Григорий Диков - Пастух
Внезапно среди окружавших его людей Нилу почудилось знакомое лицо. Присмотревшись, он вздрогнул: перед ним в кургузом овечьем тулупчике молча стоял седой Ферапонт и внимательно глядел на лежащего. «Нет, это не Ферапонт, — сообразил Нил, — но кто же тогда?» Напрягши память, он принялся лихорадочно примерять увиденное им лицо к тем людям, с которыми его сводила судьба. Перед внутренним взором Нила явился еще один образ из прошлого: торбеевский управляющий, что когда-то остановил старосту и запретил пороть пастушка. «Нет, это не он, — подумал Нил, — того наверняка нет в живых… А может, старшой из плотницкой артели? Вроде бы похож, но и он, когда мы расстались, уже был стариком. Кто же это такой, откуда взялся и почему я его знаю?» Нил протянул руку к стоявшему, пытаясь заговорить, но из его уст вырвался лишь стон, а рука бессильно упала на снег.
Человек, стоявший посреди казаков, заметил это движение, подошел к Нилу и склонился над ним. Это был Захар. Старый слуга сокрушенно качал головой и что-то говорил окружающим. Поймав взор раненого хозяина, Захар криво улыбнулся, как бы извиняясь за содеянное, и положил шершавую ладонь на разгоряченный лоб лежащего. Нил хотел заговорить с Захаром, о чем-то спросить, но чувствовал, что даже на это сил у него не достает. Боль слева, однако, тотчас же утихла, заледеневшие руки и ноги вновь наполнились теплом, а сердцебиение прекратилось. Нил закрыл глаза и уронил голову в сугроб. Последнее, что промелькнуло перед его взором перед погружением в забытье, было озабоченное лицо Захара, а за спиной слуги — чернота зимнего ночного неба, с которого падали крупные белые снежинки.
Два эпилога
33. Из дневника присяжного поверенного Г. М. Львова
«12 августа 1906 года.Сегодня я принял защиту крестьянина Нила Петрова, известного также под именем Ефима Григорьевича Селивестрова. Какое занимательное дело! Моему подзащитному предъявлено несколько обвинений, относящихся к очень разным обстоятельствам: убийство графини Анны Федотовны С-ской в прошлом году, незаконное врачевание сильнодействующими средствами, поджог колокольни осенью 189… года, неисполнение строительных правил, предъявление заведомо чужого вида на жительство, и проч., и проч. Кроме того, Петрову вменяется в вину убийство некоего мещанина в 187… году с целью завладения его паспортом, но, в связи с истечением срока давности, это обвинение в суде предъявляться не будет. Не успел еще прочесть всех материалов, но какая складывается картина — здесь целая человеческая жизнь! Наконец-то передо мной не пьяный ломовой извозчик, зарезавший собутыльника, и не проворовавшийся кассир, а личность интересная и по-своему обаятельная. Петров много путешествовал по России, жил в Петербурге, бывал наездами в Москве, вращался в светских кругах. Ему не откажешь в уме, он даже начитан, хотя образованным я бы его не назвал. Обращает на себя внимание и его выдающаяся внешность. Это статный человек, сохраняющий элегантность даже в тюремной одежде. Лицо его частично обгорело при пожаре и оттого стало белым, но живое и умное. И на этом белом лице — выразительные черные глаза! Был бы я Репиным или Серовым, обязательно взялся бы писать его портрет. Завтра утром еду в Кресты, поговорю с ним поподробнее, а также начну изучать материалы дела, в последний раз не хватило времени, чтобы просмотреть все».
«2 сентября 1906 года.Отложил все дела, занимаюсь исключительно процессом Петрова-Селивестрова. Работы очень много, вдобавок подсудимый, кажется, не в своем уме или искусно притворяется таковым — в том числе, и передо мной. Буду ходатайствовать о вызове доктора. Впрочем, статью 39 Уложения о расстройстве душевной деятельности пока упоминать в суде не стану. Трудно поверить, что человек, бывший главой артели, строительным подрядчиком, а потом сделавшийся в столице доктором и лечивший многих знаменитостей, был сумасшедшим. Во всяком случае, прокурору не составит труда разрушить этот аргумент перед присяжными, стоит лишь вызвать в суд нескольких уважаемых людей, знавших Петрова-Селивестрова в Санкт-Петербурге, и спросить их, находился ли он тоща в бессознательном состоянии. Думаю, ответ свидетелей очевиден — иное бы бросало тень на их способность отличить здорового человека от душевнобольного. На каждой встрече стараюсь внушить подзащитному мысль, что попытка представиться душевнобольным совершенно безнадежна и что следует избрать иную, более рациональную линию защиты.
Впрочем, его рассказы чрезвычайно занимательны. Если это бред, то исключительно последовательный и разработанный до мельчайших подробностей. По его словам, у него был брат-близнец, о существовании которого Петров не подозревал до того дня, как совершил убийство и ограбление мещанина Селивестрова, под именем которого он впоследствии жил около десяти лет или около того. Этот брат сопровождал его всю жизнь и толкал на дурные поступки. Кроме того, подсудимый утверждает, что покойная графиня Анна Федотовна С-ская, обнаруженная мертвой на Ваганьковском кладбище, была ведьмой и заставила его отравить покойную актрису Марию Савельевну Р-цкую, которая тоже являлась ведьмой и не умерла, а вступила с ним в преступный сговор, направленный на убийство графини. Определенно, готовый сюжет для романа Эдгара По!»
«27 сентября 1906 года.Сегодня допрашивали товарища министра путей сообщения, князя Сергея Львовича П-на. По его просьбе слушание объявили закрытым и удалили публику. Мой подзащитный, Петров, выступил с целой обвинительной речью, в которой утверждал, что графиня и князь находились в преступном сговоре, что цена, по которой у графини выкуплены ее земли, была многократно завышена, и что эта сделка совершена под влиянием шантажа. Товарищ министр отверг все обвинения. Однако если посмотреть на бумаги, становится ясно, что земли были выкуплены казной почти что втрое против обычной цены. Это видят даже присяжные, и судья определенно смущен этим обстоятельством.
С другой стороны, история с беременностью и отравлением Марии Савельевны, а также последующим шантажом князя выглядит слишком фантастически. Подзащитный мой внезапно заявил ходатайство об эксгумации трупа Марии Савельевны и его осмотре, но, как и следовало ожидать, в этом было отказано. Петров считает, что если мы откроем гроб, тела там не окажется, так как актриса в действительности жива. Не оставляю попыток убедить подзащитного изменить линию поведения и перестать изображать из себя безумца».
«1 ноября 1906 года.Сегодня Петров потребовал у судьи разыскать списки монахов Феодоровского монастыря в Городце, а также опросить их и получить словесный портрет монастырского келаря. Он также просит вызвать в заседание генерала Кременецкого, чтобы оппросить его о внештатных филерах, одним из которых, по утверждению Петрова, был его вымышленный брат. Судья в очередной раз отказал, после чего в перерыве между заседаниями вызвал меня в кабинет, где отчитал за сознательное затягивание процесса. Я не знал, что ему возразить, так как со стороны дело должно выглядеть именно так».
«17 ноября 1906 года.Вчера я случайно услышал разговор двух присяжных. Они совершенно серьезно обсуждали роль вымышленного брата-близнеца во всей этой истории, и то, была ли графиня С-ская колдуньей. Положительно не могу в это поверить. Прокурор также заметил изменившееся отношение присяжных к подсудимому и заметно волнуется. Все время вижу его вместе с жандармским подполковником, который в этом процессе выступает как свидетель. Он знал Петрова еще в Городце и давал показания по поводу поджога колокольни».
«1 декабря 1906 года.На последнее заседание прокурор привел в качестве свидетеля Екатерину Львовну Селивестрову — вдову покойного Ефима Григорьевича, чьи документы использовал мой подзащитный. Оказывается, Петров в молодом возрасте вступил с ней в связь. Видимо, об этом узнал ее муж, за что и поплатился жизнью. Испугавшись содеянного, Петров бежал из деревни, предварительно обобрав тело покойного и взяв его документы. Следователь случайно разыскал эту женщину в деревне Высоцкое, а теперь прокурор привез ее в Петербург за казенный счет. Вместе с ней приехал ее сын, которого Екатерина Львовна вырастила и воспитала одна, без мужа. Когда я его увидел, то вздрогнул — сын как две капли воды похож на моего подзащитного, только много моложе и лицо его не обезображено огнем. Впрочем, он носит фамилию Селивестров и по отчеству Ефимович. Елизар Ефимович Селивестров. Сейчас это уже взрослый, красивый мужчина. Как и покойный Ефим Григорьевич, занимается кровельным ремеслом, содержит семью и престарелую мать.
Появление в зале Екатерины Львовны с сыном произвело на моего подзащитного огромное впечатление. До сих пор он держался уверенно, теперь же находится в смятении, перестал следить за процессом и показаниями свидетелей. Попросил мне устроить встречу с сыном и с Екатериной Львовной наедине, однако, так как она вызывалась в качестве свидетеля, это не представляется возможным».
