Владимир Топилин - Тропа бабьих слез
Укоряя себя в попустительстве, Гришка чертыхнулся, встал на ноги. Скрываться дальше не было смысла. Кыргыз выдал себя и его. Так или иначе, встреча с людьми неизбежна. На всякий случай приготовив ружье, Григорий смело пошел вперед.
Когда он вышел из тайги на открытое место, ему предстала обыкновенная картина старательского промысла. Неподалеку от ручья был устроен примитивный стан. Под высокими кедрами разместился приземистый балаган-трехстенка, чуть дальше – отвал перемытого песка. На пригорке паслись три лошади. На месте работы стояли, озираясь, два бородатых мужика.
Его появление вызвало у старателей переполох. Мужики испугались лая собаки, теперь ждали появления людей, хотели прятаться, но не знали, куда бежать. Когда Гришка вышел на поляну, лошади увидели его, повернули головы. По их поведению мужики поняли, откуда исходит опасность, бросились в кусты, но было поздно. Гришка узнал их.
– Куда бежите? Стойте!.. Да это же я… Гришка Соболев! – закидывая ружье на плечо, обрадованно приветствовал старателей Григорий, делая шаг навстречу.
Он прошел мимо знакомых лошадей, спокойно приблизился к стану, снял ружье, приставил его к стене балагана, взял кружку, налил из котелка чай, сделал несколько глотков. Его действия выдавали уверенность. Он чувствовал себя здесь своим, как дома. С этими мужиками он был знаком близко, не раз встречался в тайге. Гришка всегда давал им в долг деньги, бывали случаи, бражничал по праздникам. Старатели-золотари были его односельчанами.
Гришка показательно, уверенно ходил на стане взад-вперед, выдавал себя громким голосом, звал хозяев вернуться. Однако перепуганные мужики скрывались, молчали, что вызывало на его губах довольную усмешку: эх, напугал зайцев!
Не скрывая настроение, Гришка присел у костра, снял бродни, вытряхнул из портянок мусор, повесил обувь сушить на вешала. Все еще подавая голос, он внимательно посмотрел по сторонам. Что-то привлекло его внимание, но он не мог вспомнить причину своего любопытства, перевел взгляд на одежду, нарочито стал хлопать руками по вещам:
– Выходите! Вот уж, у страха глаза велики… сами удрали, а золото бросили! А ну, как медведь выйдет?!
Но и на эти укоры ответом ему был тишина. Подбежал Кыргыз, смотрит на тайгу, нюхтит, сердится, чует людей. Вероятно, мужики убежали так далеко, что не слышали его голос. Недоумевая от трусости, Гришка встал, прошел к ручью, теперь уже крикнул громко, приложив ко рту ладони.
Опять никаких признаков жизни… что за дела? Пожимая плечами, осторожно переступая босыми ногами по камням, Гришка прошел по отвалу, опять крикнул. Никто не выходит. Он прошел еще дальше, вверх по ручью, к свежему, грязному, недавно промытому песку, встал на край приямка, еще раз закричал.
Молчит тайга. Лишь в кронах кедров шумит ветер, на поляне храпят кони, да негромко рычит, посматривая по сторонам, Кыргыз.
Гришке не по себе: что происходит? Все же ожидая хорошего, он равнодушно смотрел во все стороны, на высокие горы, угрюмый лес, холодный чистый ручей. От нечего делать он толкнул ногой кирку, перевел взгляд на брошенный лоток… В голову будто кто плеснул кипящий свинец! Гришкины щеки опалили горячие языки пламени, а между лопаток приложили лед. Гришка узнал знакомый лоток для промывки золота!..
Когда-то давно, в пору познавательного отрочества, в тот год, когда Гришка добыл своего первого медведя, отец брал его с собой к далекому Искерки-таг. Много дней ушло на увлекательное путешествие. Сейчас он не помнит, сколько ночей им пришлось провести под открытым небом, какими долгими и крутыми казались первые перевалы и хребты и как болела спина и ноги юного мальчугана от спины коня без седла в долгой дороге. Отец показывал сыну дикую тайгу, ненастойчиво учил тонкостям и премудростям промысловой жизни, показывал гольцы и распадки, рассказывал, где и как лучше пройти в том или ином месте. Гришка трепетно воспринимал уроки мудрости, – «Внимательно смотри вокруг, и увидишь!» – сухим мхом впитывая в себя любой секрет, который мог оказаться во благо. Как прилежный ученик, он быстро научился разводить костер без спичек, находил вонь-траву, отпугивающую комаров и мошку, умело разбивал стан на открытой местности, знал, из чего лучше приготовить веревку, если порвалась лямка у котомки. Когда они возвращались домой, отец вдруг остановился перед старым, корявым, изогнутым ветрами, высотой и временем сухим кедром. Осмотрев умирающее дерево со всех сторон, довольно улыбнулся находке:
– Вот, Гришка! Смотри, какой хороший получится лоток песок промывать!
Он тогда был немало удивлен его словам, но, так как против отца не смел перечить даже бровью, стал беспрекословно помогать ему осуществить задуманную идею. Гришка хорошо помнит, как долго они пилили ствол в нужном месте, потом кололи сутунок на прогонистые отщепы, добираясь до болони. Сейчас он не может подсчитать точное количество рябиновых клиньев, вырубленных им для работы.
Прежде чем вбить в дерево очередной клин, отец долго изучал направление волокон, высматривая, куда пойдет направление раскола. Потом, осторожно забив рябинку в толщу, он бережно, осторожно попеременно подбивал один, другой, третий, пятый клин в свое время, давая задуманному одновременную трещину. И каковым удивительным был конечный результат, когда в последний момент, отделившись от основной массы кедра, у него в руках осталась тонкая, овальная, вогнутая пластина.
Лоток получился небольшой, продолговатый, размером с таз. Он был тонкий – с палец; глубокий – в него входило около ведра воды; прочный – за счет ненарушенных, целых волокон; и удивительно легкий – не тяжелее топора. Позже в работе при промывке песка Гришка был доволен качеству промытого золота. В заборах лотка, между волокон, вместе с самородками и «спичечными головками» отлично задерживались кропалики и шлихи, в то время как ненужная грязь и легкие присадки полностью вымывались водой. Такого лотка, как у отца, Гришка не видел ни у одного старателя. Все эти годы Гришка мечтал сделать себе такой же, но так и не мог найти подходящего дерева.
В тот год, когда отец потерялся в тайге, лоток был вместе с ним. Отца он так и не нашел. А лоток – вот он, перед его глазами!..
Трудно передать Гришкино состояние в ту минуту. Ему казалось, что чья-то безжалостная, коварная рука вырвала его сердце. Простые, обыкновенные люди, кого он знал, с кем жил рядом, доверял, оказались врагами, убийцами его отца. Подобное открытие – как шаг в ад, где нет пути назад.
В притупленном, шоковом состоянии Гришка опустился на колени, не своими, чужими руками взял лоток дрожащими пальцами, поднес к лицу. Взгляд Гришки выражал боль: как можно? Сознание разбивалось осколками льда: зачем?
Как долго и больно все продолжалось, он не знает. Из шокового состояния выбил резкий, жгучий удар хлыста в спину. За ним, через мгновение в уши ударил колкий грохот грома.
Гришка упал на землю, лицом на лоток, тут же пришел в себя. Метнувшийся по горам раскат выстрела отрезвил, вывел его из забытья. Он понял, что произошло.
Отточенное чувство самосохранения огненной стрелой пронзило разум. Пружиной сработавшего капкана Гришка вскочил на ноги, сорвался с места, побежал в спасительную тайгу. Он не обращал внимания на испуганных лошадей, на бежавшего за ним Кыргыза, на камни и сучья под босыми ногами, на хлеставшие по лицу ветки. Спасительная мысль, как можно быстрее скрыться от врагов, гнала его очерненное сознание прочь от цепких лап смерти. Он понял, что находится на краю гибели и продлить жизнь могло только бегство.
Гришка плохо помнит весь путь стремительного возвращения. Перед глазами мелькали деревья, кусты, коряги, камни. Используя всю свою силу, он прыгал через колодины маралом, ломился напрямую сквозь молодую подсаду медведем, метался от стволов пихт и кедров зайцем. Перед знакомым местом Гришка резко остановился, затаил дыхание, ожидая погоню. Стеклянная тишина влилась в уши. Притихшая тайга была угрожающим ответом. За ним никто не бежал, и это на какое-то время укрепляло положение.
Рядом привязанный к дереву стоит Рубин. Конь поднял уши, странно смотрит на него: что случилось? Только сейчас Гришка понял, что в подсознательном состоянии выбрал правильный путь, прибежал сюда, к коню. Неподалеку насторожился Кыргыз, смотрит назад, но не рычит, значит, погони пока нет. В Гришкиных руках лоток отца. Он так и не выпустил его из рук. Гришка быстро запихал его в котомку, отвязал Рубина, хотел вскочить на спину коня, однако заметил неладное. Правая нога непонятно тянется, плохо слушается. На бедре липкая мокрота. Григорий хватил ладонью по спине – кровь. Попали… Сняв с себя рубашку, Гришка изогнулся, стараясь рассмотреть рану. Справа, ниже лопаток, рваная дырка. Из нее сочится красная, густая масса. Вероятно, задета печень или даже почка. Понимая это, Гришка горько выдохнул: это конец!..