Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман
Елена приняла его крайне холодно, словно что-то, над чем она работала всю свою жизнь, рассыпалось в прах, и виноват был в этом именно Федор, но доказательств этого у нее не было. Впрочем, эти фантазии быстро развеялись, когда она пригласила его попить чай с ванилиновыми сушками.
– Не в настроении? – уточнил он.
– Да не получается ничего, – грустно пояснила она. – Работала тут над одним проектом, но пока никаких особых перспектив. К тому же с подругой поругалась. Этой сучке не нравилось, что я посуду мою в конце дня, а не каждый раз после еды!
– Помиритесь еще.
– Конечно! – увереннее произнесла она. – Ведь наши с ней скандалы – единственное, что скрашивает ее серые будни!
Серебренникова улыбнулась, в ответ ей улыбнулся и Федор. Но только ради приличия.
– А мои проблемы с твоими даже не сравнить, – пожаловался Стрельцов. – Представляешь, Ваня назвал меня евреем и залепил между глаз.
– А я смотрю, у тебя нос какой припухший. Думала, по пьяни.
– И это тоже.
Тут только до нее дошло.
– Но как ты можешь быть евреем, если вы близнецы?
– Какие-то придурки с форума решили, что могу. У меня тут просто день был неудачный, пресс-конференцию давали.
– Да я слышала.
Объяснять ничего не пришлось, Федор кивнул в знак того, что не хотел бы снова переживать это унижение, хотя в этот раз всего лишь на словах.
Он не знал как подойти к самой деликатной теме.
– И еще друг повесился.
– Да ты что?!
– Денис. Ты его должна помнить, – у Федора вырвался глубокий вздох. – Ну, не то чтобы друг. Но мы очень сблизились последнее время на этой теме с лекциями по русскому языку. Так-то у меня практически нет друзей. Я иногда думаю, что я вообще никому не друг.
– Ты мне друг! – поддержала его Елена, явно повеселев.
– Всего лишь?
– Не наглей! В наших отношениях пока что ничего толком не ясно.
Федор изобразил на лице нарочито грустную мину, а потом, понимая всю нелепость ситуации, слегка хохотнул. Девушка, несмотря на свой общий минорный фон настроения, тоже рассмеялась, но сдержанно и несколько смущенно.
– Как представлю снова этот гроб перед глазами, самому жить не хочется.
– А почему так произошло?
– Его мать сказала мне, что его довели до самоубийства. Позвонил кто-то, они долго разговаривали, а потом он влез в петлю, ничего никому не объясняя.
– А так можно?
– Довести до самоубийства? Можно, наверное. После того проклятого вечера в ДК я уже ни в чем не уверен.
Ненавязчиво похлопав Федора по плечу, девушка поднялась со своей табуретки и ушла в комнату. Она вернулась спустя три минуты. В руках она держала старый ноутбук – еще с клавиатурой и большим монитором, какие были популярны в начале нулевых годов. Семейное предание гласило, что и сам Федор, будучи совсем маленьким, срыгнул на один из таких, закоротив какой-то механизм и уничтожив несколько месяцев работы отца. Но предание на то и предание, чтобы стать социально одобряемым развлечением в перерывах между вторым блюдом и десертом.
– Давай найдем его в социальных сетях?
– Я не очень люблю социальные сети, – признался Стрельцов. – По сути это огромные цифровые кладбища. Мой старший брат еще знакомился в них с девушками, следил за событиями, назначал встречи. Но сейчас это огромные могильники. На аналоговых кладбищах тебе дают только камень, на котором вмещается дата и пара фраз, а тут целый слепок с жизни. Заходишь на аккаунт, а там все: что делал, куда ходил, каких кривозубых котят постил. Ну и блуждаешь так среди призраков как по Валгалле. Очень депрессивная среда.
Елена, не вникая в размышления и признания Федора. Открыла ноутбук, дождалась, когда загрузится архаичная операционная система, и открыла браузер. Вскоре программа отображала аккаунт Дениса Мешкова в социальной сети «GraveBook», недавно купленный у рыжего миллиардера и ребрендированный крупной китайской компанией.
Несмотря на то, что прошли лишь сутки с последней записи покойного, вся стена была усыпана надписями «Помним и скорбим» или «R.I.P.». При этом народу было значительно больше, чем числилось в друзьях. Словно есть какая-то субкультура, которая шляется по аккаунтам незнакомых людей и оставляет множественные прощальные сообщения.
– Они, наверное, специально ставят везде подряд «любим и скорбим» чтобы убедить родственников, что их сына при жизни любили многие, – произнесла Елена задумчиво. – Большинство и рады обманываться, но те, кто трезво оценивал место их сына или дочери в обществе, вряд ли великодушно примут такой посмертный спам. Для них он больше похож на насмехательство, чем на благотворительность.
– Родителям вообще лучше в сеть не вылазить, – добавил Федор, наливая себе вторую кружку чая. – И вообще нужен детский надзор. Приглядывать куда родители ходят и где чего пишут. А то опасности на каждом углу. Написал что-то с виду безобидное, и тут же в мем превратился.
Серебренникова сдержанно рассмеялась, словно находилась на настоящем кладбище, а не всего лишь на странице в социальных сетях, а потом открыла последние фотографии Дениса, полные жизни, цветущие и красочные. В голове не укладывалось, что такое могло сподвигнуть его примерить плетеный галстук прямо у себя в квартире.
– А он симпатяга, – задумчиво произнесла она.
– Популярностью у девушек почему-то не пользовался.
– Серьезно?
– Да все не те попадались, – пояснил Федор. – Однажды рассказал, как пришел на свидание, купил букет роз, все такое. И тут девушка появляется. Берет его букет и раз – по щщам. Он ничего не понимает, а она ему: «Ты же своим друзьям-мужчинам цветы при встрече не даришь? Почему мне даришь? Это оскорбление!». Короче, феминисткой оказалась.
– Ужас какой!
– Я у него думал остановиться после того как мне уже нет ходу домой. – произнес наконец Федор.
Елена пристально посмотрела на него, а потом, слегка наклонив голову вправо, улыбнулась кончиками губ.
– Можешь у меня остановиться, пока моя подруга где-то шляется. Дня три есть, а там видно будет.
Поужинав, они вдвоем переместились в большую комнату, где по разным углам валялись неглаженные вещи. У девушек в принципе вещей много, но здесь они располагались во всем своем многообразии. Что-то даже не по сезону: летние футболки, шорты, платья.
– Ты извини, что у меня такой хаос!
– Да что там, вот Иван однажды мотоцикл в квартире разобрал. Так он разобранный и простоял несколько лет. Весь паркет мазутом залил. Вот это был хаос. А у тебя еще все в пределах нормы, – ухмыльнулся Стрельцов.
Федор уже направился в комнату Лениной подруги чтобы посмотреть на какой кровати ему придется спать, как взгляд его привлек небольшой красный платок с серебряной вышивкой, похороненный в куче под толщей полотенец и постельного белья.
Он потянул за угол и освободил забавную тряпицу. На вид – точную копию той, что была повязана вокруг шеи Горчакова, когда сам он был у мецената-затворника в префектуре. Однако здесь, среди женских вещей она казалась настолько ни к месту, что и вообразить невозможно. Словно вставить в предложение из русских слов какое-нибудь «advanced».
– У твоей подруги есть парень?
– Нет, насколько я знаю, – незамедлительно ответила Серебренникова.
– У тебя? – несколько расстроенно уточнил он.
– Нет у меня никого, ты же знаешь.
Федор протянул ей шейный платок. Елена взяла его и пристально рассмотрела, проводя тонкими пальчиками по выпуклым «волшебным огурцам», обшитым серебряной нитью.
– Не знаю чье это. – через несколько секунд пояснила она.
– Я такой уже видел.
– Наверное, это к Наташе наша третья подруга заходила. Ну та, что у взрослого мужика живет. Ее, похоже, вещь. Не бери в голову!
Но Федор, которого сама жизнь научила брать в голову все, что попадалось ему на глаза последнее время, не мог так просто забыть это. Он взял платок обратно и принялся пристально изучать его, как это делала Елена в поисках каких-то указателей или зацепок.
– Может, это знак? – уточнила она.
– Знак чего?
– Знак меня! – решительно произнесла девушка.
Она выхватила у него из рук платок и попыталась повязать ему на шее, но Федор ловко выскользнул и отстранился.
– Что?
– Безродные натуралы такое не носят.
– Да-да, только родные «пративные».
Елена приблизилась снова, но на этот раз принялась прикручивать платок не к шее, а к руке Стрельцова. Несмотря на разновкусицу в одежде, оказалось, что он смотрится на Федоре весьма элегантно, а в определенном смысле даже и стильно.
Когда она закончила, то попыталась сделать шаг назад, но Федор поймал ее за талию и демонстративно подтянул к себе. Она не сопротивлялась. Только схватила с гладильной доски, стоявшей посреди комнаты, пульт от телевизора и нажала большую красную кнопку, означавшую начало всего последующего шоу. Потеряв равновесие, Федор упал на спину на диван, а сверху на него повалилась Елена.