Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова
– И с капустой тоже.
Марина махнула рукой:
– Ой, да о каких пирожках мы говорим? – Схватив пакет со стола, она вновь направилась к двери. – Бульон нужен, а я забыла. – Марина остановилась. – Бульон нужен обязательно, Петр Петрович приказал давать, как только вы проснетесь.
– Ну, если Петр Петрович, – уважительно произнес он. -А ты, Марина, настоящая егоза, туда, сюда носишься, как метеор. Действительно егоза, да и только. – Последние слова она вряд ли уже слышала, выскочив с пакетом и банками за дверь.
Панкратов опять уставился в потолок, думая о чем-то и улыбаясь. Он попытался вспомнить операцию и все, что происходило с ним потом. Но вспомнил только глаза Марины.
– Странно. – Подняв оперированную руку, Андрей посмотрел на нее и сказал:
– Кажись, рука на месте, не отчекрыжил ее Петруша, пожалел.
Дверь тут же открылась, вошел Петр Петрович, словно услышав своего шефа. Вид у него был прямо сверхрадостный. Скорее всего, Марина уже порадовала его положительными изменениями в состоянии Андрея.
– Так, Андрей Викторович, говорят, поесть захотелось. Добрый знак. Как наши органоны сегодня себя чувствуют? – Он пощупал пульс, измерил артериальное давление, послушал его фонендоскопом. Похоже, что всем Петр остался довольным.
Марина прямо с порога объявила:
– К торжественному выносу пирожков... – увидев Петра, добавила: – Я и на вашу долю, Петр Петрович подогрела пирожки.
– Нет, нет, спасибо, – начал отказываться тот.
– Позавтракаем все вместе, а то Андрей Викторович обидится на вас, правда, Андрей... Викторович? – произнесла она.
– Точно, обижусь и обязательно уволю. Так что лучше завтракаем все вместе. Петр, помоги подняться своему шефу, загоняли вы меня вконец, мои дорогие помощнички, понимаешь ли, – с обидой в голосе произнес Панкратов.
Он сказал это настолько искренне, что Марина с Петром дружно рассмеялись. Глядя на них, не сдержался и Андрей Викторович. Что здесь смешного, было совсем непонятно. Но они дружно хохотали, и их смех разносился по всем отделениям больницы. Очевидно, им было просто хорошо и легко теперь, когда все плохое осталось позади.
Этот день промчался, как мчится скорый поезд, без остановок и ожиданий. Все было в радость и малейшая оплошность кого-нибудь из них, моментально вызывала радость и веселье. Марина занималась только Андреем. А он, чтобы не огорчать ее, старался есть за двоих и пить за всех присутствующих. Тем более, что по распоряжению его хирурга и лечащего врача Петра Петровича ему было рекомендовано ввести в рацион по 50 граммов коньяка перед приемом пищи. Ну, а докторов, сами понимаете, надо слушаться.
К нему в кабинет в основном заходили только Виктор и Петр. Остальные доктора могли у открытых дверей только помахать ему рукой, женская половина – послать ему воздушный поцелуй. Доктора Кирюхин распорядился не пускать никого, Андрей на это реагировал соответственно. Когда кто-то пытался прорваться к нему, а его не пускали, он виновато разводил руками, говоря:
– Это Кирюхин и Антошкин приказали меня от народа изолировать. Уж извините меня, а то выгонят за нарушение режима.
Однажды у кабинета даже появилась Масият Магомедовна с каким-то пузыречком в руках. Но на нее тут же накинулся лично Виктор, поэтому она моментально исчезла из проема двери.
Но и начальство не оставило Панкратова
Первым пришел Дмитрий Дмитриевич. Казалось бы, он не собирался долго задерживаться, о чем и заявил с самого начала. Спросил Андрея о здоровье, пожелал быстрейшего выздоровления. И уже перед самым уходом добавил:
– Вы уж поправляйтесь, голубчик, быстрее. Вас ждут большие дела, да, да, – он задержался, – впрочем, это весьма конфиденциальное сообщение. – Перешел на шепот, скосив глаза в сторону Марины. Она тут же встала и, ни слова не говоря, быстро вышла из кабинета. – Дорогой мой Андрей Викторович, мы все действительно ждем вас с нетерпением, здоровым, поверьте мне, старику. Он посмотрел на дверь. – В качестве главного хирурга госпиталя. Это, конечно же, только предварительное сообщение, но все же, понимаете, хотели бы знать ваше мнение. Ваше личное отношение к этому, – уточнил он.
Доктор Панкратов, в силу своего не самого лучшего состояния, никак не мог понять, к чему это он ведет. Поэтому молчал, тупо смотря на него. Наконец что-то замкнулось в его еще не здоровом мозгу, и он спросил:
– В качестве кого? Я что-то не совсем... простите, еще не отошел, то есть... – сбился он.
– В качестве главного хирурга, – невозмутимо повторил Дмитрий Дмитриевич. Но, увидев недоумение на его лице, быстро добавил: – Того же хотят и там, – показав пальцем вверх.
– Где, на небесах? – с ужасом произнес Панкратов. Видать, болезнь окончательно еще не отступила. Но, он тут же пришел в себя: – Простите, что-то того или, наоборот, не того, болезнь понимаете, – увидев странность на лице Дмитрия Дмитриевича, исправился Андрей. – Но, по-моему, это место занято? -с еще большим удивлением спросил он.
Главный врач порозовел, расслабился и жизнерадостным голосом произнес:
– Ну, знаете, мой дорогой, Андрей Викторович, это уже не наши с вами заботы. Это... – он хотел вновь указать пальцем вверх, но вовремя остановился, – их проблемы. – И опять заговорил быстро. – Однако это только проекты, батенька, только проекты. Можно сказать, стимулятор вашего быстрейшего выздоровления. – Он сладко улыбнулся: – Вот так вот, мой дорогой Андрей Викторович. Дай-то нам Боже всему свершиться, что мы задумали. – Он поднял руку, очевидно, собираясь похлопать его по больной руке, но вовремя остановился и улыбнулся. – Так что, поправляйтесь поскорее. -Дмитрий Дмитриевич встал: – Надеюсь, этот разговор останется между нами.
Андрей Викторович подтвердил его просьбу кивком. После чего визитер сразу же покинул его, даже не попрощавшись со стоявшей у двери Мариной.
Через некоторое время появился доктор Сергунов. После положенных приветствий и положенных для такого случая вопросов, он, в свойственной только ему манере говорить, неожиданно спросил Панкратова:
– Скажите честно, вы поможете мне?
Можно было только посочувствовать Андрею Викторовичу. Его состояние было далеко не идеальным для приема посетителей со столь странными вопросами и предложениями.
– В чем, Владимир Никифорович? – спросил Панкратов, искренне не понимая, к чему он клонит.
– Меня хотят оклеветать, мое доброе имя... – начал Сергунов, нервно щелкая пальцами. Но, вдруг он замер, уставился на собеседника, как удав на кролика, и неожиданно произнес:
– Вы могли бы подтвердить, что были тоже против операции у Григория Арсеньевича в первые дни его наблюдения?
Доктор Панкратов, по крайней мере, не меньше минуты соображал, о чем он его просит Сергунов.
– О ком идет речь? – спросил Панкратов.
– Ну, как же, – удивился Кефирыч, – это супруг Беллы Вячеславовны.
Когда, наконец, Андрей понял, кто такой Григорий Арсеньевич, то попытался объяснить, что он и доктор Кирюхин не только не были против, но, даже наоборот, рекомендовали операцию выполнить. В какой-то момент он замолчал, увидев, что лицо Сергунова сильно покраснело, а глаза сузились до размеров щелочек. Панкратов знал Кефирыча уже не первый год и сразу понял, что он в данный момент хотел услышать совсем не это. И, не ожидая от себя подобного, залепетал:
– Но вы же прекрасно помните, что диагностика была весьма затруднительной. Да я же вам об этом говорил. – Андрей вновь посмотрел на Сергунова и понял, что развивать эту мысль не стоит. – А что, собственно говоря, случилось? – не понимая озлобления своего собеседника, спросил Панкратов. И тут же закашлялся.
Доктор Сергунов раздраженно махнул рукой и резко проговорил:
– Да что вы, в самом деле, как маленький или, может... – Он побоялся все говорить начистоту, поскольку, посмотрев на Андрея, увидел искреннее непонимание на его лице. Вспомнив, что только вчера он был еще в бреду, Сергунов пробормотал: -Извините, поправляйтесь скорее. – После чего сразу же покинул его.
Андрей остался в полном непонимании. «Что, собственно, произошло»? – спрашивал он себя. Но ответа не находил. И, главное, что посоветоваться в тот момент было не с кем. Марина, обученная уже этикету приема, сразу же вышла из кабинета, когда пришел доктор Сергунов. Да и обсуждать эту тему он ни с кем не хотел, решив во всем разобраться самостоятельно, без суеты. Остаток дня и ночи прошли в заботах Марины, да и его тоже, в становлении здоровья.
Утром на каталке его отвезли в перевязочную. Приятно было видеть, что практически все доктора и сестры отделения и операционной, стоя в сторонке, улыбались ему, незаметно махали рукой, приветствуя его. Среди них стояла и Масият Магомедовна, по-прежнему держа в руках свою склянку. Но сопровождающий процессию Виктор был на месте. Он мягко оттер ее от каталки, спросив:
