Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

И вот, на фоне невыносимой тоски по Джеффу, этой неисчезающей тайной боли, герой-любовник однажды объявит, что слегка подустал от присутствия в его жизни постоянной женщины, что настал момент, когда «нам обоим следует поэкспериментировать с другими вариантами» (ну, или еще какой-нибудь бред). Твое сердце разбито. Ты в ужасе оттого, что тебя бросают. Ты будешь умолять его не отвергать тебя, дать еще один шанс. Но он останется глух к твоим мольбам. «Послушай, все в жизни эфемерно», — скажет он. И вот ты салишься в автобус и возвращаешься в Пелхэм, где все смотрят на тебя как на падшую женщину, и Дэн захлопнет дверь перед твоим носом со словами, что слишком поздно просить прощения и второго шанса не будет. К тому же примирение невозможно — Дэн встретил очень милую, очень послушную медсестру из госпиталя Бриджтона, которая помогает ему воспитывать Джеффа, и твой сын считает ее своей матерью… потом отец скажет ему (как только мальчик подрастет и сможет понимать такие вещи), что родная мать бросила его ради собственных эгоистических и корыстных интересов…

К тому времени как я дошла до дома Бэбс, меня уже колотило от собственных фантазий. Я постучала в дверь. Мне открыла Бэбс с Джеффом на руках. Он широко улыбнулся, и, как всегда, мое сердце растаяло.

— Даже не знаю, как благодарить тебя за то, что подарила мне два лишних часика, — сказала я.

— Да с ним никаких хлопот. Тебе удалось хоть немного поспать?

— Да, вздремнула.

— По тебе видно, что ты только что с постели, — сказала она. — Я бы на твоем месте хорошенько выспалась сегодня. Ты уж извини, если я что-то не то говорю.

— Слава богу, завтра уик-энд, так что отосплюсь.

— Вот и славно. Желаю тебе хороших выходных, дорогая.

Как только я переступила порог своей квартиры, мне в нос ударил запах жареного чеснока и помидоров. Тоби был на кухне и как раз выкладывал мясной фарш в горячий соус.

— Мог бы и не хлопотать насчет еды, — сказала я.

— Почему нет? — возразил он. — То есть я хочу сказать, мне нравится готовить, пообедать мы все равно должны, и я подумал, что это будет прекрасный повод к примирению.

Я усадила Джеффа в манеж, подошла к Тоби и обняла его.

— Примирение состоялось, — сказала я и поцеловала его в губы. — Извини, что…

Он приложил палец к моим губам:

— Ты не должна ничего объяснять.

Последовал еще один долгий поцелуй, от которого закружилась голова.

— У нас осталась еще целая бутылка «Кьянти», — сказал Тоби. — Почему бы тебе не открыть ее?

Я исполнила его просьбу и, пока орудовала штопором, заглянула в спальню и отметила, что он не только вернул матрас на место, но и аккуратно заправил постель… прямо как в больничной палате.

— Надо же, а ты хорошо воспитан, — сказала я, кивая в сторону спальни.

— Моя мама грозилась лишать меня карманных денег, если я не буду убирать постель каждый…

Зазвонил телефон. Я сняла трубку, рассчитывая услышать голос Дэна. Но со мной заговорил незнакомый мужчина.

— Привет, мне нужен Джек Дэниелс, — прозвучал глухой раздраженный голос.

— Кто? — переспросила я.

Тоби тотчас прекратил перемешивать соус и посмотрел в мою сторону.

— Джек Дэниелс, — рявкнул незнакомец.

— Здесь таких нет, — ответила я.

— Он дал мне этот телефон.

— Послушайте, вы, должно быть, ошиблись номером.

— Нет, это тот самый телефон.

— А я повторяю вам, что здесь нет никакого Джека Дэниелса.

— Есть, есть, — донесся голос Тоби, который поспешил из кухни и избавил меня от продолжения разговора.

— Привет, это я, — произнес он в трубку едва ли не шепотом.

— Тоби, что происходит? — спросила я. Но он сделал мне знак рукой, призывая замолчать, и повернулся ко мне спиной.

Я изумленно уставилась на него, недоумевая, с чего вдруг ему звонят сюда и почему зловещий голос в трубке назвал его чужим именем. Я не могла прочитать ответы по лицу Тоби, поскольку каждый раз, когда я пыталась заглянуть ему в глаза, он отворачивался. Ничего нельзя было понять и из разговора, поскольку он сводился к односложным фразам: Да… хорошо… понимаю… Когда?.. Ты уверен?.. Как долго?.. Что ты увидел?.. И только?.. Хорошо, хорошо… Понял… Да… Прямо сейчас… Да, сегодня вечером… Договорились.

Он положил трубку, но избегал встречаться со мной взглядом. Впрочем, невооруженным глазом было видно, что он побледнел и сильно взволнован.

— О черт, соус! — Тоби бросился к сковородке с загустевшей массой. Судя по тому, как он перемешивал чеснок, помидоры и фарш, нервы у него были на пределе.

— Что все это значит? — спросила я.

Молчание. Он продолжал мешать соус.

— Кто звонил? — не унималась я.

Молчание. Он по-прежнему возился с соусом.

Я подошла к нему, убавила огонь под сковородкой и выхватила у него из рук ложку.

— Расскажи мне, что происходит, — потребовала я.

Он подошел к столу, где я оставила бутылку «Кьянти», налил себе бокал и залпом осушил его. После чего сказал:

— Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.

Глава девятая

До меня дошло не сразу.

— Что ты сейчас сказал? — тихо спросила я.

Он посмотрел мне в глаза:

— Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.

Меня задел его приказной тон. Не «Могла бы ты?..». А именно «Ты должна», как будто у меня нет выбора.

Я внимательно вгляделась в него, и его глаза тотчас выдали страх.

— Я ничего не должна, Тоби, — произнесла я так же решительно, как и он.

— Должна. Иначе федералы появятся здесь в любую минуту…

Федералы. Федеральное бюро расследований. Меня охватила дикая паника, но я старалась держать себя в руках.

— А с чего вдруг сюда явятся федералы? — резонно спросила я.

— Потому что они ищут меня.

— Но почему они тебя ищут?

— Потому…

Он замолчал.

— Потому что, мистер Джек Дэниелс? Так, кажется, звучат твоя кличка или как это у вас называется?

— Мы никогда не называем друг друга по именам, когда говорим по телефону, на случай прослушки.

— И кто же прослушивает твои разговоры?

— Те, кому интересен я и то, чем я занимаюсь.

— Да, но ты всего лишь подстрекатель толпы, осаждаешь здания университетской администрации, строчишь обличительные статейки для малотиражных левацких газет.

— Верно, но я также связан с определенной группировкой…

— Какой еще группировкой?

Он налил себе еще бокал вина и опять выпил залпом.

— «Метеорологи»[39].

О, черт, черт, черт! «Метеорологи» — самое жесткое, радикальное крыло студенческого протестного движения, сборище мутных «революционеров», которые признают лишь динамит в качестве средства достижения своих так называемых политических целей.

— Так ты «метеоролог»? — спросила я.

— Не совсем. Как я уже сказал, я аффилирован с ними…

— Аффилирован? Что это значит — ты у них что, на субподряде?

— Когда я возглавлял ячейку «Студенты за демократическое общество» в Колумбийском университете, мне приходилось контактировать с целым рядом радикальных группировок — от «Пантер» до «Метеорологов». И поскольку большинство «метеорологов» — выходцы из СДО[40], мы были особенно близки с ними. Настолько близки, что, когда я переехал в Чикаго, некоторые члены местной группировки вошли в контакт со мной. Я никогда не приветствовал их экстремизм и насильственные методы, хотя действительно полагаю, что для революционных изменений…

— Почему за тобой охотятся федералы?

Пауза. Он снова потянулся к бутылке.

— Совсем не обязательно пить, чтобы ответить на мой вопрос, — сказала я.

Он отдернул руку и вместо бутылки схватил мою пачку сигарет. Закурив, сделал две глубокие затяжки и сказал:

— Ты читала о взрывах в Чикаго пару недель назад?

— Это когда взорвали правительственное учреждение или что-то в этом роде?

— Региональный офис Министерства обороны, если точнее.

— Это ты взорвал?

— Черт возьми, нет. Говорю же, я противник насилия.

— Ты просто поддерживаешь людей, которые этим занимаются.

— Политические перемены требуют участия теоретиков, активистов и анархистов. И да, здание взорвали «метеорологи». Проблема в том, что… они поставили часовой механизм, который должен был привести бомбу в действие среди ночи, когда в здании никого нет. Но они не знали, что Министерство обороны решило обратиться к услугам частной охранной фирмы для ночного дежурства в здании. Вышло так, что в ту ночь дежурили двое охранников. Оба они погибли.

— Послушай, это всего лишь пара рабочих лошадок. Судя по твоим высказываниям, это малая цена, которую можно заплатить за политические перемены.