Михаил Чулаки - Примус
- Всех молодых не пригласишь.
- Но к этому нужно стремиться! - засмеялся следователь. - И телефон свой ей не оставляли?
- Нет.
- А откуда же у нее ваш телефон оказался записан?
- Не знаю. Но в общем-то узнать не трудно, раз у нас общие знакомые.
- А зачем ей понадобился ваш телефон, если вы ее не приглашали?
- Это лучше у нее спросить. Я не знаю.
- Ты же знаешь, что у нее не спросишь! Знаешь, что она уже покойница! вдруг заорал следователь. - Туфли оставила и босиком ушла, так?!
- Туфли эти не ее, а что она покойница - я этого не знаю.
- Знаешь!.. Ну хорошо, а туфли эти женские чьи?
- Моей знакомой, которая часто бывает у меня.
- Как зовут?
Глупо запираться. Только усиливать подозрения.
- Джулия.
- Фамилия? Адрес?
- Полоскина фамилия. Телефон я ее знаю, не адрес.
Действительно, странно: он так ни разу и не был у Джулии, даже к дому не подвозил. Одностороннее у них движение.
- А другие женщины у вас, - снова с нажимом и издевкой, - не бывают?
- Нет. В последнее время не бывают. Ну сестра иногда заходит.
- И сестра тоже не встречала Ариадну Котову?
А что если они начали с Любки и та по глупости доложила?! Нет, слишком сложно. И фамилия у Любки другая, и живет далеко.
- Ну, конечно, не встречала! Как же она могла встречать, если не было у меня никакой Ариадны?!
А может, зря он с самого начала отрицает визит Ариадны?! Войдет сейчас соседка и начнет рассказывать, как они из подъезда выходили! Ну было, ну переспал - что такого? Она же совершеннолетняя! Но если сознаться теперь, будет выглядеть как улика: зачем скрывал с самого начала?!
- Даром телефоны на столе не оставляют, - словно бы задумчиво сообщил следователь. Как бы рассуждая сам с собой. Хотя ясно, что свою версию он составил.
Что и подтвердилось:
- А теперь я тебе, - тоже с нажимом, - расскажу, как было дело. Ты Ариадну Котову к себе позвал, но что-то ей показалось подозрительным, о чем-то она тревожилась! Может быть, слышала о твоих порочных наклонностях. Может, уже пропадали твои знакомые. Мы еще переберем картотеку без вести пропавших молодых женщин. А она уже слышала про тебя раньше нас. Но и всякие бабские чудеса про тебя рассказывали, захотелось ей испытать. Но телефон твой на всякий случай положила на стол, на виду. Чтобы знали, у кого искать, если что-то с ней случится. А как потом было, ты сейчас сам расскажешь. Может, поскандалили вы, может, просто любишь ты под конец придушить для полного кайфа. Вот так, Херой Григорьевич.
- Чушь, - сказал Герой.
Чушь - но ему сделалось очень страшно. Потому что слышал он не только о том, как менты обирают пьяных. Но и о том, как выбивают признания. Уже и картотеку пропавших без вести готовы на него навесить.
- Еще раз прошу: колись сам. Здесь и сейчас. Сразу. Чтобы и тебе легче и нам меньше работы. Оформим как явку с повинной, суд потом тоже учтет. Ну?! Как убивал?! После ссоры или для кайфа?! Если после ссоры, меньше нужно по картотеке перебирать, после ссоры - значит, не маньячишь. Бытовуха.
Ему любезно предоставили выбор. И дали хороший совет: конечно же, маньяку статья гораздо хуже. Расстреляли же Чикатило. А бытовое убийство, может, в пределах десятки. Мелькнула мысль: согласиться сейчас, выйти из кабинета здоровым, а потом отпираться на суде.
Но не мог он, чтобы завтра судачили все знакомые: "Братеев-то убийцей оказался! А что - он способен! - Нет, я не ожидала. - А я думала всегда: такой способен!"
- Чушь это. Никого я никогда не убивал. Ни Ариадну...
В ответ он получил резкий удар сзади по затылку, так что голова кивком качнулась вперед, а подбородок воткнулся в грудь. Это кто-то из банды пинкертонов следствия.
- Язык не откусил? Ну так откусишь язык свой поганый! Как он у тебя повернулся болтнуть, что я чушь сказал?! Ну, быстро и подробно: за что и чем?!
- Я ее не убивал...
Удар сзади повторился. Больно - но еще не слишком больно. Больше - страшно и обидно разом.
- Будешь правду говорить?
- Я уже сказал правду.
- Нет, не понимаешь ты. Ну посиди, подумай.
Следователь медленно, очень картинно встал, обнаружив неожиданно длинный рост, хотя за столом казался скорее маленьким, собрал со стола какие-то бумаги, уложил их в портфель и медленно вышел.
- Не огорчай следака, понял? - послышался совет сзади.
Герой повернул было голову - и получил удар в глаз.
- Сидеть прямо и не оглядываться. Ну, будешь правду говорить?
- Я уже сказал...
Из-под Героя выдернулся стул, он полностью отметил в сознании миг невесомости, когда парил без опоры - и грохнулся копчиком, спиной, затылком об пол.
Это было уже очень больно. И по-настоящему страшно. Голову беречь. Шов бы недавний выдержал! И последняя почка! Но именно в этот момент появилось и новое чувство: ярость!
Никогда, как обнаружилось, он никого не ненавидел до этой минуты. Ненавидел до того, что величайшим наслаждением было бы схватить и этого следователя Люлько, и палача, притаившегося за плечами, и бить, бить, бить нет, медленно, подробно, тщательно убивать, откусывая щипцами по сантиметру, чтобы умирали долго-долго.
Сапоги вонзились в ребра. Очень больно, конечно, но спазм ненависти обезболивал отчасти. Похоже помрачалось сознание и уходило в туман все вокруг при любовных приступах Героя. Пароксизм ненависти оказался родственным припадку любовной страсти.
Пусть убьют! Даже, может быть, лучше, если убьют, забьют - тогда изуродованный труп будет обличать садистов!
- Ну, вспомнил, как было дело?!
Герой решил - молчать. Что-то говорить бесполезно. И много чести для этих подонков: слышать его голос!
- Чего, откинулся уже? Не валяй ваньку. Таким, как ты, пятерная доза положена! Ну, вспомнил?! Будешь рассказывать?!
Пусть убьют! Пусть сядут за это! Пусть их уголовники в зоне раскатают печенкой наружу!
Его снова вздернули вверх с пола и с размаху усадили на стул.
И словно ждал за дверью, тотчас вернулся оживленный следователь Люлько, как будто радостную новость узнал в коридоре.
- Ну что тут у нас?
- Молчит, гнида.
- Напрасно. Совсем напрасно. Мы ведь тело уже нашли. Эксперты добудут материал в известном месте, сравнят с твоим - и будет полное совпадение. Как у пули и ствола. Признание - оно только облегчит, а мне твое признание и вовсе лишнее. На уликах пойдешь. Труп есть, экспертиза приложится - прозрачное дело. Ну как, вспомнил, как убивал Ариадну Котову?
Герой уже решил, избрал линию - и не мог перемениться. Слабо оправдываться: да, спал он с ней, но потом не убивал - уже было поздно. Хотя черт знает, что может найти экспертиза: ведь не по дороге от него она утопилась. Или неизвестно как погибла. Он не взвешивал, где меньше риска, он уперся и мог твердить только одно:
- Никого я не убивал.
- Напрасно. Ну значит, посиди в камере, подумай, как дошел до жизни такой.
После избиения он смог встать. Ныло тело - но даже не слишком сильно, вот что удивительно! А казалось - забивают до смерти. Значит, все только начинается.
Еще повезло, что пинали ногами со стороны удаленной почки - черт с ними со швами, даже хорошо, если бы разошлись: требовать врача и найти прибежище в больнице, хоть бы и тюремной. Лишь бы не били по последней почке.
Глава 28
Героя повели коридорами в классической позе - со сложенными сзади руками, - и он уже стал не он, а подневольный заключенный. А когда распахнулась и захлопнулась за спиной массивная, как в сейфе, дверь, когда "лязгнули" - нет и не придумают более рокового глагола - замки, провал в преисподнюю завершился. Вот и самое дно.
Запах! Запах поражал сильнее, чем даже вид. Нестерпимая вонь - пота, мочи, табака, хлорки и чего-то еще. Запах отчаяния. Даже боль почти утихла, а самым мучительным сделался запах.
Но постепенно вырисовывался в мутном воздухе и пейзаж.
В крошечной камере с двухъярусными нарами ("вагонками", вспомнил Герой Солженицына) многие почему-то стояли. Но и все лежачие места, похоже, были заняты. Почти все здешние насельники были раздеты по пояс, что напоминало какую-то картинку, изображающую ад.
Вслед за невыносимым запахом почувствовалась и жара.
- Ну вот еще жилец пожаловал! - объявил довольно-таки бодрый бас. - За что тебя потягали, парень?
- Ни за что, - правдиво признался Герой.
Правда эта вызвала жеребячий хохот.
- А ты думал, все остальные тут по паре мокрух на брата тянут? Чего тебе шьют?
- Убийство.
- Мокруха - это серьезный разговор. И кто ты у нас - киллер или бытовик?
Герой наконец разглядел, что основной бас принадлежал сильно татуированному мужику, восседавшему на унитазе, как на троне.
- Следователь шьет...
- Следак.
- Пропала одна дальняя знакомая. Говорит следак, что труп ее нашли. И вот будто бы я.
- А как? По пьянке ее загасил, из ревности, может, как этот негр Отелло? Или ты кайф на этом ловишь?
