Кэти Гласс - Будь моей мамой. Искалеченное детство

— Нет! Не хочу! Замолчи! Это моя форма, и я пойду в школу! — Она демонстративно села на пол, скрестив ноги и руки.

Я присела рядом:

— Я знаю, что она твоя, так же как и вся твоя одежда. Давай наденем твои красивые колготки и пойдем навестить бабушку и дедушку? — Я достала из комода колготки и положила их на кровать, вместе с юбкой и свитером. — Сама решай, что надевать, но они прекрасно смотрятся с твоей джинсовой юбочкой.

Я вышла из комнаты, спустилась и приготовила завтрак. Через полчаса пришла Джоди, одетая в то, что посоветовала я.

— Умница, Джоди. Хороший выбор.

В любой ситуации мне нужно было быть предельно внимательной, чтобы склонить Джоди к сотрудничеству. Я не могла просто скомандовать: «Обувайся, нам пора». Джоди нужно было верить в то, что это решение — ее собственное, что она всем командует. Понятно, откуда это шло. Когда Джоди подверглась насилию, она была абсолютно бесправна, и теперь, для того чтобы чувствовать себя в безопасности, ей необходимо было постоянно главенствовать над всеми. К несчастью для меня, даже самое незначительное поручение вызывало у девочки стойкое сопротивление, и повлиять на нее можно было, только убедив, что это ее собственный выбор.

Необходимо было приложить все свои дипломатические способности, чтобы научиться управлять ею, — и это очень изматывало.

Навестить бабушку и дедушку — вот что было нужно, чтобы сгладить напряжение внутри семьи и морально взбодриться. Джоди была высокого мнения о моих родителях, так же как и Эдриан с Полой, и Люси, и все мои бывшие воспитанники. Моим родителям недавно перевалило за семьдесят, и они были самыми типичными бабушкой и дедушкой, бесконечно терпеливыми, у которых всегда находилось время для внуков.

Когда мы всей семьей приехали к ним, Джоди была уже в хорошем настроении и радостно приветствовала стариков. Мы все собрались в гостиной, и тут Джоди заметила нашего пса Космо — печального, медлительного старого грейхаунда. Внезапно она закричала, потом бросилась к нему через всю комнату и стала колотить его руками. Несчастный пес взвизгнул, но Джоди села на него сверху, и он ничего не мог с ней поделать. Мы с отцом бросились к ней, стянули с собаки, и я спросила, что это она вытворяет.

— Он смотрел на меня! — закричала Джоди, все еще свирепо глядя на испуганного пса. Она никогда не проявляла любви ни к каким животным, но с собаками у нее дело обстояло совсем плохо. Возможно, виной тому была собака ее отца или — в силу негласной иерархии, к которой она привыкла, — она считала, что собаку можно ударить и причинить ей боль безнаказанно. Джоди никогда не испытывала жалости к тому, кто был слабее ее, — это уж точно.

— Но он не хотел ничего плохого, — твердо сказала я, а мой отец, поглаживая бедного пса, вывел его в сад. — Веди себя прилично. Мы же хотели хорошо провести время, помнишь?

Джоди быстро кивнула.

— Вот что, — сказал отец, — ты поможешь мне накормить рыбок? Им пора поесть, они специально ждали, когда ты приедешь. Можем покормить их все вместе, если хочешь. Как тебе такая мысль?

Джоди мысль понравилась, она взяла Полу за руку, и вместе с отцом они вышли на улицу — Космо наблюдал за ними с безопасного расстояния. Эдриан и Люси, сочтя себя слишком взрослыми для подобного занятия, остались в гостиной — слушали музыку (с самого Рождества они не расставались с плеерами и были похожи на немых).

Я пошла на кухню к маме — помочь готовить обед, а заодно и обменяться последними новостями. Как обычно, говорила почти все время я, и, как обычно, исключительно про Джоди. Мне становилось легче после того, как я могла обсудить со своей мамой ненормальное поведение Джоди, помогало еще и то, что мама, как никто другой, умела слушать.

— В общем, — подытожила я, — надеюсь, скоро все пойдет на лад. Расскажи мне, как у вас дела.

Мама рассказала про все увлечения и интересные дела, которыми они с отцом очень активно занимались на пенсии. Наконец на кухню пришли отец с девочками, и Джоди громко рассказала о золотой рыбке, которая всплыла на самую поверхность, чтобы ее покормили. Мы с мамой накрыли на стол, и я усадила Джоди между нами. В ее тарелку доверху наложили кусочков курицы, жареной картошки, овощей и подливки.

— Вот бы я здесь жила, — сказала она, с любовью глядя на бабушку. Мама считает, что всех и всегда нужно кормить на убой, даже если невооруженным глазом видно, что кому-то пора на диету.

По ходу ужина я заметила, что Джоди больше обычного интересуется моим отцом, который сидел напротив. Она внимательно наблюдала за ним, когда он смотрел себе в тарелку сквозь очки или поверх них, когда тянулся к стакану или говорил с нами. Я подумала, что ее интересуют очки, потому что именно на них она фокусировала свой взгляд. Мама предложила добавки, и я попросила положить Джоди поменьше. Она надулась, возмущенная тем, что моему отцу положили целую тарелку, но ему это было необходимо: годы истощили его, а не прибавили килограммов.

— Дедушка, — неожиданно сказала она, откладывая вилку.

Он посмотрел на нее поверх очков:

— Да, милая?

— Ты папа Кэти?

— Именно так. Она моя дочь.

На мгновение она задумалась, пытаясь что-то сообразить.

— Значит, ты их дедушка? — Она указала на Эдриана и Полу. Я улыбнулась Люси, надеясь, что та не обидится, что Джоди не упомянула ее.

— Совершенно верно, молодец.

Джоди просияла от похвалы, и мне было радостно, что она наконец сама выстроила связь, чего ей не удавалось с тех самых пор, как она впервые встретилась с моими родителями.

— Если ты их дедушка, — продолжала она, не спуская с него глаз, — ты делал с ними плохие вещи своей штукой, когда они были маленькими, как делал мой дедушка?

Повисла тишина. Мой отец перестал есть и посмотрел на меня.

— Джоди! Конечно нет! — мгновенно отозвалась я. — Я тебе уже говорила, в нормальных семьях так не поступают. Наш дедушка хороший. Давай ешь, потом поговорим об этом.

Джоди в блаженном неведении о смятении, которое внесла своими словами, взялась за нож с вилкой и стала сражаться с ужином.

Мои родители были поражены — это было написано на их лицах. Джоди задала свой вопрос так запросто, словно это было вполне обычным предположением. Мы быстро сменили тему и бодро заговорили о посторонних вещах, но я не могла выбросить из головы то, что услышала от нее. Ее дедушка? Я вообще не знала, есть ли у нее дедушка, да и бабушка тоже — о них ничего не было сказано в документах. Может, она путала дедушку с отцом? Неужели действительно в этом был замешан еще и дедушка? То есть еще один растлитель в ее жизни? Был ли рядом с ней хотя бы один человек, кто не подвергал ее насилию? Я посмотрела на отца — он все еще был подавлен «сюрпризом» от Джоди — и снова задумалась о том, насколько же велико может быть различие между семьями. Сможет ли ее восприятие когда-нибудь измениться? Возможно, однажды она правильно осмыслит то, что было в ее жизни: что это было неправильно и плохо, — осознает, что большинство семей живут совсем иначе, но временами это казалось пустой надеждой.

Весь вечер я не спускала с Джоди глаз, а мама помогала ей рисовать и делать аппликации. Мы никогда не уходили от родителей без чашки чая и куска домашнего пирога, поэтому покинули дом уже после шести. На дороге случилась авария, так что добраться домой нам удалось, когда Джоди давно уже пора было спать. Я решила отложить расспросы о ее дедушке до завтра, но, подоткнув ей одеяло и притушив свет, я неожиданно услышала ее вопрос:

— А почему дедушка ничего не делал с Эдрианом и Полой? Разве он их не любит?

Я посмотрела на Джоди в полутьме. Она была вся закутана в одеяло, и мне были видны только ее светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Как же мне объяснить ей разницу между нормальной любовью и тем извращением, которое она познала?

— Это другая любовь, Джоди. Совершенно не та, что может быть между взрослыми. А то, что делали с тобой, — это вообще никакая не любовь. Это было жестоко и очень, очень плохо. Когда ты подрастешь, ты все поймешь.

Я хотела уйти, чтобы приготовить себе кофе или, может быть, почитать газету, но поняла, что, если я сейчас не доведу этот разговор до конца, к утру Джоди все забудет, и ее чудовищная память засосет ее обратно в черную пропасть жестокости.

С волнением я включила свет поярче и села на стул возле кровати. Джоди выглянула из-под одеяла, и я погладила ее по голове:

— Джоди, солнышко, дедушка делал тебе больно так же, как и твой папа, и дядя?

Она покачала головой:

— Нет, Кэти. Они были милые.

— Они? А сколько у тебя дедушек?

— Дедушка Уилсон и дедушка Прайс.

— Значит, двое. А что значит «милые», Джоди? Она задумалась, на лбу ее появились морщинки, а я все надеялась услышать, что они водили ее в зоопарк, дарили яйца на Пасху — что-нибудь, что делают нормальные дедушки.