Юлий Крелин - Заявление
Тит.
Здравствуй, сынок!
Спасибо за письмо. Мама права. Каждый взрослый грамотный человек должен уметь писать письма. Ты написал хорошо. Я уже возвращаюсь на этих днях и, наверное, окажусь дома раньше письма. Тогда все и расскажу. Помогай маме. Целую.
Папа.
— Мам, а папа, по-моему, не умеет писать письма. Если ты говоришь, что этому надо учиться, то надо показывать, как писать. Два слова написал.
— Ты учти, что папа написал на ходу, в гостинице, в номере, вокруг, может, чужие люди. Ты же пишешь дома в спокойной обстановке, когда никто тебе не мешает.
— Ты мне говорила, что в письме надо сообщать информацию, а он никакой не пишет.
— Как же, сообщает, что скоро будет. А потом, нам сейчас телефоны мешают — всю информацию мы сообщаем голосом. Раньше, например, у классиков, в собраниях сочинений, несколько томов переписки, а мы больше разговариваем. Телефон.
— И кино и телевизор — значит, меньше и читаем?
— Поэтому я тебя и учу писать, чтоб не отстал от достижений цивилизации, от тех, кто придумал телефон, кино, телевизор. Понял?
— Понял, понял, только скажи, зачем вы меня письмами мучаете?
— Не понял, значит. Рано, наверное. Пойдем, сынок, я тебя еще помучаю. Я буду мыть посуду, а ты вытирать.
Они не успели начать мыть посуду, Галю отвлек телефонный звонок.
— Слушаю.
— Галя? Простите мою фамильярность. Вы меня не узнаете?
— Простите. Не пойму что-то.
— Но-о. Обидно. Я так и думал…
— Простите. Кто это? Говорите. Я…
— Я и говорю, но предпочел бы, чтоб вы вспомнили меня.
— Вы знаете, мне…
— Не так решительно. Мы ж с вами недавно провели прекрасно время за столом.
— За столом? За каким?
— Не за операционным. Вместе мы с вами еще никогда не оперировали, но если пригласите, приеду пооперирую с вами.
— О! Сергей Мартынович! Простите…
— Ну, вот видите, узнали.
— Извините, пожалуйста, но мы с вами до этого никогда…
— Да ладно, ладно. У меня есть информация для вас. Я кое-что выяснял. По лечению к вам претензий нет. Главное, доказать, что не было халатности в вопросе с гинекологом, с консультацией. В правовом отношении, как мне объяснили, это самое слабое ваше место.
— И они мне так все время дают понять. Но что я тут могу сделать?
— Вы! Ничего. Вы свое уже сделали.
— И что же будет дальше? Как мне жить?
— Ха-ха! Как жить, с кем жить — основные вопросы человечества.
— …
— Алло?
— Да. Я слушаю.
— Короче. Я кое-что еще выясню, кое с кем поговорю и все вам скажу при встрече. Идет?
— Спасибо, Сергей Мартынович.
— Пока. До встречи.
Галя положила трубку и повернулась к сыну, который за это время успел погрузиться в книгу.
— Андрюша, я тебя прошу, начни мыть посуду сам, а мне необходимо сейчас позвонить. Хорошо?
— Ладно, мам. Сейчас.
— Андрюшенька, не сейчас, а иди. Уже поздно. Спать скоро, а у меня обязательный срочный разговор. Иди, малыш, иди.
Андрей с явным сожалением отложил книгу и медленно пошел из комнаты. То ли посуду мыть не хотел, то ли жалко расставаться с книгой…
Галина Васильевна стала набирать номер.
— Алло. Тит?
— Я.
— Добрый вечер. Знаешь, сейчас звонил твой Сергей.
— Тебе?! Что случилось?
— По поводу моих дел. Нового ничего не сказал, Я все, что он сообщил, и сама знаю. Сказал, что еще куда-то будет звонить и при встрече сообщит.
— А-а-а. Ну, ну.
— Тит, не надо. Я серьезно спрашиваю, как быть?
— Позвонит — подумаем. Сходи выясни.
— Тит!
— Что Тит?! Что я могу тебе сказать, что посоветовать? Вопрос важный, жизненный, все наши силы и время уходят на него. Он по времени занимает больше места, чем даже сын твой. Что же я могу сказать?!
— Тит!
— Опять «Тит». Ну что? Ведь действительно, посмотрим. Раньше времени не поднимай волны. Не горячись и не гордись. Пока не велика заслуга.
— Тит.
— Интересно, сколько интонаций можно менять на одном этом слоге? Смысловых интонаций?
— Ты что делаешь, Тит?
— Сижу. Работаю.
— Ну, до завтра, Тит. Целую.
— Что? Не слышно.
— Це-лу-ю. Я говорю тихо. Андрюшка в кухне.
— И этому удивляюсь. Смелости удивляюсь. Ну, счастливо. До завтра.
Галя постояла около телефона, почему-то продолжая смотреть на аппарат… Постояла, постояла… и пошла мыть посуду.
Дорогой дядя Петя!
Привет тебе от меня и от Кати. Спасибо за хлопоты. Нас время от времени все спрашивают, успокоиться не дают. Я уже, дядя, писал, что не надо больше. Терзают нас. Я хоть на работе забываюсь, а Катя совсем плоха. Хоть бы кончили они все быстрей. Скоро приеду к вам. До встречи.
Павел.
«Терзают. А что я теперь могу сделать? Я и остановить ничего не могу. Да и не хочу! Остановил бы. Я хотел дом укрепить, семью, а они все пишут, пишут. Я и ходил, хотел сказать, бог с ними. А получилось наоборот. Масла в огонь подлил. Ни меня нельзя остановить, ни эту машину правосудия. Пошел к Сергею посоветоваться, а он смеется. Что я ему теперь. Шуточки! Человек, говорит, работавший и переставший работать — опасен. А что он хотел сказать. Ему шутки. Кончилось бы все к Пашкиному приезду. Как бы кончилось, так бы и кончилось. Хоть какой конец. А ведь если суд, так их еще и на суд будут вызывать, может? А Пашка мне одна опора осталась на земле. Надо Катьке, может, написать, успокоить. Да как ее, корову, успокоишь. Она, что ли, думает. Ревет, и все тут. Пойду чайку поставлю. Пашка приедет, мы с ним выпьем, поговорим, найдем язык. А Катька… Пойду чайку попью все ж…»
— Мать, сделай чайку. Чайку хочется.
* * *— Алло! Оля, ты?..
…………………………………………………………………………..
— Я сегодня не успею в магазин. Купи сама. Ладно?..
…………………………………………………………………………..
— У меня дела большие, сложные… Все эти…
…………………………………………………………………………..
— Не успею. Пока, Оленька.
* * *В кабинете у Степана Андреевича сидели его заместитель по лечебной части, секретарь партбюро и председатель месткома. Они уже решили сегодня много проблем, но напоследок оставили самую неприятную: какие профилактические меры принять по поводу все еще тянущегося следствия. Мер, соответственно, никаких принять не могли. Да и что они могут?! Их уровень власти не в состоянии тягаться с законом. Руководство больницы! Как идет, так и идет, но нехорошо получится, если дело передадут в суд, будет уже не следственное — судебное разбирательство, а в больнице до сей поры не проведено никаких организационных мероприятий. Врача предадут суду, а ему ни выговора не вынесли, ни в должности не понизили — как будто ничего не произошло. Это как-то неудобно, неприлично. Можно было бы, например, отстранить от операций, отстранить от ответственных дежурств, отстранить временно от заведования отделением, выговоры дать. Но сегодня еще неизвестно, кого признают виноватым. Их же трое: Зоя Александровна, Галина Васильевна, Вадим Сергеевич. Всех от чего-то отстранять нельзя — нелепо, да и кому работать. Если отстранить от заведования, понизить в должности Зою Александровну, то, во-первых, назначить временно на заведование можно либо Галину Васильевну, либо Вадима Сергеевича — остальные слишком молоды. Нельзя. Понизить в должности Галину Васильевну или Вадима Сергеевича нельзя — они ординаторы отделения, ниже ничего нет. Перевести в фельдшеры — лишить диплома, что ли? Можно только по суду. У лечебных врачей в больницах только две должности и есть: заведующий да ординатор. Остальные административные.
Конечно, проще всего дать им выговоры. Это и самое безобидное, и на работе не отразится. Но всем троим как-то смешно, да и за что?! Впрочем, за что — всегда найти можно.
Надо разделить виновность каждого. Если речь пойдет об отсутствии контроля за измерением температуры — виноваты заведующий и лечащий врач. Если на первое место будет вылезать отсутствие консультации гинеколога — виноват прежде всего лечащий врач. Если усомниться в правильности операции и лечения — отвечает оперирующий хирург, лечащий врач, ну и, конечно, заведующий, как не обеспечивший контроля. Но на операцию не надо ссылаться в приказе: про нее и слова дурного никто не говорил — зачем же самим на себя накликивать. Неправильная операция — это скандал, катастрофа. Катастрофа для всей больницы.
Надо бы дать выговор лечащему врачу — самое очевидное и самое простое. И совсем не важно, что сейчас она и сама почти полностью перестала оперировать, очень изменилась за последнее время. Выговор дело формальное и необходимое, как консультация гинеколога для Ручкиной. Надо, надо дать выговор Галине Васильевне, а Зое Александровне объявить замечание, а Вадима Сергеевича лишь упомянуть в приказе. Хорошо бы его, конечно, лягнуть за что-то…
