Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
— Обыкновенная жизнь. Идеально счастливых семей не бывает. У кого-то бабушка болеет, ребенок не слушается, в других семьях несовместимость стариков и родителей, в третьих — работа мужа не устраивает, нервирует отсутствие перспектив. Да мало ли что может вызывать дисгармонию взаимоотношений в семье! Нельзя из всего делать трагедию. Надо стараться достойно жить в любых условиях, стремиться побороть в себе плохие качества, пытаться улучшить ситуацию. Смирение, терпимость — огромная сила. Надо жить. Понимаешь, просто жить, — спокойно объясняла мне Александра Андреевна.
— Трудностей в работе я не боюсь. Я не умею преодолевать раздражение от несправедливости. А у вас выясняю причины появления несчастных семей, чтобы не пополнить их число, — вздохнула я. — Вы же тоже знаете про нашего отца? Правда? Как думаете, он изменится когда-нибудь? — спросила я, и опустила глаза, скрывая неловкость от слишком взрослой темы разговора.
— Старость его исправит, — серьезно ответила она.
— Обрадовали! — хмыкнула я сердито.
— Ты хотела правды и получила ее, — сказала, как отрезала, учительница.
— Вот смотрю на нашу жизнь, и дружить ни с кем из мальчишек не хочется. Мать замучила руганью, не верит мне, — жалобно пожаловалась я.
— Каждая мать старается оградить своего ребенка от злословия. Не обижайся на нее. А дружить не вредно. Юность, как весна, быстро проходит. Надо узнавать разных людей, учиться любить, ценить людей, расширять свои способности к общению и тем самым уменьшать вероятность ошибки в выборе достойного. Когда дружишь, главное — четко помнить границы дозволенного. Женщины созданы верить мужчинам, а они стремятся завоевать нас любыми способами. Осторожность надо воспитывать.
— Не хочется мне жить в таком неправильном мире, — совсем сникла я.
— Милый мой максималист, — улыбнулась мне Александра Андреевна, — ищи такого, ради которого захочется жить. Я же нашла. А первые чувства, юношеская дружба останутся в твоей памяти как самое светлое, самое дорогое. Запомни строчку из песни: «Не опошляй любви согласьем...» И еще одну житейскую мудрость не забывай: «Пока девушка не допускает мужчину к себе, он за нею ухаживает, а если ошибется, поверит, сама за ним побежит...»
Вот как мы беседуем. Правда, она здоровская?! Вот бы мать была мне таким другом! Жаль, что такие разговоры с учительницей очень редки. Но я бываю откровенна лишь в тех случаях, если ее и мои собственные чувства и мнения совпадают. Тогда между нами стираются различия в возрасте. Но о своем детдомовском прошлом я не разговариваю с ней...
Я так увлеклась пересказом последней беседы с учительницей, что не сразу заметила, что Рита не слушает меня. Но не обиделась, только умерила свои восторги. Понимала, что это моя жизнь, а ее волнует совсем другое. Ну и разговорилась! Интересно, мое, Ленино и Ритино многословие — свойство безудержной юности или реакция грустной, выжженной скорбью души, зажатой рамками тоски и несбыточных мечтаний о счастье, когда она стремится вырваться на волю?
Рита вся ушла в себя: сидела какая-то отрешенная, подавленная, потерянная.
— Ты знаешь, что-либо про взрослые дела... ночью? — вдруг тихо спросила она.
— Мало. Весной один мужик вернулся из тюрьмы, а на следующий день побил окна в нашем интернате и проник в спальню к девочкам. Мать была в ужасе и все причитала: «Не дай бог, успел... Варя рыдала. Может, все-таки от страха!?»
— Разве это так быстро?.. — спросила я тогда отца.
— Иногда двух секунд достаточно, — криво усмехнулся он.
Но лицо его было бледным. Он же отвечал за интернатских. У бабушки я стесняюсь спросить про такое. Девчонки в классе со мной говорят только про уроки. А у подружки Зои мне стыдно узнавать. Она младше меня. Еще высмеет перед всей компанией! И почему родители не рассказывают нам о взрослой жизни?
У нас одна девочка «вляпалась» в историю и даже не сообразила, что с нею произошло. Ее замуж потом выдали. Родители заставили сына жениться. Мне неинтересна и неприятна эта тема. Я люблю думать о красивом, умном, особенном. Правда, отдельные моменты, на которых я иногда останавливаю свое внимание, удивляют меня. Как-то моя одноклассница играла на улице с братишкой своей подруги. Я взглянула на ее ладно скроенную, по-деревенски крупную фигуру, и мне показалось, что у нее не детское озорство, а желания замужней женщины. Она по-особому обнимала мальчика, как сына. И лицо в это время было странное, полное выстраданной любви. Порывисто так схватила ребенка, прижала к себе и целовала, целовала. В движениях ее рук и тела было столько материнского! Наверное, я говорю глупости?..
Рита опять ничего не ответила. Потом, чуть запинаясь, тихо спросила:
— Как ты с отчимом? Ты же ему чужая. Не пристает... ну, понимаешь?..
— Думаешь, если я иждивенка, то платить ему должна своей честью?! Не собираюсь сиротливо заискивать перед ним и покорно ждать его гадких действий. Пусть только попробует тронуть! Не рискнет он, знает мой характер. Не зря в классе «атаманом» и в глаза и за глаза называют.
— А со мной могло случиться... здесь в деревне, в сарае. Прошлым летом....
— То есть как? Родной отец домогался! — испуганным шепотом произнесла я, не веря своим ушам.
— Я сначала не поняла, потом не поверила, но потянулась за вилами... Обошлось. С тех пор мой взгляд скользит мимо отца... Я в упор его не вижу...
«Так вот почему мать никогда надолго не оставляет меня наедине с отцом, в город с собой берет! Вот чем объясняются ее странные, опасливые взгляды! Она постоянно боится за меня!» — вдруг поняла я горькую тайну. — А я-то наивно полагала...
А Рита, как в забытьи, продолжала:
— Потом ночью приходить стал. Стоит, смотрит, сопит, но не пристает... Я от страха немею... Слезы льются, а закричать боюсь. Стыдно и маму жалко... Ненавижу...убила бы! Как-то не выдержала, пожаловалась матери. А она вдруг как с ума сошла. Глаза вытаращила, лицо красными пятнами пошло. Мне чуть дурно не сделалось... Шлюхой обозвала... подол задрала... Я ничего не поняла... больно было. Потом с нею истерика случилась, проклинать себя стала... Это очень в мамином духе... Долго я отходила от потрясения...
С того дня между нами непреодолимая пропасть разверзлась. Я чувствую себя вычерпанной до дна. Слишком крепка связь детей с родителями, невыносимо трудно, болезненно ее разрывать.
— Даже когда их никогда не было рядом?.. — не утерпела вставить я.
— С тяжелым сердцем думаю: «Не ужиться нам вместе». Горло перехватывает от мыслей, от ужаса... Сделалась излишне впечатлительной, обидчивой, нервной, жутко одинокой. Стала задумываться и остро чувствовать социальную сторону жизни. Повзрослела на десять лет. Старухой себя чувствую. Может, сбежать из дому или сгинуть? ...Пока пытаюсь все забыть, как страшный сон, стараюсь всей душой жить в чистом воображаемом мире. Увязла в мечтах, надеждах. Только надежда еще не вера...
Рита потупилась и замолчала.
— Надо надеяться на лучшее. Иначе как жить... — тихо промолвила я. — Счастье никто не может гарантировать.
Совершенно неслыханные жуткие неосознаваемые подробности! — отстраненно думала я, шокированная откровенностью новой знакомой. — Я не понимаю и не принимаю даже малейших отклонений в поведении родителей, а тут такое!
Воспаленное воображение рисовало страх, красный туман. Я всматривалась в Риту, в поисках еще неведомых мне глубин ее грустной души.
— Я много знаю, но это не позволяет мне понять, кто прав кто виноват, кто плохой, кто хороший. Без жизненного опыта знания не работают. А я не желаю гадких экспериментов над собой. Счастливой хочу быть. И почему всегда кажется, что плохое не коснется меня? — растерянно бормотала девочка.
— Сама плохого не делаешь вот и от других не ожидаешь пакостей и подвохов, — высказала я свое мнение и с сочувствием вздохнула.
Нас сближало осознание бессилия перед неразрешимыми семейными проблемами. И я вдруг почувствовала, что из общих несчастий и сострадания между нами родилась чуткая привязанность, связывающая души, может быть, даже намного крепче любви.
