Итало Кальвино - Если однажды зимней ночью путник
Сегодня набрел на стайку ребятишек. С виду бойскауты – восторженные и одновременно дотошные. Носятся по лугу с какими-то полотнищами и растягивают их в форме геометрических фигур.
– Подаете знаки самолетам? – поинтересовался я.
– Нет – летающим тарелкам, – отвечают они. – Мы наблюдаем за неопознанными объектами. Здесь у них что-то вроде воздушного коридора. В последнее время им частенько пользуются. Говорят, это все из-за одного писателя. Он поселился где-то рядом. Через него инопланетяне хотят вступить в контакт.
– С чего это вы взяли? – спрашиваю.
– С того, что этот писатель давно уже ничего не пишет. Никак не сдвинется с мертвой точки. Во всех газетах спорят, в чем тут дело. По нашим расчетам, инопланетяне нарочно не дают ему работать, чтобы он отучился от земных привычек и смог вступить в контакт.
– А почему выбор пал именно на него?
– Инопланетяне не имеют права на прямой контакт. Вот им и приходится искать обходные пути. Например, через всякие там рассказы или романы, которые вызывают необычные ощущения. А этот писатель как раз классно пишет. Да и на выдумки горазд.
– Сами-то вы его читали?
– Все, что он до сих пор накатал, не имеет значения. Главное – что он напишет в следующей книге. После того, как сдвинется с мертвой точки. Может, в ней и будет послание из космоса.
– Как же он его получит?
– Передача мыслей на расстоянии. Он и не почувствует. Будет думать, что на него нашло вдохновение. А на самом деле запишет послание из космоса. Послание передадут инопланетяне. Они настроятся на волны его мозга.
– И вы расшифруете послание?
Они не ответили.
При мысли о том, что мои юные друзья так и не дождутся желанного контакта с инопланетянами, становится немного досадно. Собственно говоря, почему бы в следующей книге не придумать что-нибудь такое, что они приняли бы за долгожданное послание из космоса? Пока не знаю, как это у меня получится. Вот сяду писать и соображу.
А что, если все именно так, как они говорят? Что, если мне только кажется, будто я пишу сам по себе, а на самом деле – под диктовку инопланетян?
Жду не дождусь знака из галактики. Роман застрял. Если прямо сейчас начну строчить страницу за страницей, значит, инопланетяне направляют мне свои послания.
Пока меня хватает только на то, чтобы вести этот дневник и наблюдать за молодой особой, читающей какую-то книгу. Какую – загадка. Возможно, послание из космоса содержится в моем дневнике? Или в ее книге?
Ко мне пожаловала девица, готовящая доклад о моем творчестве для представительного, как она выразилась, университетского семинара. Видно, в моих книгах она находит наглядное подтверждение своих теорий. Это, конечно, о многом говорит. Вот только не знаю – в пользу книг или теорий? Из ее речей, весьма обстоятельных, я понял, что поработала она основательно. Правда, в ее восприятии мои книги стали совсем неузнаваемыми. Не сомневаюсь, что эта Лотария (так ее зовут) прочла их вполне добросовестно. Однако сдается мне, что читала она с единственной целью найти доказательство того, в чем была уверена еще до чтения.
Попробовал высказать ей все это. Она парировала запальчиво:
– А что, в ваших книгах нужно читать только то, в чем уверены вы?
– Отнюдь, – ответил я. – Я-то как раз жду, что читатели откроют в моих вещах то, чего я и не знал. Впрочем, этого можно ожидать от тех читателей, которые сами ожидают прочесть нечто такое, чего они не знают.
(Хорошо, что я смотрю в подзорную трубу на ту молодую особу с книгой. Значит, не все читатели таковы, как эта Лотария.)
– Вы ратуете за пассивное, уклончивое, упадническое чтение, – заметила Лотария. – Так читает моя сестра. Она не задумываясь поглощает книги Сайласа Флэннери. Вот я и решила построить свой доклад именно на них. Если хотите знать, я для того и проштудировала все ваши опусы, мистер Флэннери, чтобы показать сестре, как следует читать любого автора. Даже Сайласа Флэннери.
– За «даже» спасибо. А почему вы пришли без сестры?
– Людмила считает, что с авторами лучше не знакомиться. Реальное лицо никогда не соответствует представлению, составленному о нем во время чтения.
Наверное, Людмила могла бы быть моей идеальной читательницей.
Вчера вечером, войдя в кабинет, я увидел, как из окна выпрыгнула тень незнакомца. Кинулся было вдогонку, но его и след простыл. Часто, особенно по ночам, мне кажется, что в кустах около дома кто-то прячется.
Выхожу крайне редко. И все равно, такое впечатление, что в моих бумагах роются. Из рукописей не раз исчезали страницы. Через несколько дней они снова оказывались на месте. Иногда просто не узнаю собственного текста. Как будто начисто его забыл. Как будто изо дня в день настолько меняюсь, что уже не узнаю самого себя в себе вчерашнем.
Я спросил у Лотарии, прочла ли она книги, которые брала у меня. Нет, не прочла. У нее с собой нет компьютера для обработки текста.
Имея нужную программу, объяснила она, за считанные минуты можно прочесть целый роман и составить частотный список всех слов. «Тогда я сразу получаю прочитанный текст. Бесценная экономия времени. Ведь, читая, мы, в сущности, следим за чередованием сюжетов, повторяемостью форм и значений, не так ли? Компьютерная считка дает мне частотный список. Я просматриваю его и понимаю, что можно взять для себя из данной книги. Естественно, чаще всего употребляются артикли, местоимения, частицы. На них я не обращаю внимания. Главное – значимые слова. По ним я и составляю довольно точное представление о книге».
Лотария принесла компьютерные считки нескольких книг. Это списки слов по частотности их употребления.
– Возьмем книги, в которых пятьдесят—сто тысяч слов, – сказала Лотария. – Советую обратить внимание на слова, повторяющиеся около двадцати раз. Вот, взгляните – эти слова употреблены девятнадцать раз:
вместе, вперед, выстрелы, давай, есть, жизнь, зубы, командир, кровь, отвечать, паук, портупея, твоя, точно, часовой, ясно...
А эти – восемнадцать раз:
брюхо, вечер, здорово, картошка, мертвый, настает, новый, пилотка, покуда, пошел, пройдет, ребята, те, точка, француз, хватит...
Вы уже догадались, о чем речь? – спрашивает Лотария. – Книга, конечно, о войне. Сплошное действие, сухой язык, жестковатый стиль, сцены насилия. Весь сюжет как на ладони. Для убедительности полезно заглянуть в перечень слов, употребленных только раз. Хотя от этого они не менее значимы. Ну, скажем, такой ряд:
панталоны, платье, подвал, поджарый, подземелье, подземный, подкоп, подрыв, подрывной, поляна, потихоньку, похоронить, пролетарии...
Нет, здесь не все так ясно и просто, как могло показаться. Эта книжица с двойным дном. Его-то я и буду искать.
Лотария протягивает мне следующие списки:
– А вот совсем другая вещь. Это сразу видно. Вначале идут слова, встречающиеся около пятидесяти раз:
был, ее, мало, муж, Рикардо (51); была, вещь, вокзал, есть, ответил, перед (48); все, комната, Марио, несколько, раз, только (47); казалось, пошел, утро, чей (4б); должен был (45); до, имел бы, рука, слушай (43); вечер, годы, девушка, Делия, кто, руки, ты, Чечина (42); вернулся, мог, мужчина, одна, окно, почти (41); меня, хотел (40); жизнь (39)...
Что скажете? Это явно о личной жизни: тонкие чувства, внутренние переживания едва намечены, скупой антураж, провинциальная обыденность... Для проверки посмотрим слова, употребленные по разу:
перехитрить, полнеть, пониже, превратный, преклониться, преувеличивать, прилежный, приревновать, проглатывала, проглотила, проглоченная, промерзлый, простодушие, профессор...
Ну что же, теперь картина прояснилась: яснее и душевное состояние героев, и условия их жизни... Перейдем к третьей книге:
Бог, волосы, второй, деньги, особенно, почти, раз, тело, счет (39); вечер, вино, Винченцо, дождь, жить, кто-то, мука, причина, продукты (38); ее, зеленый, итак, нежный, ноги, смерть, яйца (36); белый, голова, грудь, даже, делают, день, дети, живет, имели бы, машина, ну, осталась, ткань, черные (35)...
Здесь все намного плотнее, гуще, живее. Сюжет сколочен прочно, грубовато, без прикрас. Вещь откровенно чувственная. Любовные сцены поданы напрямую, раскованно, по-простому. Обратимся к списку слов с частотностью единица. Например:
первозданный, подтверждаться, позор, позорил, позорить, позориться, позоришь, позорище, позорник, позорно, позорный, позорю, позоря, помидоры, портвейн...[7]
Видите? Чувство вины в чистом виде! Верный знак. Критический разбор можно начать именно отсюда, наметив основные пункты... Что я вам говорила? Быстрый и надежный метод, не правда ли?
Если Лотария и впрямь читает мои книги подобным образом, то тут уже не до шуток. Воображаю, как всякое мое слово пропускается через электронный мозг, заносится в частотную таблицу рядом с другими словами, какими – понятия не имею. Невольно начинаешь подсчитывать, сколько раз употребил такое-то слово. Чувствую, как над этими обособленными слогами тяготеет ответственность за написанное. Попытаюсь представить, какие выводы можно сделать из того, что такое-то слово встречается у меня всего один раз или целых пятьдесят. Не лучше ли его попросту вычеркнуть... Но любое другое слово на этом месте вроде бы не годится... Не знаю, как и быть: хоть не книгу пиши, а составляй списки слов в алфавитном порядке... Поток разрозненных слов... в нем заключался бы пока неведомый мне смысл... Из этого смысла на компьютере с обратной программой можно было бы сложить книгу. Мою книгу.
