Питер Хёг - Дети смотрителей слонов
— Рикард, — говорю я, — как тебе удалось перетащить её из катафалка и посадить в карету?
Граф Рикард открывает ящик для багажа позади кареты и достаёт из него складное инвалидное кресло. Мы с Тильте переглядываемся. В отношении последующих действий у нас возникает телепатическое единство.
♥С борта спущен трап, у трапа стоит капитан в белой форме и фуражке с золотым позументом, а рядом с ним Калле Клоак — они желают всем приятного путешествия. Увидев нас, Калле расплывается в улыбке, но потом замечет Вибе в инвалидном кресле.
Я было начинаю опасаться, что Тильте представит Вибе из Рибе как ещё одного из Алевельд-Лаурвигов, но похоже, что Тильте, как и я, чувствует, что это будет уже перебор.
— Руководитель ведийской Сангхи, — говорит она.
Калле уже собирается было поцеловать Вибе руку, но тут я бросаюсь между ними.
— Нельзя, — шепчу я Калле, — обет безбрачия и всё такое. Ни один мужчина не может прикоснуться к настоятельнице.
Калле с уважением отходит в сторону, приносят трап с широкими алюминиевыми полозьями, мускулистые матросы закатывают Вибе на борт и провожают нас до каюты. Я чувствую лёгкую печаль при мысли о том, что при жизни Вибе не довелось испытать такого, — ощущение, что тобой занимаются сразу несколько мускулистых молодых людей, наверняка бы порадовало её ещё больше, чем полые шарики мороженого. По пути к каюте мы проходим мимо ресторана и обмениваемся понимающими взглядами, потому что где есть ресторан, там есть и кухня, а где есть кухня, есть и морозильные камеры, а если что и нужно человеку, который принял на себя ответственность за покинувшего свой гроб покойника, так это морозильная камера.
Если вы думаете, что судовые каюты — это всегда тесные кладовки с привинченными к стенам койками и дыркой иллюминатора, то, значит, вы никогда не бывали на «Белой даме Финё». Наша каюта — размером с просторную гостиную — похожа на иллюстрацию к сказке из «Тысячи и одной ночи»: кровать в форме сердца с балдахином, обтянутая красным бархатом, мягкий диван с креслами, в облицованной мрамором ванной выложены халаты и персидские тапочки — и при других обстоятельствах мы с Тильте беззаботно наслаждались бы такой исключительной роскошью. Но сейчас, как только исчезают матросы, мы, выкатив Вибе из Рибе в коридор, направляемся к пустому ресторану, проходим через пустую кухню и у самой дальней стены находим ту морозильную камеру, на которую возлагали надежды. Это морозилка с большими претензиями, размером она с прицеп-дачу, все стены увешаны тушами свиней, а также коров, лошадей и овец, забитых в соответствии с традициями ислама, и в самый дальний угол, где Вибе никто не может помешать наслаждаться плаваньем, пока мы не разыщем гроб и не вернём её на место, мы засовываем её вместе с креслом, прикрыв большими белыми пластиковыми мешками, — и вот мы уже снова в каюте, падаем на мягкий диван и достаём пакет, взятый в банковской ячейке мамы и папы.
Под обёрткой скрывается чёрная картонная коробка, похожая на те, в которые отец складывает свои проповеди. В коробке лежит несколько пачек бумаг, каждая из которых стянута резинкой. Мы начинаем с пачки газетных вырезок.
В вырезках речь идёт о Великом Синоде, и статей этих несколько сотен. Сначала мы не понимаем, откуда они у мамы и папы, потому что это статьи из самых разных газет — а у нас дома выписывают только всемирно известную газету «Финё фолькеблад. Оказывается, что многие взяты из интернет-изданий за последние три года, в первых возможность проведения конференции ещё ставится под сомнение, в последующих статьях появляются нотки уверенности и предвкушение сенсации, и в конце концов никто уже не сомневается, что всё состоится, публикуются фотографии участников, уже изъявивших своё согласие, и газеты пишут, что это люди из самых разных стран, представляющие христианство, ислам, индуизм, буддизм, иудаизм, а также различные естественные религии и школы магии.
Мы видим большую фотографию Далай-ламы, который смотрит на вас с особым, я бы сказал проникновенным добродушием, и возникает мысль, что если его снабдить белой бородой и красным колпаком, он мог бы стать выдающимся Дедом Морозом на большом рождественском празднике в нашем местном Доме собраний. Рядом с ним стоит Папа Римский — с улыбкой, которая ни в коем случае не может помешать назначению Далай-ламы на роль Деда Мороза, но которая вполне подходит для массовика-затейника, играющего с маленькими детьми во время рождественского представления. Мы видим фотографии константинопольского патриарха и ещё каких-то митрополитов, и следует согласиться с Тильте: полицейский Бент мог бы с лёгкостью заменить каждого из них на время службы, если бы только не открывал рот и не брал с собой Синичку. Мы находим также фотографии нескольких великих муфтиев, и, как я уже говорил, я не очень точно понимаю, что означает это слово, но более впечатляющего прикида, чем у них, я не видел с тех времён, как в прошлом году любительский театр Финё ставил «Калифа из Багдада». Кроме них, в статьях есть фотографии афонских монахов, монгольских шаманов и испанских монахинь-кармелиток; авторы пишут, что, насколько известно, это будет самая значительная встреча представителей мировых религий и что впервые в истории будет сделана попытка поговорить о религиозном опыте. Далее журналисты уже совершенно теряют контроль над собой, ведь конференция будет проводиться в Дании, в Северной Зеландии, в историческом поместье Фильтхой, как же это удивительно, мы в очередной раз убеждаемся в том, что хотя мы, датчане, и считаем себя малой нацией, мы тем не менее самые великие — по части толерантности и способности всех понять, и всё, что излагает дальше этот журналист, в очередной раз подтверждает, что наибольшее число приверженцев во всём мире всё-таки всегда будет у такой религии, как самодовольство.
И вдруг мы испытываем настоящее потрясение. Потому что следующая вырезка в стопке посвящена уже не самой конференции, а мероприятиям, её сопровождающим. На верхней фотографии изображена островерхая чёрная шляпа, которая могла бы принадлежать какому-нибудь великому магу, и какие-то маленькие тёмные статуи, которые вполне могли бы быть приобретены по дешёвке на блошином рынке, а рядом — фотографии сверкающих драгоценными камнями диадем — из тех, что можно купить в интернет-магазине игрушек. Тильте обожала такие диадемы, пока ей не исполнилось пять лет. На последней фотографии изображено нечто похожее на пирамидку шоколадных яиц с ликёром и прибрежную гальку, но далее следует текст:
По случаю проведения Великого Синода многие выдающиеся исполнители дадут концерты церковной музыки. В связи с конференцией откроется самая представительная в истории выставка священных реликвий. От тибетского сообщества беженцев Благотворительным фондом Кармапы будут представлены реликвии из монастыря Румтек — в частности, чёрная корона Кармапы. Исламский мир будет представлен коврами, которые никогда прежде не покидали Мекку. Из Японии будут доставлены сокровища Национального музея Токио — кимоно и мечи, изготовленные дзенскими мастерами, представляющие собой такую ценность, что они никогда не продавались. Индийский индуизм представят золотые статуи, хранящиеся в Центральном музее Лахора. Из Ватикана будут доставлены уникальные христианские реликвии, а также коллекция украшенных драгоценными камнями распятий эпохи Возрождения. Одни только эти распятия застрахованы на миллиард крон, и при таких высоких страховых премиях эта выставка, которую в ближайшие три года планируется показать в двенадцати странах, станет самой дорогостоящей временной экспозицией за всю историю».
Мы с Тильте смотрим друг на друга. Чувствуем, как под нами качается судно.
Понятно, мы не упускаем возможность заглянуть внутрь себя и задать вопрос, кто же это в настоящий момент полностью парализован.
И мы просто не можем не дать волю гневу.
Нет, я не вижу ничего плохого в том, что люди меняются, даже если это твои родители. Но как-то мало констатировать факт изменений, хорошо бы также знать, в каком направлении они происходят. И вот сейчас, разглядывая эти газетные вырезки, мы с Тильте приходим к выводу, что в развитии своём наши родители, похоже, собираются сделать большой шаг по пути как минимум к восьми годам тюремного заключения.
Следующая пачка — это счета, и поначалу нам в них никак не разобраться. Все заказы сделаны в течение последних трёх месяцев, примерно в двадцати разных фирмах, некоторые из которых находятся за границей. Перебирая пачку, мы находим счета за покупку электроники в фирме «Эль-Скоу» в Грено, какой-то фурнитуры в магазине «Мёль и Мадаммен» на Анхольте, комбинезонов из импрегнированного утеплённого нейлона из «Руггер и Раммен» на Лэсё. Есть счёт на покупку двух мобильных телефонов и двух SIM-карт, на нечто под названием «closed cellfoam benbeskyttere»,[16] и два счёта с механического завода в Грено на какой-то насос-распылитель. В пачке есть счета на секундомеры, на такелаж из неопропилена и непонятный счёт на нечто под названием «18-fods Wavebreaker»,[17] стоимостью 50 000 крон, к которому прилагается навесной двигатель, мощностью 40 лошадиных сил и стоимостью ещё 50 000 крон. И всё это при том, что мы знаем: мама и папа никогда не поднимались на борт чего-нибудь менее устойчивого, чем наш островной паром. Дальше мы видим счета на языках, которые прочитать не можем, и потом ещё одну бумагу, которую изучаем особенно внимательно: это квитанция, подтверждающая оплату пяти двухсотлитровых канистр с жидким хозяйственным мылом, приобретённых в компании «Самсё санитет».
