Автор неизвестен - Азюль
Дальше Борин путь пролегал во Франкфурт, а Юра пошел обратно. Дорога назад вела вдоль шоссе, но на середине поворачивала в лес. Юра свернул и, предвкушая скорое возвращение, шагал вперед бодрым шагом. Ходу оставалось еще около часа. Через пару сотен метров неожиданное препятствие заставило его остановиться. Перед ним, метрах в двадцати, лежало прямо посреди дороги что-то похожее на большой серый валун. Юре показалось это весьма странным, потому что по дороге туда его вроде как и не было. Он подоше ближе, и его глаза стали медленно вылезать из орбит. У валуна оказались глаза! И не только глаза, а еще и целая морда. Причем морда была совершенно определенно кабанья. Встреча с кабаном в лесу сулила незабываемые, но не совсем приятные впечатления. Юра решил не рисковать и двинул в обход через кусты, продираясь через ветки и пристально наблюдая за этим большим сородичем нашей свинины. Сегодня день оказался не его, а может просто не рожден он в год кабана, чуда не произошло и не заметив что-то Юра споткнулся и почти упал. Это новое что-то выскочило у него из под ног другим кабаном и ринулось куда-то в сторону. В тот же момент, потревоженные шумом, изо всех окрестных кустов стали неожиданно разбегаться еще с пару дасятков объектов охотничьего вожделения. Они неслись неизвестно куда, но, по Юриному мнению, конечной целью был он сам, и потому, не долго раздумывая взял мальчик ноги в руки и побежал в сторону лагеря. Через пятнадцать минут он уже переступил порог своей комнаты и рухнул на кровать. Где-то через полчаса Леня, Владик и я, потратив много усилий, выжали из него первое слово, а за ним и весь рассказ о его приключениях. Нам-то смешно было до упаду, а ему совсем и не до смеха.
Через пару часов вернулся Боря. В руках он нес еще живого, правда с перебитым хребтом, настоящего, здорового, как кабан, зайца. Животное неблагоразумно перебегало автотрассу, и попало под колеса какой-нибудь машины. Потом Филипп его жарил, а мы посмеивались над Юрой, что, мол, прежде чем идти охотиться на кабана, нужно потренироваться на зайцах, как Боря. Я посоветовал Боре, не бросавшему привычку посещать аэропорт, брать с собой в попутчики пару кабанов, чтобы дорога казалась веселей и время шло быстрей: Юра же умудрился часовую дорогу за пятнадцать минут пройти.
По версии Бори, Юра, когда охотился на кабана, или кабан охотился на Юру, пострадал, как обычно, стрелочник, а им на этот раз оказался заяц. Ему и сломали хребет. Короче, потом мы пили за здоровье кабана, Бори и Юры, и закусывали зайцем.
Жизнь продолжалась. В следующие дни Катя и я часто бывали у Маи. С ней мне было куда интересней, чем с поднадоевшими Юрой и Леней. Я страшно устал от всех этих «машин», «дел» и прочей чепухи вылетавшей их уст моих молодых коллег без перерыва. Параллельно с этим удалось и увиливать от попоек, а также от совершенно бесполезной траты денег: Юра с Леней так обнаглели, что уже считали моей прямой обязанностью их угощать. Наша новая подруга оказалась интересной собеседницей. Она хорошо разбиралась в литературе, читала стихи, но, что касается последнего, то для моего тупого ума стихи не предназначены.
Мои коллеги, сначала тоже подвязывавшиеся в дружбу к Мае, быстро этой затеи отказались. Она также не хотела обсуждать достоинства автомобилей, не говорили о планах «крутых» дел. Я в тайне радовался. Кроме всего прочего Мая оказалась игроком в префереанс и теперь можно было серьезно поигрывать, заманив Борю.
Однажды, отправляясь за куском жареной курицы, я не мог и предположить, что в жизни нашей общины произойдут резкие перемены. Общей компанией с Маей, Юрой, Леней мы вошли в столовую, где нас и остановил Наиф.
— Двое русских идут на трансфер. Филипп и ты, — он ткнул в Леню.
Трансфер — это центральное событие в жизни всякого азюлянта. После трех-четырех месяцев пребывания в лагере, счастливчика направляют в более приспособленное для жизни место, где ему предстоит провести свои два-три года жизни в Германии. Там уже никто не кормит а выдают около пятисот марок на жизнь в месяц. А такие деньги для выходца из Бангладеш или Союза, по сравнению с лагерными восмьюдесятими — уже целое состояние. Там же на этом трансфере и разрешают работать, то есть азюлянт имеет, наконец, возможность получить все то, ради чего он в Германию едет. Мы все живем в лагере ожиданием трансфера, где можно получить более человеческие условия, где можно чувствовать себя не заключенным азюлянтского лагеря, а хоть получеловеком, потому что человеком все равно не дадут. Для меня трансфер, как и для других — способ вырваться из болота тоски. Филипп ходил довольный, он здесь уже давно. На дворе — поздний февраль, уже пора после четырех месяцев сидения и на новую квартиру. За все это время он работал у своего подрядчика недели три, не больше, и много не заработал, потому ему и не терпелось скорее нормально подработать. Леня был совершенно ошарашен. Он все думал, что пойдет на трансфер не раньше Бори или Юры, а то и вместе с ними. Мы с Катей, Юра и, даже, Боря имели сильно удрученный вид. И не только потому, что наши, какие-никакие друзья, к которым мы уже привыкли, уезжали, а и потому, что мы чувствовали себя обойденными. Филипп ехал в Виесбаден — столицу нашей земли, а Леню отправили в сельский район далеко за Фульду, километрах в ста двадцати отсюда. Оба должны уезжать через два дня, и мы начали серьезно готовиться к проводам.
Самой стойкой традицией азюля всегда остаются проводы собрата на трансфер. По этому поводу веселились на полную катушку не только закоренелые выпивохи, типа нас, но и те, кто обычно вел в лагере трезвый образ жизни. Угощали знакомых и незнакомых. Филипп и Леня не собирались отставать от других. У первого деньги водились, а вот для второго они всегда оставались проблемой. Добрый немец, вручивший подарок на Рождество, приезжал еще раз, привозил еду, выдавал и наличными. А Леню пообещал взять к себе в ресторан, но не понятно в качестве кого, ибо представить моего коллегу хоть на какой-то серьезной работе никто не мог. Теперь Лене ничего не оставалось, как позвонить ему опять и сообщить приятную новость, а вместе с ней и не менее приятное известие: нужно пару сотен марок. Я составил соответствующий текст, с соблюдением всех правил приличия, но и наших интересов не ущемляя. Леня выговорил с трудом записанные слова по телефону, но даже такое для него уже подвиг. Мужик приехал, деньги привез.
Вечером следующего дня стол уставили на полученные деньги. Я взял покупку и сервировку на себя, и, оставив Лене на кока-колу и сигареты, вполне прилично потратил дядькин подарочек. Дядьку самого мы все дружно считали дураком, но так как деньги давал он, то пару раз пили за его здоровье и желали, чтобы он не умнел.
Званы на ужин были все наши, в том числе Мая. Осетинскую компанию по общему мнению позвать и можно было бы, но водки мало. Вечер прошел, как и положено удачно. Все, кому надо было — напились.
Под конец, как все уже разошлись, пьяный Леня пристал ко мне.
— Дай мне будильник, а то я завтра не проснусь.
— Леня, — увещевал я его, — час ночи, ты пьяный, завтра ты никакого будильника не услышишь…
Он подумал, кивнул головой и отстал. Я разделся, лег спать и уже первые дремы посетили меня, как раздался стук в дверь. Стучали кулаком. Я чертыхнулся, но вылез из кровати и открыл. Там стоял Леня.
— Слушай, — заплетая язык за зубы, пробухтел он, находясь в полувменяемом состоянии. — Я забыл у тебя будильник попросить…
— Леня, ты, что — дурак?!! Я же тебе говорил, что ты не проснешься. Я тебя разбужу.
— Да, ну ладно, — промямлил он и убрался.
Он ушел, я опять прилег, попытался задремать, но минут через десять в коридоре затопали и в дверь опять забарабанили. Я плюнул, встал, открыл дверь, сказал нехорошее. Там стоял Леня, а неподалеку Боря и Юра. Все хорошенько облиты пивом: видать бегали сейчас и обливались, как дети.
— Ты извини, я лучше возьму будильник.
Я дал ему этот будильник и хлопнул дверью. «Иди ты с ним куда…» подумал я про себя и, уже в третий раз лег. Но сон теперь не шел. Даже повороты с бока на бок не помогали. Прошло еще полчаса и в коридоре опять послышались знакомые шаги, а потом и стук в дверь. Я открыл. У двери стоял, естественно, Леня. Я ему сказал много нехорошего. Долго говорил. Потом спросил, чего он хочет.
— Я хочу будильник у тебя взять, — улыбаясь, но совершенно серьезно заявил он.
Я опять долго и плохо говорил. При этом вспоминал и его и его родственников, говорил все это совсем не в шутку: какие могут быть шутки в третьем часу ночи? Наконец устав, сказал ему, что будильник уже отдал ему полчаса назад. Неподдельно удивленная физиономия, появившаяся у Лени убедила меня, что в своей просьбе он был полностью искренен. Я закрыл дверь.
Через пятнадцать минут в дверь стучали. Силы мои уже были на исходе, и потому я его просто послал не поднимаясь с постели.
