Александр Клюге - Хроника чувств

— Я все это так сразу не запомню, — ответила Эльза.

— Здесь все написано.

— Я не разбираю ваш почерк.

Она даже по-настоящему не взглянула на записки. Грузчики вносили стулья. Фройляйн Эльза воспользовалась моментом.

— Подождите, — крикнула она, — я покажу, куда нести.

Тем временем попечительница уже поняла иерархический уклад дома. Меня никто не будет слушать, сказала она себе, потому что эта дама не обращает на меня внимания, а с ней мне не совладать. От ее распоряжений нет проку, если видно, что это ее не интересует. Все дело в том, каким тоном что сказано. Именно тон — настоящее распоряжение.

Хозяйка дома обходила стороной заваленный вещами вестибюль, в котором попечительница с ребенком просидела еще несколько часов. Электрики вешали люстру. Им попечительница передать ребенка как полагается не могла. И тогда она увела ребенка к машине и уехала, забрав его снова с собой.

Изначальный разлад

Жена Берендса была тираничной. Ну так, значит, он сам в этом виноват, сказал Фриц Герлах. Все это сложилось не без его участия.

— Зачем ты вообще на ней женился, если вы вечно с ней ссоритесь?

— С ней ссоры не затеешь.

— Что? Мы же видим, что вы только и делаете, что ссоритесь.

— Настоящей ссоры она не выносит.

— То есть то, что мы видим, — еще не ссора?

— Не настоящая.

— И потому вы ссоритесь?

— Что вообще значит «ссориться»? Я уж и не знаю.

— То, что вы нам демонстрируете.

— Это не ссора, потому что иначе она бы тут же ударилась в болезнь. Она умеет нагнать себе пару градусов температуры, тут же у нее начинает болеть спина и прочее. Так что я могу не заботиться об аргументах.

— Она не аргументирует?

— Она тут же заболевает.

— Однако воздух вокруг вас наполнен аргументами.

— То есть ты полагаешь, что аргументация — это ссора?

— Нет, но вы и не аргументируете.

— Но ты только что говорил иначе.

— Но и ты не ответил на мой вопрос. Зачем ты вообще на ней женился?

— Так сложилось.

— Как это понимать?

— Практически невозможно аргументированно это разбирать. С ней это было невозможно. У нее тут же начинались обмороки.

— И это была причина женитьбы.

— Практически да. Я хотел объяснить ей, до какой степени мы друг другу не подходим. Что было бы разумнее расстаться, а она в ответ потеряла сознание.

— И тебе пришлось везти ее к врачу, и никакие дискуссии уже были невозможны?

— Именно так.

— А потом вы поехали в загс?

— Сначала надо было подать документы, выждать срок.

— То есть опять не было времени на размышления.

— Время размышлений для меня, не для нас двоих. Только я заговаривал об этом, она закрывала тему.

— Мне кажется, это было необдуманно.

— Не с моей стороны. Я все обдумал. Но ничего из своих раздумий не мог высказать.

— Подобное решение всегда принимают вдвоем.

— Верно. А вдвоем не получалось никакого решения.

— Так что вы автоматически оказались женатыми?

— В некотором роде.

— Так сказать, из вежливости. Ты не решался противоречить, опасаясь обмороков с ее стороны, так что в конце концов ты и получил этот результат?

— Точно так.

— А она тоже так считает?

— Об этом с ней никто не может говорить.

— В твоей аргументации кое-что не так.

— Это и не была аргументация, а поступательный процесс, шаг за шагом.

— И в основе — несогласие?

— Изначальный разлад.

— Кто проигрывает в ссоре?

— Всегда оба. Я добиваюсь своего, она заболевает.

— И все это продолжается?

— Да.

— Нельзя тратить всю жизнь на ссоры. Это отравляет окружающую атмосферу.

— Но я же сказал, что это не настоящая ссора.

— И как же ты назовешь эти пререкания, от которых страдают ваши друзья?

— Раздор.

— И какая разница между ссорой и раздором?

— Изначальный разлад.

— То есть вам никак нельзя было жениться?

— Никак.

— Но если смотреть на ваши раздоры, то кажется, что вы словно созданы друг для друга. Когда я вижу другие ссоры, то там нет такого сочетания, как у вас.

— Что ты все заладил «ссора». Все не так просто. Она использует иное оружие, не сочетающееся с моим, и у нее другие цели, не те, что у меня.

— Выходит, что ты ей служишь, и практически получается согласие?

— Против моей воли.

— И против ее воли?

— Да, ведь то, как я ей служу, ей ничего не дает, и она оказывается слабой.

— Но эта слабость — ее сила.

— В аргументации — да, это ее самый сильный аргумент.

— Устанавливающий согласие.

— Если тебе угодно…

— То есть вместо ссоры мы можем сказать «согласие»?

— Смотри куда повернул…

— Это не я повернул.

— А кто?

— Вы.

— Только не я.

— Так, может, ты поэтому на ней женился?

— Пока я с тобой говорю, мне кажется, эта идея могла бы мне понравиться.

— Это источник шуток.

— Для кого?

— Для нас, для тех, кто вас окружает.

— И как ты думаешь, что бы она сказала, если бы я так ей это представил?

— Она выцарапает тебе глаза.

— Нет, она не настолько активна. Она заболеет.

— Это наводит меня на мысль, что жизнь ваша, в сущности, вполне здоровая. Она ведь никогда не болеет по-настоящему, это только ее аргумент.

— Похоже, наш разговор идет по кругу…

— Она тиранична?

— Да.

Это «да» вылетело наконец изо рта, потому что Берендс впервые за долгое время видел, что может прямо высказаться, не опасаясь дурных последствий. Герлах предпочел в этот день не углубляться далее в путаницу этих отношений. Поразительно, насколько туго были стянуты узы, связывающие эту пару. Только классическое кузнечное искусство способно произвести подобное соединение, практически без стыков и спаек. В таком соединении нет ничего искусственного. Затянутый узел был настоящим фактом, ничего произвольного. Они были разом соединены друг с другом и были не в состоянии вновь разойтись. Этот образец кузнечного искусства — солидная старинная вещь, которую стоило бы показать оценщику.

Борьба совести и суеверия

Сутенер отправился к психологу. Его звали Максимилиан Конрид, и он выполнял предписание судьи, который был готов освободить его от наказания при условии, что Конрид «изменит курс своей ракеты». Он выбил дверь и отказался возместить причиненный ущерб.

Психолог — а это была женщина — ему понравилась. Он был мягок (то есть не совершал никаких насильственных действий), пока еще не заполучил желаемое. Психологов не было ни в его конюшне, ни в числе намеченных для покорения женщин. Но если он ее завоюет, ее дело будет пропащее. Он собрался заставить ее на себя работать.

В течение сеансов сделать это было непросто. Один от другого отделяла неделя. Ожидание окончания отведенного на встречу часа портило все время занятия, так что Максимилиан уже через пять минут после начала, под влиянием временных разрывов, терял нить беседы. К тому же он был отделен от женщины столом, так что не мог приблизиться к ней. Он попытался добиться сдвоенных занятий или нескольких занятий в неделю. Психолог же не видела в этом никакой вытекающей из обстоятельств необходимости. Он удрученно сидел перед ней, с безнадежными требованиями, и пытался найти подходящие точки соприкосновения. Объяснения, что ему нужно срочно выполнить предписание судьи, потому что его ждут дела, она не приняла. Ускоренным порядком характер не исправишь, считала психолог. Максимилиан ответил, что и не собирался менять характер, а только хотел «изменить курс своей ракеты», чтобы выполнить судейское предписание. То есть чтобы она быстренько переключила кое-какие провода в его характере (если считать, что он у него есть), чтобы он не крушил больше двери и столы, а занимался своей работой в более деловом стиле.

Однако психолог была женщиной образованной, вполне властвовавшей над своей личностью, а потому превосходившей неотесанного землевладельца Максимилиана, который со своей душой совладать не мог. Несомненно, согласно закону «признанного эгоизма неудержимого протеического Просвещения» победа над «привязанным к месту, полагающимся на опыт, простодушным, неповоротливым и фантастическим своенравием суеверия» была за ней. А сутенер (она тут же угадала род его занятий) считал ее залогом удачи, и весь его интерес был направлен на то, чтобы поставить ее возможности на службу своему предприятию. Он хотел, чтобы его подопечные прошли психологическую подготовку, а на верхней строчке в списке своего прайс-листа он уже готов был указать это прекрасное и наделенное острым разумом создание, ожидая, что за нее можно будет запросить специальную цену. Проблема заключалась для него в том, что он никак не мог вступить с ней в телесный контакт, чтобы разряд его воли перешел на нее, как перескакивает электрическая искра. Поскольку она не соглашалась на сдвоенные занятия, он подстерег ее в конце рабочего дня и был настроен во что бы то ни стало нести ее портфель, провожая по пути к вокзалу.