Жемчуга - Гусева Надежда
Комок в горле. Саша провела пальцем по монитору, словно пытаясь стереть.
«Нукак вам?»
«Замечательно. Ты чудо, Лиза. Ты прекрасная девочка!»
«Вам правда понравилось?!!»
«Очень».
«Ура ура ураааа!!! Вы знаете, вы понимаете меня и когда трудно тоже. Даже когда меня кто обидит, я вить всегда помню о вас».
Саша медленно ехала по полупустым улицам. По обе стороны тянулись многоэтажные дома, сотни и тысячи окон – голубоватых, ярко-желтых, пестрых, алых, золотых… и совершенно черных, будто закрытые глаза, будто закупоренные норки. Сашу обгоняли машины. Она видела, как их красные огни тают впереди. Над Сашей проносились фонари – на одной улице они были холодными и неприятно яркими, на другой – желтыми, как керосиновые лампы. По лобовому стеклу стекали ледяные капли.
Саша почти ненавидела Лизу.
Ночью клен поскребывал ветками по стене. И как только они до сих пор не стерлись, эти ветки? Столько дней и ночей биться о серые кирпичи… Не спалось. Тренькал телефон. Нет. Сдохни, пластиковая тварь, не тревожь, не выворачивай наизнанку. И зачем только придумали тебя со всеми этими сетями и хрен знает чем еще…
Ветки жалобно, тонко стучали по камню, будто лезли все выше и выше, бессмысленно тянулись до окна…
Саша резко села и зажгла свет. Подумала, что зря все-таки не позвала сегодня Женю. Прошлепала на кухню, распахнула холодильник и злобно прищурилась. В белоснежной светлой пещере дружно и скучно обитали йогурт, огурец, авокадо и сыр тофу. Скукота. Жаль, что колбасы после Жени не осталось. Саша подъела тофу. Потом нацедила в чайную чашку красного вина и уселась прямо на стол.
На секунду захотелось распахнуть окно и закричать прямо во тьму, в ночь, в замерзшее дерево: «Довольно! Оставьте меня в покое! Вы все, кто крадет время и отнимает покой, уйдите прочь! Уйдите!»
Но она не закричала. Только плеснула еще вина, посмотрела в вишневую муть и выпила одним долгим глотком.
9
«Александра… Простите, но вам надо быть на дне рождения у Лизы. Обязательно. Все понимаю – работа, время, дела, но… пожалуйста!»
У, приехали. Божежки ты мой, а сообщений-то… И в основном от Лизы.
«Знай, ты самая классная! Такую не где не найти… Твои глаза блистят, от радости. Я не видел, таких глаз сияющих – не где… Ты, ангел мой… Навсегда… Ты, сделала мою жизнь еще светлей…»«Это я сочинила про вас! Вам понравилось?!!»
Саша потерла переносицу и стукнула туркой о плиту. Это уже выходило из-под контроля и никуда не годилось.
«Стихотворение замечательное! Лиза, спасибо тебе огромное!»
«Вам правда понравилась? Я писала ночью и шел дождь. Я обожаю дождь. Я танцую под дождем, хотя бы и внутри в окно же, все равно видно…»
Лиза все писала и писала, а у Саши холодели руки. Она боялась главного вопроса.
Лиза порабощала ее. Она давила, оглушала своей нелепой влюбленностью, своим обнаженным маленьким сердечком, неуместными восторгами, ошибками и запятыми. И вопрос вырос, нарисовался черными пикселями, завис над Сашей дамокловым мечом.
«Моя милая милая милая, буте со мной сигодня. У меня будет день рождения!!! Это счастье! Это радость и я вас всех пригдлашаю».
«Приходите я вас очень люблю просто согреть хотелось и, быть с вами всегда!»
Не отвечать. Не отвечать никогда.
«Я постараюсь, Лиза».
Саша вздрогнула от шипения за спиной. На идеальную поверхность плиты выливался закипевший кофе.
А Лиза Воробей все слала восторги, котят и сердечки. Лиза была счастлива. Саше хотелось завыть.
«Я заеду за вами», – написал Иван.
Не вопрос. Утверждение. Типа – а как иначе-то еще? Заеду, и кранты.
«Я приеду сегодня», – написал Женя.
Ага. Замечательно. Сашу прошиб мелкий психический смешок.
Полчаса потребовалось на организацию отгула. Полчаса, о господи! Она врала в трубку, перебирая в руке ключи, поскребывая ногтями по кожаному брелоку и пялясь в размытую акварель стекла. А ее машина стояла посреди двора, как маленький домик. Вдруг припомнилась эта игра – «Я в домике!». И сразу такая прелесть – никто не докопается.
А потом появился Иван Очитков. Приехал на такси.
Саша почему-то была уверена – так и будет, нет у него никакой машины, даже самой помойной. Живет себе в какой-нибудь занюханной комнатенке, снимает ее на последние гроши, кутается по ночам, потому что в окна дует…
Оба молчали. Саша сжимала в руках большую коробку. Иван не спросил – что там? Просто сидел рядом – хмурый и какой-то пришибленный, поглядывал словно сова из своей бороды, из мохнатого шарфа. Саше было жаль его, но одновременно хотелось ему врезать. Вот прямо так – ни с того ни с сего. Она и уверена была – он и рукой не пошевелит, так и будет сидеть.
Приехали.
Здание стояло посреди маленького парка. Саша достала было пластиковую карту, но Иван опередил ее, сунув таксисту смятые купюры.
И они пошли. Саша начала волноваться еще в машине. Теперь же ее просто заколотило.
– Да нормально все, – подал вдруг голос Иван. – Все путем, поверьте. Это ненадолго.
– Так заметно, что меня корежит?
– Да за версту. На самом деле, я же понимаю… Александра, вы это… Она хорошая, честно. Просто побудем немного, чаю попьем. Пойдемте вон туда.
Он слегка потянул ее за рукав.
– А мы разве не в школу?
– Нет, ну что вы. Там уроки и вообще пропускной режим. Строго все. Нам Татьяна Сергевна поляну накроет. Она сама предложила – подсобка, удобно.
– О господи. Тетя Таня?
– Ну да, – Очитков вдруг тепло улыбнулся. – Мурзик тоже будет. Он странный. Вы не пугайтесь его, если что. Он такой… любит попугать.
– Мурзик?..
– Такой мальчик, сами увидите, – Иван призадумался. – Вообще-то он Муртаза, но это мелочи, вы же понимаете?
– Наверное, понимаю.
– Ну, все. Пришли.
В комнате висели вельветовые занавески – на окне и по всем стенам. Почему-то Саше четко врезалось в память – навсегда, будто вышилось яркими нитками, – потертый сиреневый вельвет, мягкий, старый, какой-то виновато-убогий. На столе стояла миска с фруктами, жареные куриные ножки, нарезанный хлеб, ветчина и сыр. Торт тоже был – стоял под прозрачным пластиковым колпаком, матово отливал красными вишенками и шоколадными завитушками. Было мило, но не очень-то празднично.
Тетя Таня оказалась как раз такой, какой представляла ее Саша, – толстой до припухлости, безмерно доброй и до смешного глупой. А вот Мурзика Саша действительно испугалась. Как только она переступила порог комнаты, он выскочил из угла странным темным зверьком, завыл, затопотал ножонками, а потом бросился на пол и принялся обнюхивать Сашины ботинки.
– Ну, Мурзя, ладно, тихо, тихо… Нельзя так на тетю, нельзя… Ты ж хороший мальчик. Кто у нас хороший мальчик? Мурзенька, ага!
Тетя Таня подняла его, погладила, прижала к животу и сунула яблочко. Мальчик успокоился, замолчал. Только глядел странно – вытаращенные черные глаза, казалось, прошивали насквозь, холодили.
– А сейчас Лизанька придет. Мурзя Лизу ждет? Ну, покажи-ка, как ты Лизу ждешь?
– Аж-ж-ж-ж!!! – заверещал мальчик и принялся прижимать руки к груди.
Саша не понимала, что она тут делает. Не понимала от слова совсем. Эта Татьяна Сергевна, похожая на старую корову, этот несчастный мальчик, дикий как неведома зверушка…
Иван Очитков стоял, сцепив пальцы, снова убийственно-отстраненный и хмурый. И занавески эти, у них даже цвет какой-то безумный. Безумное чаепитие. И никакого веселья.
– Я позвоню Лизе, – резко сказал Иван.
– Да у нее уроки…
