Вадим Смоленский - Записки гайдзина
– БИИ-ПУУ-БИИ-ПУУ-злосча-а-а-а-БИИ-ПУУ-БИИ-цидивист-ПУУ-БИИ-ПУУ-БИИ-страда-а-а-БИИ-ПУУ-БПИУ-окурор!-ПУУБИУУУ-...
– Давай, пошел! – Федька дотянулся головой до левого окна и призывно ею подергивал. Я осторожно тронулся, забирая чуть вправо. Автомобильный поток оттуда все тянулся, плохо реагируя на дикие звуки из-за сугробов. Подобравшись к потоку вплотную, я перестал сигналить, высунулся в окно, изогнулся шеей как бы кланяясь и стал мелко-мелко рубить воздух ребром ладони. Две машины проигнорировали этот классический жест, а третья затормозила. Я изобразил два глубоких поклона, газанул, перегородил ряд и стал ждать Федьку. Он тоже выключил свою половину сирены, тронулся, поравнялся со мной теперь уже слева, обошел на полкузова – и заглох.
Причиной тому была кучка снега, оставленная грейдером посреди перекрестка, этакий длинноватый бугор высотой с нетолстое бревно. Преодоление сего барьера оказалось для подержанного и видавшего виды драндулета задачей не из простых. Федька снова завел двигатель, произвел несколько пробных газований и принялся заново штурмовать каверзную преграду.
Ресторанный певун еле пробивался сквозь рев мотора:
– Колыма...ВЖЖЖЖ...спомина...ВЖЖЖЖЖ...рушку ма...ВЖЖЖЖЖЖ...
У меня запел хор стрельцов:
– Гой, гой, прибодрись!!! Гой, гой, поднимись!!!...
Поток слева остановился и тоже стал болеть за Федьку. Уткнувшиеся в меня справа недовольно бибикали. Решив тогда и следующий ряд миновать первым, я тронулся, наехал передними колесами на бугор и тут же затормозил – потому что от потока слева отделилась белая Тойота и пошла вперед. Ее водитель, видимо, пришел к выводу о нескором завершении федькиных стараний. Но тут драндулет собрал последние лошадиные силы, заревел тремя белугами, перевалил через бугор, как Суворов через Альпы, – и с треском врезался Тойоте прямо в бок.
– Ах, окаянные пропойцы! – заголосил хор стрелецких жен. – Ах, колобродники отпетые!..
Искореженная дверь Тойоты приоткрылась и судорожно замолотила по федькиному бамперу, желая распахнуться. Федька сдал назад. Из Тойоты выпрыгнул водитель, присел на корточки и принялся сканировать вмятину носом. Я поставил машину на ручник и тоже выбрался наружу. Пострадавший обернулся, увидел одного, увидел второго, изменился в лице и пробормотал:
– Иностранные люди...
Поднявшись с корточек, он не очень уверенно произнес:
– Но ведь вы ехали на красный свет, не правда ли?
– Что он говорит? – спросил Федька.
– Говорит, мы ехали на красный.
Федька растерянно посмотрел куда-то вбок и вдруг выпалил, схватив меня за локоть:
– Гляди!!!
Наш светофор горел зеленым.
– Грин! – закричал Федька, обращаясь к пострадавшему и тыча пальцем в светофор. – Лук! Итыс грин!
Пострадавший в недоумении перевел взгляд с иностранных людей на зеленый кружок. Потом обратно на иностранных людей. Потом до него дошло.
– Ноу, – твердо сказал он и помахал перед носом ладонью влево-вправо. – Ноу! Ай гоу грин! Ю гоу рэддо!
– Лук! Лук! – твердил Федька и пронзал пальцем летящие снежинки.
– Ноу! Ноу! – повторял незнакомец и разгонял снежинки ладонью.
Упершиеся в нас машины встречного потока возмущенно сигналили, требуя дорогу.
– Давайте отъедем вон туда, – предложил я, кивнув на продуктовый магазин с широкой площадкой, который был у нас слева по курсу.
– Вы можете по-японски?! – обрадовано воскликнул пострадавший, мигом запрыгнул в свою Тойоту и стал крутить руль влево. Миновав высокие ворота, прокопанные в снежной горе, мы въехали друг за другом на площадку. Она была пуста – лишь одинокий торговый работник колупался на ней с портативной снегоуборочной техникой.
– Маэда! – представился нам водитель Тойоты и выдал обоим по визитной карточке.
– Репейников! – ответно представился Федька. – Профессор.
– Пожалуйте сюда, – сказал господин Маэда и подвел нас к правому боку своей машины. – Это след от столкновения. Ремонт будет стоить очень дорого.
– Правильно, – сказал Федька, когда я перевел. – А столкновение оттого, что вы ехали на красный.
– Давайте вызовем полицию.
– Вызывайте.
Скрипя снегом, наш новый знакомый направился к телефону-автомату.
– Слушай, Федор, – сказал я. – А оно тебе вообще надо? Сейчас приедут, будут тебя час мурыжить, потом штраф выпишут...
– За что штраф?
– За нарушение правил.
– Я не нарушал!.. Ты сам видел – нам зеленый горел.
– Не видел я никакого зеленого.
– А я видел! Он все равно не докажет, у него свидетелей нет. А у меня есть.
– Кто у тебя есть?
– Ты, кто еще...
Маэда что-то говорил в телефон. Федька нагнулся и пощупал бампер своего драндулета.
– Гляди, ту всю сплющило, а моей хоть бы что. Зверь машина! Никто не верит, что я ее за сорок тыщ взял.
– Почему никто? Я верю...
– А вот Абрамыч не верит. Завидует, наверно.
Маэда повесил трубку и подошел к нам.
– Полиция выезжает. Нужно подождать.
Он обозначил легкий поклон и скрылся в своей мятой Тойоте.
– Ну, подождем, – сказал Федька. – Подышим воздухом.
Я побродил минуту по площадке, подошел к снежным воротам и стал смотреть на ползущие мимо машины. Им опять горел зеленый.
– Знать бы тогда, – раздалось у меня за плечом. – И как это, интересно, они его зажгли?
– В полиции узнали, наверное, – предположил я. – Переключили на другой режим. Такие вещи наверняка продуманы.
– Ты как Абрамыч прямо. Ах-ах, у них все продумано!..
– Может, и не все, но многое...
– Лучше б они центральное отопление продумали. И двойные рамы.
– На Хоккайдо двойные...
– У тебя обогреватель в машине хорошо греет?
– Хорошо.
– Пошли залезем, посидим...
– Залезай, сиди. Я подышу еще. В магазин зайду...
– Ну, пошли в магазин.
В магазине я добросовестно изучил весь ассортимент и купил себе тюбик зубной пасты. Федор тем временем пролистал пять или шесть толстенных журналов с полуголыми девицами снаружи и рекламой внутри. Когда мы вышли, Маэда опять сидел на корточках перед своей Тойотой и водил носом по вмятине. Увидев нас, он встал, неловко потоптался и сказал:
– Никак полиция не едет. Пойду еще раз позвоню.
И опять заскрипел снегом, спеша к телефону.
– Мда, – сказал Федька. – Что-то непохож он на самурая...
Я достал из кармана визитную карточку.
– «Маэда Кохэй. Амэ-но пурадза. Тэнтё. Накабяку дори». Ну конечно, какой он самурай...
– А по-русски?
– «Кохэй Маэда. Дворец Рисовой Тянучки. Начальник. Улица Накабяку».
– На начальника, я бы сказал, тоже непохож.
– «Амэ-но пурадза», – повторил я. – Да, помню. Мы там с Шишкиной торт заказывали. Приятный такой магазинчик.
Маэда опять повесил трубку. Подошел.
– Говорят, уже выехали, но из-за погодных условий могут задержаться. Придется еще подождать.
– Ну что ж, – сказал я. – Мы же сами видим, какое движение.
– Да-да, – закивал Маэда. – Сплошной затор. Очень жаль...
Он глубоко вздохнул, опустился на корточки и снова уперся носом в помятый автомобильный бок.
Я присел рядом.
– Обе двери придется менять, да?
– Совершенно верно, обе. А может быть, еще и крыло.
– Тысяч двести, не меньше.
– Думаю, больше...
– Хорошо, что страховка есть.
– Конечно...
– Мой друг тоже застрахован. Думаю, все уладится.
– Будем надеяться...
– Можно было бы и без полиции, но раз уж у вас разногласия...
– Да, к сожалению...
– Эй, мужик, – послышалось сзади. – Пошли греться!
В машине было тепло. Кассета с «Хованщиной» только что докрутилась до конца и перевернулась обратно на третье действие.
– Пререкохом никоньянцев и препрехом! – пел хор чернорясцев. – Победихом, посрамихом ересь!
– Что за хренотень играет? – спросил Федька. – Поставил бы что-нибудь человеческое.
– Это Мусоргский, – сказал я. – Это поют раскольники. Старообрядцы.
– А-а-а, – протянул Федька. – Тогда ладно. Пусть поют. Уважаю.
Немного помолчав, он добавил:
– Это правильное искусство. Полезное!
У моего уха раздался стук по стеклу. Маэда-сан наклонился к окну и делал какие-то знаки. Я открыл дверь.
– Вот, – сказал он, протягивая нам две банки. – Ждать долго, холодно... Попейте кофе.
– Спасибо, – сказал я. – Вы очень добры.
– Уже скоро должны подъехать. Давайте еще чуть-чуть подождем.
– Давайте.
Баночный кофе из автомата был сладок и горяч. Он будил детские воспоминания о лыжных походах с термосом. Я пил его маленькими глотками.
– Ну точно начальник тянучки, – сказал Федька, опорожнив свою банку. – Столько ждать я не собирался. Пойти, что ли, домой позвонить...
