируя взглядом потолок в поисках возможных путей отступления, холодная рука медленно сжимала ее сердце. Сьюзан резко вдохнула. По привычке, для практики. Просто чтобы понять.
Дотянувшись до таблеток, лежавших на прикроватном столике, она прочитала этикетку на бутылочке, разыскивая причину своих ощущении. И она нашлась!
На этикетке было написано, что она может принять четыре таблетки перед сном. Почему ей не сказали, что с этого и надо начинать? Она же приняла только две! Вот в чем дело! Вытряхнув на ладонь еще две таблетки, она жадно запила их соком.
В целях безопасности, хотя она уже знала, что поздно искать безопасности, Сьюзан позвонила Мишкину, чтобы выяснить, сработает ли это последнее заклинание. Трубку взяла секретарша.
