Алина Знаменская - Венерин башмачок
— Да хоть мумия верховной жрицы! Ты не должна была тащить это одна! Что, некому больше? Полный отряд лбов! А потащила беременная женщина!
— Я… ТЫ-… Откуда ты знаешь?!
— Откуда, откуда — от верблюда1
— Тебе тетя рассказала! — дошло до Ларисы. — Это она поручила тебе пасти меня! Вот почему ты носишься со мной как с писаной торбой!
Догадка взбесила Ларису. А ведь она все поползновения Петрова воспринимала как ухаживания! Оказывается, тетя Инна постаралась! Воспользовалась случаем и поручила Петрову стеречь ее.
Не дожидаясь объяснений, Лариса схватила коробку и помчалась через овраг. Петров — за ней.
Как раз на середине оврага он настиг ее и схватил коробку с другой стороны.
— Пусти! — прошипела Лариса.
— Отдай!
Они вцепились в коробку с двух сторон, никто не хотел уступить. В конце КОНЦОБ Петров дернул коробку на себя, Лариса от толчка потеряла равновесие и рухнула в заросли чертополоха.
— Идиот! — раздалось из лопухов.
Петров, ощутив наконец вес коробки, не удержался и разразился коротким смешком. Он оставил коробку в покое и кинулся на помощь Ларисе. Та попыталась оттолкнуть его и подняться самостоятельно, но силы были неравны. В результате Петров оказался рядом с Ларисой в лопухах и сразу же приступил к примирению. Едва его колючая щека коснулась мягкой бархатистой кожи другой щеки, знакомые ощущения волной накрыли Ларису. На какое-то мгновение она потеряла контроль Мужские губы были активными, а руки — нежными. Лариса поняла, что уже готова ответить ему той нежностью, которая без спроса образовалась внутри и рвется наружу. Но мозг вовремя подал сигнал бедствия. Она вывернулась и вскочила на ноги. Петров тут же обхватил ее ноги и уперся лбом в ее коленки. Это тоже было приятно. Хотелось пройтись пальцами по его волосам. Там были колючки, и Лариса аккуратно вытащила их.
— Мир? — спросил Петров снизу.
— Перемирие, — буркнула Лариса.
Петров переместился на колени, и теперь его голова оказалась вровень с талией Ларисы. Он вдруг повернул голову и прижался ухом к ее животу. Этот жест был настолько интимным… Интимнее поцелуя.
Лариса отошла в сторону. Петров остался на коленях посреди травы.
— Ты не должен этого делать, — строго сказала Лариса.
— Почему?
— Ты не должен вести себя так… будто между нами что-то было! — Ларисе было совершенно непонятно, чему он улыбается, опустив голову в траву.
— Разве я веду себя… так?
— Именно! Ты ведешь себя так, будто имеешь какие-то права на меня!
Петров неторопливо поднялся с травы, отряхнул колени.
— Просто я не хочу, чтобы ты опять попала в переделку. Думаешь, легко было вытаскивать тебя из пещеры? Да ты чуть не утопила меня! — В его темных глазах плясал смех.
Вот и держись от меня подальше! Скоро ты дашь повод для сплетен в лагере. А если ты будешь ходить за мной по пятам, то не удивлюсь, когда скажут, что ребенок похож на тебя!
Лариса решила, что удачно пошутила. Но смеха в ответ на шутку не услышала. Петров в обнимку с коробкой опередил ее и преградил ей дорогу.
— Разве плохо, если он будет похож на меня? — спросил он, и Лариса попыталась разглядеть в его глазах искры недавнего смеха. Их не было. Улыбка выглядела напряженной, а глаза ждали.
— Я пошутила, — пояснила Лариса и попыталась обогнуть Петрова.
Он не пустил ее.
— Посмотри на меня. Я — ничего? — Петров пригладил торчащий на макушке вихор.
Лариса прищурилась.
— Помнится, мама говорила мне, что мужчина должен быть чуть симпатичней обезьяны.
— А я… симпатичней обезьяны? — подхватил Петров. Лариса не удержалась и прыснула.
— И дети у меня ничего получились? А?
— При чем здесь твои дети? — возмутилась Лариса. Ей не понравилось, что грань между шутками и серьезом у Петрова столь тонка и незаметна. — Твои дети похожи на тебя. Мои будут похожи на меня.
— И немножко на меня, — добавил Петров.
— Да с какой стати? — взорвалась Лариса. — Что ты мелешь вообще? Или для тебя нет ничего святого? У меня есть муж, к твоему сведению, и я…
— И ты мечтаешь, чтобы ребенок был похож на него, — хмуро завершил Петров и кивнул в сторону лагеря. — А это, кстати, не его фигура там маячит?
Лариса обернулась. Действительно, наверху, ближе к лагерю, стоял мужчина в светлой рубашке и смотрел в их сторону.
Лариса молча направилась в лагерь. Петров, в обнимку с коробкой, — за ней.
Действительно, наверху стоял Стасик и благодушно улыбался. Он выглядел особенно свежим и ухоженным на фоне пропыленных Ларисы и Петрова.
— Привет, — бросила Лариса, но тут же попала в объятия к бывшему мужу. Его поцелуй пришелся между щекой и ухом.
— Хорошо выглядишь, — похвалил Стасик. Заметив Петрова, протянул руку: — Здравствуйте.
Тот кивнул и поплотнее обнял коробку. Он не собирался пожимать руку Стасику. Но нотариус умел превращать гримасу в улыбку. Он тоже вцепился в коробку и участливо поинтересовался:
— Помочь?
— Нет. Это ценная историческая находка. Лариса Николаевна никому не разрешает к ней прикасаться.
— Серьезно? Вы что-то нашли?
Петрова покоробил снисходительный тон юриста. Звучало это так, будто тот понимает, что все здесь занимаются ерундой, но ничего против не имеет. Петров молча прошествовал мимо.
— Извини, мне негде тебя принять. И, боюсь, не сумею напоить тебя чаем. Время ужина еще не подошло.
— Да ничего. — Станислав пожал плечами. Ему предстояло пристроиться к новой Ларисе. Такой он ее не знал. — Нам нужно поговорить.
Лариса кивнула и двинулась дальше.
— Лариса Николаевна! — В лагере ее сразу атаковали дети,. Юля Земчихина обиженно надула губы. — А мальчишки отказываются чистить картошку! А мы с Олей вдвоем на такую ораву тоже не начистим! Мы вчетвером дежурим!
Лариса пальцем поманила хихикавших за палаткой Сашу и Диму:
— Настоящий мужчина должен уметь чистить картошку, — сказала она на ходу, — мне за вас стыдно.
— Да они шуток не понимают, Лариса Николаевна! — Мальчишки вылезли из-за палатки и неторопливо двинулись к костру.
— Надо же, — усмехнулся Станислав у нее за спиной. — А я так и не научился чистить картошку.
— Мое замечание к тебе не относится, — бросила Лариса и нырнула в палатку.
Станислав задумался: как воспринять ее последнюю фразу? Как намек? Или как комплимент?
Лариса вылезла из палатки с полотенцем в руках.
— Если не возражаешь, пойдем к реке. Мне нужно умыться. Там нам никто не будет мешать.
Они спустились к реке.
— Твоя тетка была у меня, — начал Станислав не слишком решительно, поскольку Лариса ни о чем не спрашивала, ни о чем не беспокоилась. — Наговорила всякого. По-моему, у нее начинается маразм.
Лариса молча расстегнула рубашку, стянула бриджи и осталась в одном купальнике.
— Не хочешь искупаться? — не оглядываясь на мужа, спросила она. И пошла в воду:
Станислав мялся на берегу, совершенно не представляя, как теперь разговаривать. Странная какая-то она стала. Внешне вроде все та же, но ведь совсем не та! Она раньше, бывало, глаз с него не спускала, в рот заглядывала. Собираясь сюда для объяснений, он ждал чего угодно —слез, истерики, упреков, мольбы, наконец. И ко всему приготовился. Но Лариса путала его карты. Она просто вежливо отстраняла его, чтобы он не мешал наслаждаться жизнью. Она плавала, фыркала, намыливалась и снова плавала, совершенно не обращая на него внимания. А когда вышла, стряхнула с себя воду, как особь семейства кошачьих, и завернулась в полотенце, он залюбовался ею, на какое-то время забыв о цели визита. То есть совсем забыл, что это — Лариса, его бывшая жена с вечно озабоченным и слегка испуганным, виноватым выражением лица. Перед ним была женщина, поглощенная собой. Она прислушивалась к себе, словно у нее внутри вот-вот могла зазвучать волшебная музыка.
— Я приехал поговорить о ребенке, — буркнул Станислав, пытаясь своим тоном развеять «чары».
— Да? Говори.
Лариса стала неторопливо отжимать и вытирать волосы.
— Ну… ты — беременна? То есть я хочу сказать — ты уверена в этом?
— Не знаю. Врачи говорят, что да.
— Ну а сама ты?
Лариса посмотрела на Стасика так, что он понял: говорит он не то и вообще ведет себя по-дурацки. А ведь когда ехал, точно знал, что скажет. Он репетировал всю дорогу. И всю ночь после того злополучного разговора с Инной Викторовной. Да, Лариса, конечно, ни при чем. Это видно. Эта кровожадная тетка, эта феминистка хренова воду баламутит.
И что же он хотел сказать?
Станислав напряг мозги, но вид полуголой Ларисы, трясущей волосами, сбивал его с мысли. Он подошел и встал так, чтобы попасть в поле ее зрения. Она обрызгала его каплями.
— Я рад. Нет, я правда рад, что так получилось, — сказал он совсем не то, что заготовил. — Вот ведь как бывает… Когда уже не ждешь… Как ты думаешь, что помогло? Грязелечение или…
— Какая разница? — Лариса пожала плечами. — Над этим я задумывалась меньше всего. Ты что-то хотел? Говори, если можно, скорей. Мне нужно помочь ребятам с ужином. Знаешь, здесь у меня зверский аппетит проснулся. Я ем и ем. — И Лариса улыбнулась так, как улыбалась, только когда была студенткой.