Мария Галина - Красные волки, красные гуси (сборник)
– О господи, Сережа! – В глазах Светки читалось беспредельное изумление. – Да что с тобой творится? Ты же всегда надо мной смеялся…
– Да, – устало согласился он, – знаю. И все же… Послушай, давай испытаем ее!
– Как? Хрустальный шар купим?
– Да просто спросим… Ну… про нас что-нибудь.
– Сережа, – медленно сказала Светка – ты уверен, что это нужно? Может, тебе просто показалось?
– Черта с два мне показалось!.. – И он решительно двинулся к двери в пристройку.
– Давай хотя бы подождем до утра, – предложила Светка.
– Она наверняка еще не спит, – возразил он. – Лежит там в темноте, усмехается…
И вдруг явственно увидел, как пятится, чтобы не поворачиваться спиной к этому чуждому существу, спускается по ступенькам, хлопает калиткой и бежит, бежит, пока за ним с грохотом не смыкаются двери электрички.
Осторожно отворил дверь в комнату и тут же отпрянул назад.
– Ты что? – Светка тревожно наблюдала за ним.
– Ее там нет!
Он со скрытым облегчением покачал головой.
– Наверное, опять сбежала.
– Сережа, – терпеливо сказала Светка, – она не могла сбежать. В пристройке нет окон.
Отстранив его, решительно распахнула двери. И недоуменно обернулась к нему.
– Вот же она! Да что с тобой делается?
Из-за ее плеча заглянул в пристройку. Девочка сидела на раскладушке и молча смотрела на них. Он помотал головой, отгоняя наваждение.
– Давай, – повторил, – давай спросим ее о чем-нибудь!
И, дернув плечом, чтобы сбросить умиротворяющую руку Светки, шагнул в пристройку. Девочка по-прежнему сидела не шевелясь, косая полоса света, падающего из-за двери, выхватывала половинку прозрачного лица – остальное сливалось с бревенчатой стеной пристройки.
Лунатичка, – подумал почему-то. И негромко окликнул:
– Эй!
Она чуть повернула лицо – теперь оно светлым пятном парило в сыром полумраке.
– Ты узнаешь меня?
– Узнаю, – отозвалась она удивленным, тоненьким голосом, – ты – папа.
Как же, подумал он.
Сесть рядом с ней на раскладушку почему-то не решился: так и топтался у порога.
– Кем я работаю?
– Программистом, – тихонько ответила девочка.
– Ясно. А… мама?
– Она песни собирает. И поговорки. Нет, пословицы… Нет, поговорки… опять я спуталась.
– Ну, – обернулся к Светке, – ты ей про работу рассказывала?
– Да, – удивленно ответила та, – немного.
Он задумался. Что бы ее спросить такое… А!
– Где я в Москве живу, описать можешь?
Девочка напряженно сдвинула светлые брови.
– Ой, ну… Смешное такое название… Перхушково, вот! Высокий дом такой, красивый. С балкончиками. На шестом этаже. И у меня есть своя комната, и там такие красивые обои с динозавриками…
Помолчала и весело добавила:
– Мы их вместе клеили.
Он покачал головой.
– Ну вот, – миролюбиво сказала Светка. – А ты уж вообразил бог знает что.
Он слегка расслабился.
– Да, – согласился, – промашка вышла.
И уже девочке:
– Все ты выдумываешь, глупая. На Маяковке я живу.
– Ты же сам говорил, скоро будут расселять, – неожиданно и совершенно нелогично заступилась Светка.
– Ну и что? – Он покачал головой. – Теперь всех расселяют.
Никакая она не ясновидящая, просто дурочка или фантазерка. Может, вся эта история – просто совпадение? Мало ли, на него одного, что ли, сом напал? Господи, но почему же он никак не может заставить себя взглянуть ей в лицо? Почему так передергивает при случайном прикосновении к беззащитному детскому тельцу? Словно и не ребенок это вовсе, даже не человек – нечто, что зародилось в слепом сыром сумраке, вылупилось из бесформенной массы, из смеси водяной пыли, травы и мокрой, кишащей дождевыми червями земли…
– А скажи-ка… – Он лихорадочно подыскивал правильный вопрос. Какой-нибудь бесспорный вопрос.
– Хватит на сегодня, Сережа, – тихо, но твердо сказала Светка.
Устало махнул рукой и уже повернулся, чтобы идти прочь, как вдруг его остановил голос девочки: отчетливый, звонкий и любопытный.
– Папа, а почему ты так кричал на маму из-за дяди Фила? Я даже убежала и спряталась.
Он резко остановился.
– Когда это я кричал?
– Вчера…
Покачал головой.
– Тебе показалось.
Но она продолжала:
– Что это уже не в первый раз, что тебе надоело…
– Слушай, – устало сказал он, – прекрати.
– …и что тебе понятно, почему ее весной тянет в эту дыру.
Он шагнул к темному силуэту на постели и, нащупав худенькое тельце, почти в полную силу встряхнул его.
– Заткнись, сказано!
– Сережа, – тихо проговорила за спиной Светка, – но ты же сам начал.
Отпустил девочку и, взяв Светку за локоть, вывел ее из пристройки, плотно прикрыл за собой дверь. Светка недоуменно глядела на него.
– Ты ведешь себя странно, – сказала она наконец.
Он чуть не рассмеялся.
– Я? Я веду себя странно?
Сильней сжал ей локоть.
– Послушай, неужели ты ничего не замечаешь? То, что она несет… в этом нет никакого смысла, никакой логики, но она… вползает, вот именно, вползает в нашу жизнь… она… черт знает откуда взялась, и смотри, как быстро она успела тебя приворожить.
– Ну, выдумщица она, – мягко сказала Светка, – ну, вруша… но ведь ты так себя ведешь, как будто это не маленькая девочка, а какое-то чудовище.
– Вот именно.
– Ты просто ревнуешь, – неожиданно сказала она.
Вытаращился на нее.
– Я? Я ревную?
– Привык, что все вокруг тебя вертится, а когда появился еще кто-то, требующий внимания, ты и поднял шум. И хватит, прошу тебя, на нее наскакивать. Иначе…
– Что – иначе?
Но Светка только пожала плечами и отвернулась.
До утра они больше не разговаривали.
Не разговаривали и утром, когда он встал, выпил чашку холодного, но почему-то безвкусного молока и вывел из сарая велосипед.
Дорога раскисла, требовались дополнительные усилия, чтобы нажимать на педали; мокрый, как мышь, он оставил велосипед у белого приземистого здания с табличкой «Администрация» и вошел.
– Ну что? – спросил с порога. – Звонили в район?
Участковый поднял голову, одновременно задвигая ящик стола.
Небось детектив читает, подумал он.
– Звонил, – ответил тот недовольно. – И чего каждый день сюда ездить? Я же говорил с вашей женой.
– Когда это? – недоверчиво спросил он.
– Вчера зашел. Мимо проезжал и зашел. Хотел посмотреть на девчонку-то, но вы как раз на речке были. В дом я не заходил, она к калитке подошла. Я ей и сказал, что сигнала в район пока никакого не поступало. А вот в интернат ее можно пока поселить – договорился я. Но она сказала – не надо. Вы, мол, собрались удочерить девчонку, если родители не объявятся.
Наткнулся на непонимающий взгляд.
– Она вам что, не сказала?
– Нет… – И, отводя глаза, чтобы не видеть сочувственного лица участкового, добавил: – Может, забыла.
Тот вздохнул.
– Сама, видать, решила, с вами не посоветовалась. Все они, бабы, такие. Сначала делают, потом думают.
– Да, – пробормотал, – да, наверное. Я… поговорю с ней.
Велосипед раскалился так, что прикосновение к металлу ожгло руку. Он жал на педали, подпрыгивая на ухабах… так, значит, Светка еще вчера решила оставить девчонку. И ничего не сказала – словно он пустое место какое-нибудь. Да что ж такое было в этой соплюшке, что она к ней так прикипела! И почему… почему так не хочется возвращаться в дом, по которому бродит маленькое, белесое, чуждое существо?
Бросил велосипед у калитки – и как вчера не заметил отпечатавшийся в глине след мотоциклетных протекторов? – вошел в дом.
Уже на крыльце его слух резанул громкий, заливистый, счастливый смех. Смеялась девчонка, хохотала Светка, им вторил еще чей-то, чужой голос.
Фил, с завязанными глазами, стоял посреди комнаты, пытаясь поймать этих двух идиоток, которые увертывались, визжали и были так увлечены, что даже не заметили его появления.
Девочка метнулась в одну сторону, Светка – в другую, но Фил, вытянув длинную руку, успел поймать ее, и она отбивалась, мотая головой, чтобы стряхнуть упавшие на лицо волосы.
Он кашлянул.
Радостный визг замолк, и в комнате воцарилось молчание.
– Помешал? – холодно произнес он. – Прошу прощения.
Два одинаково разгоряченных лица уставились на него – лишь теперь заметил, до чего они похожи; словно их гостья мимикрировала под Светку, повторяя черты ее лица, как камбала воспроизводит цвет камня, на котором лежит.
Фил сорвал повязку с глаз и теперь стоял, растерянно хлопая бесцветными ресницами.
И почему-то при виде этого растерянного лица что-то в нем лопнуло, точно радужная пленка пузыря на поверхности лужи, оставив пустоту и какое-то странное, звенящее ощущение нереальности происходящего.
– Вон! – заорал. – Убирайся!
Господи, да неужели это я так кричу?
– Вечно ты крутишься тут! Теперь ясно почему.
– Сережа, – неуверенно вступилась Светка.
– А ты… – обернулся к ней, – ты, шлюшка!