Алексей Колышевский - Изгои. Роман о беглых олигархах
Микаэл переправил из России в Лондон накипь бесчисленного рода. Собирал отовсюду: из лесов, из горных аулов, из Магаса и Назрани, из Москвы. Кое-кого пришлось выкупить прямо у судебной скамьи. Кто-то приехал сам, прорвавшись сквозь консульскую бюрократию под щитом политического беженца. В то время, когда Микаэл был вором, а затем стал еще и государственным чиновником, вся эта публика ходила в королях. Стоило хромому чучелу упасть с насеста, как родня почувствовала надвигающиеся гонения. Здесь, в Лондоне, Микаэл тратил громадные деньги, чтобы с достоинством содержать всю эту армию родных и близких, потакая их соблазнам. Прекрасные ингушки, его племянницы, транжирили настоящие капиталы в магазинах на Бонд– и Оксфорд-стрит, выбирая страусовые сумочки в двадцать тысяч фунтов, туфельки и платья от Гуччи и Валентино, драгоценности от Тиффани. Горцы обоих типов желали ездить на «Ягуарах» и спортивных «БМВ», посещать ночные клубы и опийные курильни в Чайна-тауне, развлекаться с экзотическими женщинами. Наиболее способных родственников Микаэл определил на должности в семейном бизнесе. Из остального мужского племени он сделал персональных телохранителей.
Ему доложили о моем приходе, он поперхнулся куском пахлавы, долго тряс головой, кашлял, вытирал глаза. Первой мыслью было выставить меня вон, но, хоть и не всегда, мудрость сопутствует возрасту. Покашливая в кулак, Микаэл встал из-за стола, вышел встречать нежданного гостя. Он здорово изменился за то время, пока я был лишен свободы: виски поседели, волосы на макушке почти исчезли, создав на голове Микаэла «озеро в лесу», на лице прибавилось морщин. Две особенно глубокие перерезали лоб, словно трамвайные рельсы. Сделал вид, что не удивился:
– И ты здесь, уважаемый?
– Как видишь, Мика. Разрешили уехать. А у меня во всем городе из знакомых только ты и есть. Прогонишь – отнесусь с пониманием. В деньгах не нуждаюсь.
– Очень рад. Почту за честь пригласить отужинать.
Провел меня за стол, посадил по левую руку от себя, поинтересовался, что буду пить.
– Чай. Не хочу выделяться за общим столом, – пояснил я, – да и разговор есть серьезный.
Микаэл с пониманием кивнул, мол «поговорим после, сейчас кушай». Ужин продолжился в полной тишине, горцы бросали на меня вопиющие взгляды, женщины нарочито смотрели в сторону.
Наконец Микаэл встал, прошептал молитву Всевышнему, соединил ладони, медленно, словно вытираясь, провел ими по лицу. Родственники, будто по команде, беззвучно покинули столовую. Прекрасные ингушки вдруг принялись оживленно болтать и хихикать. Микаэл улыбнулся, покачал головой, поцеловал обеих в темя, сказал что-то по-ингушски. Посмеиваясь, женщины вышли, Микаэл закрыл за ними высокую двустворчатую дверь. Вообще в его доме, принадлежащем когда-то семье богачей-буров, выходцев из южной Африки, все было большим, высоким и надежным.
– Мои милые, бесконечно любимые племянницы, – разведя руками, пояснил он. – Современные девушки, обе не замужем, представляешь? Молоды, как видишь, очень красивы, и только Аллах знает, что мне с ними делать.
Он сел рядом, облокотился на стул и уставился на меня своим немигающим взглядом:
– Расскажи, зачем пришел?
– Повидаться. Понимаю, что ты обо мне не скучал и вообще вряд ли вспоминал, но…
– Да ладно, – Микаэл дернул головой, приподнял краешек верхней губы к носу и стал похож на большую собаку. Черт ее знает, то ли улыбается, то ли предупреждает. – Я же тебя принял, в дом ввел, значит, ты мой гость, а гостеприимство должно располагать к откровенности. Так зачем?
– Ну, хорошо. Обойдусь без вступления. Как у тебя с Феликсом? Я слышал, вроде вы особо не дружите?
(Нет, эта собака точно не улыбается.)
– Вот оно что. Ты от него, что ли? Парламентер?
– Считай, что так, – я импровизировал, чувствуя, что только что вошел в тесный коридор и выход только впереди, назад даже головы нельзя повернуть.
– И чего он хочет? – насторожился Микаэл.
Сразу поверил, вот что значит репутация. Надежная репутация рождает доверие, и однажды, когда уже нечем будет цепляться за жизнь, а личные активы сровняются с уровнем моря, доверие тех, кто знал тебя прежним, обязательно поможет выпутаться, поправит дела, предоставит отсрочку неизбежности.
– А разве ты не догадываешься? Ты его кинул с золотыми приисками, теперь он хочет сатисфакции. Предлагает встретиться на нейтральной территории, обсудить. Ты его знаешь, Микаэл, он сам кидала изрядный, но вот чтобы его так по-тупому нагрели… Он же за тебя вопрос решил, его ребята извели хорошего, в общем-то, человека. А ты так с ним поступил.
Хромой всем телом навалился на стол, тяжело вздохнул. На меня он не смотрел, а уставился в одну точку и молчал. Я, чтобы как-то заполнить паузу, достал сигареты, придвинул к себе чайное блюдце, так как пепельниц на столе не было.
– Не хами, – спокойно сказал Микаэл, – в моем доме нельзя курить. Ты, Паша, извини за грубость, но ты можешь сказать своему новому хозяину, что я согласен встречаться. Я сейчас уже вижу, что мне одному это дело не поднять. Там шестьдесят гектаров земли, из них землей можно назвать от силы пять процентов, остальное скальные породы: базальт, гранит, туда-сюда. Бабки на разработку нужны огромные, а за кредитом обращаться – только шум поднимать. Сразу народу набежит прорва, из «Де Бирс» приедут к этому мутанту – президенту танзанийскому, и я могу вообще всего лишиться, а я за тот участок немало отвалил, между прочим. Короче, так: я сам ему звонить не стану. Появился ты? – прекрасно. Работаешь на Феликса? – очень хорошо, хотя, не скрою, я мог бы платить больше, зная, как ты можешь и умеешь работать.
– Мы бы с тобой не сработались, Мика. Не обижайся, но ты слишком авторитарен, а у меня спина плохо гнется. К тому же у нас с тобой, помнится, были когда-то серьезные противоречия, я очень хотел тебя посадить, а ты этому активно возражал. Да и курить у тебя в доме нельзя.
– Ну, как знаешь, – его задели мои слова, вон как ноздри раздуваются. Прямо скаковой верблюд. Работать на него, каково? Да я подыхать буду… – Когда будет ответ? Я бы мог, конечно, и сам ему позвонить, договориться, но не хочется лишать тебя интересной работы.
– Хочешь унизить меня, Мика? Отыграться за прошлое? Валяй, я не обижусь. Ты себя мнишь тем-кто-может-показывать-пальцем? Это ты напрасно, мною понукать себе дороже выйдет.
Произнося этот полный пафоса спич, я медленно отступал к двери, а Микаэл так же медленно, молча шел на меня. Наконец я споткнулся о дверной порог и чуть не упал. Со стороны это, должно быть, выглядело довольно жалко, но на то она и жизнь, чтобы порой выпадала возможность крепчать в таких ситуациях и, стиснув зубы, идти к намеченной цели. Промежуточные курьезы не вспоминаются, когда плюешь на могилу гадины. Я жесток, к чему скрывать, меня вырастила система, и порой то самое выражение про «упавшую планку» подходит ко мне как нельзя лучше. Но я сдерживаюсь. Нет на свете полностью, по настоящему хладнокровных людей, и то, что именуется обычно «железной выдержкой», есть лишь маска, умело приклеенная на лицо, внутри же вовсю бушует адреналин, разрушающий сердце и нервную систему. Лучше заорать, выплеснуть все наружу, но если бы это было возможно всегда, то, наверное, такой гадости, как инфаркт, на свете и в помине бы не осталось. Коварно сердце человеческое – никогда не реагирует тут же, адекватно проблеме, но накапливает в себе боль и потом сразу всем этим боезапасом стреляет по самому себе.
Я упал бы навзничь, но схватился обеими руками за дверной проем. Удержался. Выпрямился с видом не успевшего потеряться достоинства.
– Бывай, Микаэл. До встречи. Поверь, была бы моя воля, я никогда бы тебя не потревожил. Ты прав – работа есть работа, вернее, не работа, а служба. Я же того, служивый человек. Завтра увижу Феликса, переговорю с ним и сразу дам тебе знать.
Был я в тот момент похож на лебезящую болонку, но хромой клюнул, заулыбался. Они любят такие «победы». Козлы вонючие.
– Ага, давай, Паша. Попутного ветра. И вот еще что, давай общаться согласно субординации. Вот тебе карточка твоего коллеги, он отвечает за обеспечение моей безопасности, ему и звони, он мне передаст.
* * *Она встретила меня в прихожей. Молча подошла, обняла, не дожидаясь, пока я сниму куртку.
– Ты пахнешь дождем. Я люблю этот запах с детства, он мне напоминает Ригу. Там часто шел дождь. Ты будешь ужинать? Я сходила в магазин и приволокла целый мешок еды. Инстинкт женщины, к которой вдруг – о счастье! – откуда ни возьмись на голову свалился мужчинка. Надо же его удержать всеми доступными средствами…
…От полуфабрикатов, даже очень качественных, у меня начинается головокружение, настолько они, что называется, «приелись». А здесь, как в сказке: суп-рассольник «Любовь алкоголика»! Я ел его с такой жадностью, как будто хотел наесться впрок на всю оставшуюся жизнь.
