Вадим Смоленский - Записки гайдзина
Он порылся в карманах, нашел десять иен, вылез и пошагал к автомату. Минуту разговаривал, а потом повернулся в мою сторону и призывно замахал рукой. Пришлось выбираться наружу.
– Подтверди, что я целый, – сказал он и сунул мне к уху трубку.
– Вадичек, – послышался усталый голос. – Что там мое горе опять натворило?
– Ничего особенного, – сказал я. – Легкое столкновение. Жертв нет. Страховка все покрывает, вопрос только в проценте – кто насколько виноват. Поэтому ждем полицию.
– Вадичек, ты уж там побудь с ним, ладно? Вдруг чего непонятное. А потом заходи, я пельменей налепила. Зайдешь?
– Зайду.
– И еще тут Ваня какую-то бумагу принес, которую сам прочитать не может. Теряемся в догадках. Попробуешь разобрать, что там написано?
– Попробую.
– Что б мы без тебя делали. Давай мне Федора обратно.
– Алё! – вступил Федька. – Я ж говорил... Чего?.. Не остынут, подогреем... Не мог я в полшестого... У меня запарка, я плазму моделирую... Ага... Пока...
Он повесил трубку.
– С Ванькой не позанимался сегодня. Вот так вечно – заиграешься в тетрис, потом тебя готовы пополам распилить.
– А чем ты с ним занимаешься?
– Физикой, чем еще... В школе-то у них известно какая физика... А еще недавно географию с ним начали учить.
– Физическую?
– Отечественную. Изучаем родные рубежи. Начиная с восточных. Первое занятие посвятили Южным Курилам. Я ему объяснил, что это исконно русские земли.
– Ну-ну...
– А он на следующий день из школы приходит и говорит: папа, у нас в классе карта висит, так на ней показано, что это японские земли!
Федька ткнул меня локтем в бок, приглашая посмеяться.
– Ты понял, да? Удивился парень. Эти земли, говорит, в японский цвет закрашены. Шок случился у пацана.
Из магазина, неся что-то в охапке, вышел господин Маэда.
– Вы, наверное, проголодались, – сказал он, подойдя к нам. – Вот вам сэндвичи. Подкрепите силы.
Я сопроводил свой поклон витиевато-учтивой грамматической конструкцией. Федька выдавил из себя аригато. Развернув целлофан, мы вонзили зубы в белый хлебный мякиш, проложенный листьями салата и консервированным тунцом.
– А нельзя ли узнать, из какой вы страны? – спросил господин Маэда, дожевав и проглотив свой сэндвич.
– Мы из России, – проговорил я с набитым ртом.
– О-о-о-о-о, – сказал он. – Э-э-э-э-э... М-м-м-м... В России холодно, да?
– Не холодней, чем тут у вас.
– Ха-ха-ха!.. Это вы правильно заметили. Очень суровая зима. Но я слышал, что в России все-таки холоднее. Поэтому там пьют водку и едят пирόсики. Вы любите пиросики?
– Смотря с чем. С капустой люблю.
– Как это «с капустой»? Внутри капуста? Я думал, внутри всегда мясо...
– Разные бывают. С картошкой, с рисом, с яйцом, с изюмом...
– Что вы говорите! Никогда не знал.
– С чем угодно можно сделать. Хоть с рисовой тянучкой.
– Вы умеете?!
– Увы. Я очень плохой кулинар.
– Жаль. Вы знаете, у нас кое-где делают, но ведь это совсем не то... А так хочется попробовать хотя бы один настоящий русский пиросики!..
– Если у нас будет, мы вас угостим.
– Спасибо, спасибо, – он поклонился. – Буду очень признателен.
Я выбросил целлофан в мусорный бак и взглянул на часы.
– Да, – сказал господин Маэда. – Это уже никуда не годится. Скоро час, как мы их ждем, а они все не едут. Пойду еще раз позвоню.
– О чем это ты с ним трепался? – осведомился Федька, когда мы остались вдвоем.
– Как обычно, о еде. О вечных ценностях.
– Значит, пошел на попятный. Мы его дожмем. В принципе, меня и пополам устроило бы.
Маэда снова подошел.
– Я позвонил, – сказал он. – Случилась неприятность. Они проехали только половину дороги и попали в аварию. Их сейчас вытаскивают из сугроба. Нас спрашивают, не разберемся ли мы сами.
– Конечно разберемся, – сказал Федька. – Фифти-фифти, и дело с концом.
Маэда вопросительно смотрел на меня, ожидая перевода.
– Мне кажется, – сказал я, – дело нужно передать страховым компаниям. Пусть разбираются они.
– Да, – произнес он. – Пусть разбираются. Но ведь картина... Ведь вы считаете, что... Хотя...
Он глубоко вздохнул. Посмотрел на небо. Посмотрел на землю. И сказал:
– Сёганай.
– А? – вырвалось у Федьки.
– Он согласен передать дело страховикам, – сказал я. – Он говорит: делать нечего. Классический ответ на классический вопрос.
– Он в самом деле так решил? Или это азиатская хитрость? Как думаешь?
– Тебе правда интересно, что я думаю?
– Нет, я просто спросил... А делать нечего – это у них классический ответ?
– Почему «у них»? Вспомни Иванушку-дурачка. Или «Капитанскую дочку».
– Ну, разве что дурачка... А вдруг мне страховики вломят по полной?
– Не разоришься. На то и страховка.
– Тут не в деньгах дело, – очень серьезно сказал Федька. – Тут дело в принципах. Если под каждого стелиться, то сам станешь, как Иванушка-дурачок. Только без царевны и без полцарства. Потому что не в сказке живем. Короче, ты ему скажи: на страховиков я согласен – но на красный свет все равно ехал он.
– Мой друг очень сожалеет о случившемся, – перевел я. – Он приносит вам свои извинения. Он надеется, что страховые служащие все сделают наилучшим образом.
– Ничего, ничего, – ответил Маэда. – Это вы меня извините, что я вас столько времени здесь продержал. Завтра я сделаю калькуляцию ремонта и свяжусь со своим страховым агентом. А ваш друг пусть свяжется со своим. Потом созвонимся. Телефоны знаем. Договорились?
– Договорились. Всего доброго.
– Подождите! – Маэда-сан кинулся к своей Тойоте, открыл багажник и вернулся с круглой коробочкой. – К сожалению, с собой у меня только одна. Это фирменный товар нашего магазина. Кушайте на здоровье.
Он прижал руки к бокам, согнулся перед нами в поклоне, сделал два шажочка назад – потом распрямился, прыгнул в автомобиль, газанул, выбросил из-под колес снежные фонтанчики и исчез за ледяной горой.
Федька открыл коробочку и смотрел на аккуратные кубики рисовой тянучки.
– Мда... – сказал он наконец. – Я не устаю им поражаться. Ему бы нас сразу мечом на куски порубать – а он нас конфетами кормит. Что все это значит? Где логика? Куда они катятся?
– Восток! – сказал я. – Очень тонкое дело.
– Нет, я понимаю, – продолжал Федька. – Это реклама, это пиар, сейчас весь университет кинется скупать у него тянучку, и он разбогатеет... Но ведь еще шестьдесят лет назад вся нация кричала «банзай» и записывалась в камикадзе! Куда все это ушло? Почему так быстро? Мой сын учится у них в школе. Чему он там научится? Бить поклоны? Продавать рисовую тянучку?
– А лучше бы он стал камикадзе?
– Я хочу, чтобы он стал мужиком! Чтобы мог постоять за себя.
– Но ты же отдал его в каратэ?
– Отдал. Он занимается. Но сама атмосфера, вот я о чем...
– Тогда возвращайся.
Федька весь ссутулился. Помолчал.
– Поехали, – сказал он. – Пельмени ждут.
Я подошел к своей Хонде. Открыл дверь. Оттуда раздалось:
– Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы !!!
– Что это?! – дернулся Федька.
– Князя Хованского зарезали.
* * *На плите булькала кастрюля с пельменями. Татьяна смешивала йогурт со сливками – получаемый эрзац служил у нас сметаной. Федька достал из холодильника бутылку «Столичной» и наполнил рюмки.
– К зубам прилипает, – сказала Татьяна, проглотив рисовую тянучку. – А так ничего, съедобно.
– Только мы его ничем не отдарили, – сказал я. – Это неправильно.
– А чем я его отдарю? – возразил Федька. – Виртуальной плазмой? Ему-то хорошо – он что продает, то всем и дарит.
– Он пирожки хотел попробовать. Напекли бы ему пирожков – глядишь, смягчил бы позицию.
– Так у него позиция и без пирожков мягкая, куда еще смягчать. Я ведь не зря говорю: они народ очень безобидный, и когда-нибудь их это погубит. Но нашему брату оно только на пользу. Выпьем же за японскую безобидность!
– Ваня, иди ужинать! – позвала Татьяна и принялась вылавливать пельмени шумовкой. Когда Ваня вышел к столу, я закусывал огурцом.
– Привет, каратист!
– Здрасте.
– Как в школе дела?
– Ой, Вадичек, пока не забыла! – Татьяна поставила передо мной тарелку пельменей, достала со шкафа какой-то бумажный лист и положила рядом. – Вот, принес и не может объяснить. А нам интересно, что это такое красивое дали.
– Грамотей! – сказал я. – Читать до сих пор не научился?
– Да я могу... – засмущался Ваня. – Тут просто эти сложные, как их...
– Они не сложные, они просто очень рукописные. Я тоже неважно такие разбираю. Хотя основное уже ясно – это почетная грамота.
– Я так сразу и подумал! – обрадовался Федька и сунул мне в руку вторую рюмку. – За наши победы!
