Гера Фотич - Собачья сага
— Надо ехать в район сбора, — негромко сказал напарник. Мы уже опаздываем.
— Конечно, — тихо ответил Павел.
Он закрыл глаза и прислонился затылком к жесткому подголовнику. «Жигули» рванулись вдоль набережной. Трасса была почти пуста. Переключившись на четвертую скорость, шестерка натужно понеслась загород.
Перед глазами Павла снова образовалась пелена, но теперь он уже знал, что это текли слезы. Он чувствовал, что ни один мускул не дрожит на его лице. Они текли так же ровно, как работал двигатель автомашины, иногда усиливаясь, когда машина шла в гору, и Павел начинал что-то вспоминать; ослабевая, когда машина катилась по наклонной вниз, и он пытался переключить внимание на что-то другое. Продолжал вспоминать, вспоминать, вспоминать…
«Сколько же у меня внутри слез, — думал Павел, — кончатся ли они когда-нибудь»?
Но те продолжали течь всю дорогу.
На пункт сбора приехали часа через два с половиной. Начинало смеркаться. Слезы закончились. Напарник сходил на инструктаж к руководству, а когда вернулся, увидел, что Павел задремал, прислонившись головой к двери. Тронул его за плечо.
— Пора ехать, — сказал он, — установили адрес, где скрываются главари. Указание брать живыми. Нас ждут.
Это была обычная девятиэтажка сто тридцать седьмой серии с черным ходом через балкон. Преступники любили селиться в таких домах, где лестничные пролеты перекрыть было практически невозможно.
Грузовой лифт был рассчитан на шесть человек. Столько в него и вошло. Он дернулся и стал медленно подниматься вверх. Где-то между пятым и шестым этажами он просто встал, и внутри зажглась красная лампочка. До захвата оставались секунды. Старший группы нажал переговорное устройство с аварийным диспетчером.
— Сколько вас там народу-то? — спросили по селектору.
— Как положено, шесть человек!
И только здесь все, посмотрев друг на друга, увидели, что их не совсем шесть, поскольку на каждом был надет тяжелый бронежилет, металлический шлем, на поясе был закреплен полный боекомплект, а через плечо висел автомат.
— Ждите, — сказал диспетчер, — аварийная группа выезжает. Но не вздумайте пытаться выйти — лифт может обрушиться!
Сотрудники молча посмотрели друг на друга. Наступила тишина, которую нарушало только легкое пощелкивание включенных радиостанций.
— Первый, я второй, мы застряли в лифте! — тихо сообщил старший в радиостанцию.
— Уже поздно, — раздалось в микрофоне, — выкарабкивайтесь, третий и четвертый пошли!
Из висящих радиостанций прозвучал громкий хлопок, а потом послышались приглушенное стрекотание выстрелов. В лифте слышалось лишь учащенное дыхание сотрудников. Все повернулись к старшему, устремив на него взгляды сквозь опущенные стеклянные забрала.
Мучительная тоска навалилась на Павла. Слыша через микрофон атакующие крики своих коллег и, казалось, чьи-то стоны, он никак не мог понять, почему второй раз подряд он не успевает придти на помощь своим близким, танцующим опасный танец под пулями врагов. Как не успел к последнему смертельному танго своей собаки. И уже не слыша ничего в охватившем его отчаянии, он достал штык и вонзил его между дверей лифта. Налег на него сбоку. Коллеги поддержали, воткнули в образовавшуюся щель дуло автомата, затем приклад, еще один. И кто-то более худенький уже смог протиснуться. Его подтолкнули снизу, а затем он протянул руку и по очереди все оказались на площадке. Устремились вверх по лестнице. Пробегая один пролет за другим, Павел увидел испуганную старушку с девочкой лет пяти, прижавшихся к стене.
— Ты их не бойся, бабушка, это черепашки ниндзя! — настоятельно говорила девочка, успокаивая бабушку. — Они спешат к кому-то на помощь!
Дальнейшая операция продолжилась в области уже ночью. Павлу с напарником поручалось незаметно проникнуть в один из домов на краю деревни и произвести осмотр. Дом стоял на отшибе ничем не огороженный и был похож на заброшенный трехэтажный особняк. По плану внизу находились подсобные помещения, а вход был оборудован лестницей, поднимающейся на второй этаж. На третьем был недостроенный чердак. Хозяева дома не подавали признаков жизни, хотя разведка сообщила, что они внутри.
Сотрудники технического отдела подобрали ключ к входной двери и раздобыли план дома, которые получил напарник. Он должен был идти первым, повернуть направо по коридору и, пройдя гостиную, проникнуть в спальню, а Павел свернуть от входа налево, где в кладовке, как предполагалось, находился склад с оружием. Нужно было блокировать его от хозяев. Если в доме никого не окажется, то вызвать по рации подкрепление и организовать засаду.
На улице вокруг дома расположились бойцы группы захвата, на случай оказания сопротивления.
Проверив радиостанции и договорившись об условных сигналах, группа двинулась к дому. Аналогичным образом другими сотрудниками блокировались еще несколько домов в этой деревне.
Фонари включать запрещалось. Павел с напарником стали осторожно ползти к крыльцу. Затем, стараясь не шуметь, поднялись по лестнице. Поковырявшись немного с замком, напарник открыл дверь. Скрипнула несмазанная петля. После того, как в черной дыре проема исчез напарник, в нее нырнул Павел. В доме было тепло, даже в прихожей. Только отсутствие света напоминало о внешней заброшенности.
Павел прислушался. Где-то далеко звучал работающий телевизор.
«Это хорошо! — подумал он про себя, — Меньше будут прислушиваться».
Нащупав левой рукой косяк двери, он осторожно проверил пространство перед собой правой. Ничто не загромождало проход. Деревянный пол был набран плотно, без щелей, и практически не скрипел. Не торопясь, прижимая автомат к груди, он двинулся на корточках по намеченному маршруту, вспоминая его на карте. Осторожно зондируя пространство впереди себя вытянутой рукой, напряженно вглядываясь в темноту, Павел продвигался к цели. Он пытался услышать движения напарника, но только чувствовал его дыхание. А может, это ему просто казалось. Внутри коридора стена оставалась бревенчатой, и Павел двигался вдоль нее, готовый в любой момент прижаться к ней, чтобы дать отпор. Неожиданно его рука уперлась в деревянную резную поверхность. Он провел по ней ладонью и понял, что это филенка двери. Подполз ближе и встал на ноги, ощупал ее двумя руками. Двустворчатая дверь. Или большой шкаф. Снизу под полом послышался шорох. Он подумал, что это мыши и не стал отвлекаться.
«Склад», — мелькнуло в голове.
Он мысленно воспроизвел виденный ранее план дома и, удовлетворенный, успокоился — все совпадало.
Справа была слегка шероховатая стена, слева — бревенчатая.
Иного пути не было. Павел нашел ручку двери и осторожно нажал ее…
Больше Павел ничего не успел подумать. Он почувствовал, как пол под ним исчез, а он сам летит куда-то вниз. Автоматически раскинутые в стороны руки ударились о невидимые выступы. Наклоняясь вбок, он сильно стукнулся каской. Затем что-то больно царапнуло по щеке от подбородка к виску. Щелкнул ремешок, резанув по горлу, и сорванный шлем улетел куда-то в сторону, глухо стукнувшись обо что-то очень твердое. Павел попытался сгруппироваться, согнув ноги в коленях и прижав их к груди, но помешал висящий спереди автомат. Пришлось обнять его руками сверху, зажав предплечьями. И тут он почувствовал толчок в грудь, услышал треск пластика радиостанции. Потом удар по затылку, после чего голова стала тяжелая и неподвижная, словно ее зажали в тиски. Павел потерял сознание.
Он не знал, сколько времени находился в беспамятстве. Хотел открыть глаза и, кажется, это получилось. Но вокруг была такая кромешная темнота, что ему показалось, будто глаза продолжают оставаться закрытыми. Он хотел проверить это, дотронувшись до них рукой, но сил не было. Невозможно было пошевелить ничем, словно в живых осталась только его голова, которая продолжала пытаться думать и анализировать. Единственное ощущение, которое говорило, что у него есть не только голова — непосильная тяжесть в груди. Словно на нее положили тонну цемента и продолжали сыпать еще. Дыхание было такое скрытное и неглубокое, что, казалось, можно совсем не дышать. Где-то внутри живота стали образовываться газы. Сдерживать их не было сил — они, медленно, едва слышно шипя, выходили наружу, но запаха он не чувствовал. Ему почудилось, что организм переходит на совершенно другую систему жизнеобеспечения, а это значит — он умирает. Павел вспомнил, что многие научные издания твердили о том, что, умерев, человек начинает видеть себя сверху, и приготовился это сделать. Тяжесть в груди продолжала расти, не давая дышать, но с каждой секундой это становилось все более привычным, и, казалось, что кислород скоро будет совершенно не нужен.
«Но как же я смогу увидеть себя в этой темноте? — думал Павел, — или просто мешают плотно прикрытые веки»?
