Эдуард Лимонов - Апология чукчей
Так они и идут в моей памяти — две храбрые русские девушки, по кафе на Мясницкой, уменьшаясь в перспективе, женщины семидесятых годов. И я сижу счастливый-счастливый, потому что меня предпочли, и моя ценность поэта и любовника оказалась выше, чем его доходы.
Через четыре часа я встретил ее заплаканную в дверях дома в Гнездниковском переулке, на поводке она вела заляпанного грязью белого королевского пуделя, точнее, пуделицу. С тех пор мне не случалось больше видеть таких заляпанных пуделей. Мои друзья носили по длинному коридору ее картины, корзины и картонки. А она стояла слабая и очень пьяная, со слезами улыбаясь в моих руках. Ну и что, что через три года мы расстались! Ну и что, что расстались, случившееся потом не умаляет восхитительного чувства могущества, которое я испытал впервые в тот день моего рождения. С того дня я уверился в моих собственных силах, в своей звезде, в том, что могу одерживать социальные победы. Любые победы.
Как Москва гудела в ту зиму! И весной! Как нам перемывали кости! Как был встревожен весь beau-monde, что неизвестный чужак увел их девушку, девушку их круга. Художник Лев Збарский звонил актрисе Галине Волчек, художник Борис Мессерер — актеру Кваше, актер Кваша — художнику Брусиловскому… и так по цепи.
Признаюсь, что моя хулиганствующая натура наслаждалась эффектом, вызванным моим камнем в их болоте. Сюда же, думаю, примешивалась и классовая ненависть, а как же. Все они были ведь обеспеченными, знаменитыми…
Пудель был грязный, ну такой заляпанный, лапы и брюхо черные. Я повторяю, поверьте, с тех пор мне не случалось больше видеть таких заляпанных пуделей.
В возрасте Фауста
Всю ночь я читал в интернете «Фауста» Гёте. Утром пришла из клуба, где она танцует, моя подруга. Разделась. Влезла в кровать и прижалась задом. Я прошипел: «Не буди меня! Не мешай спать!» Она повозилась и уснула. Я поглядел на нее: рот полуоткрыт, темные хмурые черты лица. Легкий запашок алкоголя. Моя подруга. И я, Фауст, в черной майке рядом с ней… Шестидесяти пяти лет от роду.
Ночью я остановился на 12-й сцене «Фауста». Фауст встречает Маргариту на улице в 7-й сцене. Коротко. Только и успевает сказать: «Прекрасной барышне привет! Я провожу вас… если смею». А Маргарита отвечает: «Прекрасной барышни здесь нет! Домой одна дойти сумею». Затем появляется Мефистофель, и Фауст озадачивает его: «Ты должен мне добыть девчонку непременно». Мефистофель говорит, что это будет непросто, девчонка невинна, она идет от священника, он только что подслушал исповедь. Но наглый Фауст ничего не хочет знать, поскольку он прошел курс омоложения у ведьмы еще в 6-й сцене. Он даже шантажирует Мефистофеля: «Почтеннейший магистр-педант, нельзя ли / Меня теперь избавить от морали? / Без лишних слов, скажу тебе одно: / Знай: если эту ночь я в неге страстной / Не проведу с малюткою прекрасной, / То в полночь нам с тобой расстаться суждено».
В 8-й сцене Мефистофель приводит Фауста в комнату Маргариты. Мефистофель ставит в шкаф ларчик с драгоценностями. В 10-й сцене Мефистофель посещает соседку Маргариты Марту и назначает ей и Маргарите свидание в саду, куда он приходит с Фаустом. И вот 12-я сцена. Ситуация, в которой я сам неоднократно бывал и бываю: Фауст под руку с Маргаритой.
Маргарита: «Я чувствую, что вы жалеете меня, / Ко мне снисходите; мне перед Вами стыдно, / Вы путешественник: привыкли вы, как видно, / Всегда любезным быть, ведь понимаю я, / Что вас, кто столько видел, столько знает, / Мой бедный разговор совсем не занимает…»
Фауст: «Одно словечко, взор один лишь твой / Мне занимательней всей мудрости земной». (Целует ее руку.)
Маргарита: «Ах, как решились вы! Ну что вам за охота, / Взгляните, как жестка, груба моя рука; / На мне лежит и черная работа: / У маменьки любовь к порядку велика».
На этой фразе я и остановился ночью. Почему меня потянуло перечитать «Фауста»? Я читал книгу семнадцатилетним подростком. Забыл о ней на долгие годы. Опять вспомнил в 1980-м, кажется, году, когда наткнулся на английский текст книги «STEPPENWOLF» Германа Гессе — историю стремительно стареющего интеллектуала на грани самоубийства. Гарри Степной Волк переживает кризис, пережитый Фаустом, он задавлен своим интеллектом, задавлен знанием, буржуазным образом жизни. Спасается он вполне по-фаустовски: встречает в заведении «Черный орел» у стойки бара бледную и красивую девушку. В волосах у нее камелия. Она вытирает ему очки и заказывает вино. Хочет идти с ним танцевать, но выясняет, что он танцевать не умеет и боится идти домой. Так начинаются странные отношения Гарри Степного Волка и Термины (Эрмины), девушки — завсегдатая ночных клубов. Постепенно Термина оживляет старого мизантропа, пробуждает в нем аппетит к жизни, приводит ему любовницу Марию, выполняет одновременно роли Мефистофеля и Маргариты. В книге множество раз появляется и сам Гёте. Так, явившись Гарри Степному Волку во сне, Гёте говорит: «Да, это, может быть, непростительно, что я прожил до восьмидесяти двух лет. Однако мое удовлетворение по этому поводу куда менее значительно, чем вы думаете. Вы правы, что огромная жажда самосохранения присутствовала у меня постоянно. Я находился в постоянном страхе смерти и неустанно боролся с этим. Я верю, что эта борьба против смерти, безусловная воля и желание жить есть мотивирующая сила, стоящая за жизнями и поступками всех исключительных людей. Мои восемьдесят два года показывают также исчерпывающе, что все мы должны умереть в конце, как если бы я умер школьником. Если это поможет оправдать меня, я должен заметить также следующее: очень многое было от ребенка в моей природе и любви к потере времени и игре. И это повторялось и повторялось до тех пор, пока я не увидел, что рано или поздно должен наступить предел игре…»
Когда я попал в возраст Фауста (настой, выпитый у ведьмы, делает его моложе, напомню, на тридцать лет), случай стал меня сталкивать и с Фаустом, и с Гёте. Так, 29 февраля этого года в Берлине режиссер Франк Касторф поставил спектакль по мотивам моего первого романа и моей биографии (спектакль называется «Fuck off Amerika»), отставив на время проект постановки спектакля «Faust Faust Faust, ein Klassik-Trip». Сейчас «Fuck off, Amerika» и «Faust Faust Faust» идут поочередно в Народном театре в Берлине. Так случилось.
Как видно, у меня те же заботы, что и у Фауста, и у Гарри Степного Волка. Маргариты, Эрмины и Марии населяют мою жизнь. Омоложение через юных женщин — привычное человечеству омоложение и согревание крови. Что до моих ученых занятий, то моя книга «Ереси» — свидетельство того, что я не уступаю чернокнижникам Средневековья, и еще неизвестно, кто круче: я или Ницше. Утверждение, что человек создан создателями для удовлетворения их потребности в энергетической пище, искусственно разведен, как разводят карпов в пруду или кроликов, что человек — биоробот, могло бы привести меня в Международный трибунал. Однако мое восстание, самое радикальное в истории человечества, плохо заметили. «Ереси» вышли весной при почти полном молчании критики. (Собственно критиков в России не существует, есть женщины и немного мужчин, анонсирующих обыкновенно выход новых книг заметных авторов.) «Ереси» удостоились двухтрех недоуменных пассажей. Кажется, критик «Газеты» заметил, что «книга могла бы вызвать гомерический хохот, если бы не вызывала иррационального восхищения». Я думаю, критики боятся высказаться. Нужно либо заявить, что автор безумен, либо оспаривать его галлюцинаторное видение мира. Вселенной, хаоса и тьмы миров.
Фауст был великий ученый. И всё же стремительно бросает Мефистофелю: «Ты должен мне добыть девчонку непременно». Еще и стебается над Мефистофелем: «Не меньше ж ей четырнадцати лет?». Так-то, мои соотечественники-печенеги. Вот по коридору прошла моя подруга. Голая.
Если ты джентльмен
Есть такие старые ребята или старые девушки, у которых за деньрожденческим столом обязательно собираются потертые и улыбчивые бывшие супруги. Иногда несколько. «Это моя первая жена!» — старушка-хиппи с седыми косичками в сарафане с цветочками машет сухонькой ручкой с конца стола. «Это моя вторая…» — грудастая матрона улыбается всем помадой с широкого загорелого лица… Действующая жена, тридцатилетний монстрик, весело порхает в мини-юбке среди подруг, поднося салаты, сыры и мясо. Картина противная. Препротивная.
Дело в том, что такая растительная примиренность между старыми овощами убивает и перечеркивает твои собственные страсти. Ведь вы же когда-то расстались, ведь один из вас этого захотел, партнера ломало страданиями, может, и за пистолет хватался, если пистолет был. А теперь все сидят голубоглазые, добрые, как адвентисты седьмого дня.
Примирение с бывшими — это растаптывание своих собственных страстей, отрицание трагичности твоей же жизни. Нет, я ни с кем не примирился. Даже с двумя мертвыми женами. Иной раз я вступаю в диалог с ними.
